Он не любил осень

- Осень прелестна!
- Для кого как.
- Вы не любите осень?!
- Нет.
- Вы - страшный человек!
- Отчего же?
- Все приличные люди отдают ей должное, тем или иным манером!
- Ну, значит вам со мной не повезло...

   День плавился в огне заката, и истомлённый его настойчивостью, отступал в тень опочивальни, нарочно не прикрывая двери насовсем. Из щели, вместе с веером лучей света, выпадали самоцветы звёзд, скатившиеся с чьего-то монисто и вместе с ним доносилось пение птиц, столь удивительно слаженное, особливо коли учесть невозможность разглядеть не только партитур, наскоро, для памяти нацарапанных на свитках берёзовой коры, но и самих хористов.


   Воспоминания о ранней осени, когда свободные от насущных забот птицы готовятся к отлёту на зимовку, всегда вызывали в нём отчётливое горькое чувство, коему сложно отыскать оправдания. Бесспорная привлекательность и многочисленные, признанные большинством прелести этой поры, лишь усугубляли в нём нежелание принять за ней право подводить очередную черту следующим друг за другом жизней.  Даже зима, с её суровым нравом, представлялась ему предвестницей чего-то хорошего, не принявшего покуда ничей образ, но витающего в воздухе, наперегонки со снежинками, озарённого непостижимой, озорной улыбкой.
 
   Прошитое же шёлковыми нитями бельё бабьего лета так скоро делалось неопрятным и, не успевая просохнуть промежду стирок, что устраивали над ними ливни, издавало густой запах долго немытого исподнего. Также он не любил скрытности осенней темноты, её деланной наспех сдержанности, из-за которой ему так часто было одиноко, грустно и откровенно страшно.
И только лишь когда под ногами начинала хрустеть слякоть, продрогшая до увязших, припрятанных в ней ветром веток, как костей, и луна, раздвинув плотные шторы облаков, зажигала одну за другой свечи звёзд... Туман, наваждение его страха рассеивалось понемногу, и ему становилось немного легче дышать, идти, жить.

   Он и вправду не любил осени...