Базар-вокзал или мужское достоинство

Лето. Пятница после полудня. Жара, как в адском пекле. Московский вокзал. Пригородные электрички.
Вечно кишащая беспорядочной суетой, как муравейник, на который случайно пролили этиловый спирт – территория вокзала беспрерывно шуршала, покашливала и толкалась локтями. Доблестные стражи порядка, а без них в этой клоаке было никак, стойко несли всю скорбь и тяжесть непосильного бремени службы, пропитывая, по третьему разу за день, чёрную форму яростным обильным потом.
Пассажиры, а также те, кто намеревался таковыми стать в ближайшие полчаса, сновали сосредоточенно, периодически меняя выражения лиц с дебильновато-серьёзных на окончательно ошалело-безразличных к происходящему.
Какой-то, видимо тренер, с яростной ненавистью к своей профессии в покрасневших от перманентных возлияний глазах, яростно пересчитывал своих питомцев-школьников. Картина эта была и впрямь умилительной. Окрылённые визитом в столицу, юные спортсмены никак не желали поддаваться упорядочению и задорно игнорировали команды охреневающего от жары и скуки педагога. Сотрудники вокзала, осуществляющие пропускной режим, уже несколько раз к ряду пропускали надежды Российского спорта через турникет, а те в свою очередь возвращались обратно в начало собственной очереди. В результате мозг тренера заклинило, так как заскорузлое сознание никак не могло уместить в своей орбите – каким таким образом из тринадцати привезённых на соревнования по городкам раздолбаев стало тридцать три, или сколько там ещё?
После разрешения этого физкультурно-математического конфликта, к турникетам двигались ячейки нашего общества. Вот чета альфа-самца – папуля-муж впереди с барсеткой, мамуля-жена позади с тремя сумками продуктов и детьми на привязи. Вот чета эмансипантов – мамуля-жена впереди, выгуливает свой маникюр, сзади папа-подкаблучник с рюкзаком, тремя баулами и неугомонными отпрысками. Вот чета пофигистов – обоим, пока бездетным, пофиг на всё вокруг, а прежде всего – друг на друга.
Такие себе семейные чётки. Всё прочее было серым, скучным и неинтересным.
Вениамин Эрнестович Непрушко входил на перрон в прекрасном расположении духа. Выходные обещали состояться незабываемыми. Венера Ксенофондовна пригласила его «на потрудиться» ради облагораживания собственной личности, совместив данное занятие с романтическим вечером поэзии и прослушиванием музыки заскучавшего леса.
Непрушко согласился охотно. Москва в эту июньскую пору гнала своих питомцев за город поганой метлой. Кто не успел, тот был обречён лечиться от хандры запоем на территории опостылевшей жилплощади. 
Народа-особей, ожидающих информации на электронном табло, скопилось чересчур – как во времена массовой иммиграции – яблоку негде упасть да и хрен кто это яблоко выронит. Томящаяся масса приглушённо гудела и покачивалась из стороны в сторону, словно участники забега перед безумным стартом.
Вениамин Эрнестович принял данное обстоятельство просто за данность – не более. Это было свойственно его натуре. Что бы не происходило, оно всегда для чего-то нужно и обязательно закончится хорошо. А иначе зачем было задумано столь сложное мировое устройство?
Не успел Непрушко погрузиться в сии философские раздумья, как что-то на табло щёлкнуло, сменились цифры и буквы, толпа рванула к поездам. О! Что это было за зрелище! Скорее всего, именно так мчались мамонты под вероломным напором наступающего ледника – сметая на своём пути любые немыслимые препятствия, беспощадно ломая соседей по гонке и окончательно простившись с остатками разума.
Вениамин Эрнестович, мало того, что был в новом приличном костюме, но прежде всего – он был коренной москвич и потомственный интеллигент! А по сему, не мог себе позволить поддаваться хаосу и всеобщему безумию толпы. Он беспечно шлёпал позади стада оголтелых вепрей, веря в свою удачу и организационные способности родимой РЖД – ведь не олухи там работают, все просчитано и предусмотрено. Но… Электропоезда у нас новые, а пассажиры всё те же – отечественные.
Войдя в вагон, Непрушко тут же оказался в плену, взопревших от нагрузки, тел оккупантов электрички. Сквозь бурелом тяжело дышащих «человеков» было не то что не протолкнуться – любая попытка физического сопротивления натиску со всех сторон сдавливала дыхание и погружала в состояние забытия.
 Однако, кто-то из небесного клира всё же присутствовал и здесь, пусть даже в качестве наказания за нерадивое несение службы. В какой-то момент Вениамин Эрнестович бросил случайный взгляд и обнаружил – о, боги! – свободное место.
-- Прошу меня простить, у вас не занято? – деликатно поинтересовался Непрушко у человека-пельменя.
-- Падай, дядя! – беспечно гаркнул толстяк – Я, как знал, где место занимать!
Вениамин Эрнестович с трудом устроился на кресле, беспардонно занятом громадной ягодицей случайного соседа.
-- Ага! – словно оправдываясь за вынужденные неудобства, всё также бестолково улыбаясь, ляпнул тот и достал большую шаурму – Ваше здоровье!
Шаурма хрустнула под давлением мощных челюстей и брызнула во все стороны белесым соусом. Непрушко с ужасом констатировал точность попадания на свои отглаженные брюки. Человек-пельмень тут же обнажил свои атомы совести и такта, принял виноватый вид и чавкающе извинился:
-- Ну, это, того, короче… 
С этими словами толстяк мазнул жирной салфеткой по брюкам Непрушко. Соусное пятно утратило свою яркость, однако, обрело заметные габариты и непонятную консистенцию.
-- М-да… -- погрустнел Непрушко – Попробуй теперь докажи Венере Ксенофондовне, что это пятно не биологического происхождения!
-- Чего? – выразил непонимание, но участие, толстяк.
-- Приятного аппетита! – натянуто улыбнулся Непрушко и попытался отвлечься.
В динамике вагона прохрипел неразборчивую скороговорку голос машиниста, поезд тронулся, Вениамин Эрнестович решился осмотреть масштабы трагедии. Это было его первой роковой ошибкой. Подняв свой интеллигентный взгляд из-под очков, Непрушко тут же уткнулся в хищные угли нескольких десятков, очевидно, что женских глаз. Народонаселение в вагоне распределилось плотно, но неравномерно. Если учесть гендерный нюанс, а также женоподобность некоторых представителей мужского пола и мужеподобность большинства присутствующих здесь дам, становилось ясно, что стоящих наследниц Евы было гораздо больше, чем сидящих потомков Адама.
Подобное положение вещей во все времена не сулило ничего доброго. Первые же вестники надвигающейся трагедии не заставили себя долго ждать. Стоящая впритык к плечу Непрушко, мадам в просроченном соку томно вздохнула и громко прошептала – ну, так чтобы услышали все неравнодушные, но дошло до кого следует:
-- Охххх! Перевелись мужчины! Перевелись!
Вениамин Эрнестович почувствовал укол заскучавшей совести и порыв совершить благородный поступок в благо реабилитации мужского рода в глазах барышни. Однако, только он намеревался уступить место даме, как другая, такой же комплекции, но непонятной ориентации, метнула на Непрушко яростный взгляд и уничижительно выдохнула:
-- Конечно! Пока не попросишь, даже задницу не оторвут!
Это был сигнал к артподготовке. Уловив флюиды феминистского призыва «не молчать!», несколько женских голосов выстрелили ненавистью и всё в одну мишень:
-- А ещё бабочку нацепил! Интеллигенция!
-- И очки! А потом удивляются почему у нас такая низкая рождаемость в стране!
-- Гляньте, как глазёнками лупает! Сама невинность! Просто обнять и заплакать!
-- Вот из-за таких у нас по региону хронический недоебит!
-- И падёж скота!
-- А это-то тут причём?
-- Не знаю… Но пусть слышит!

Непрушко боролся с противоречивыми эмоциями. С одной стороны, ему было приятно, что его всё же признали интеллигентным человеком, пусть даже в этой обезумевшей клоаке. С другой – ничего хорошего подобное признание не несло и это было очевидным. Что-то подобное происходило накануне штурма Зимнего Дворца в 1917 году. Там тоже интеллигенция была признана в своеобразной манере.
Отчаянное положение требовало такого же решения и поступка. Вениамин Эрнестович хотел было произнести романтический спич в извинительной манере и встать, но это оказалось ещё более невозможным, чем призвать к совести загулявшего после отсидки соседа по лестничной площадке. Человек-пельмень сковал движения Непрушко своими телесами, женщина-инициатор нервного срыва напирала брюшиной на самое темя, все прочие пассажиры разделились не тех, кто «за», «против» и кто вовсе «воздержался». Воздержались, естественно обладатели сидячих мест. «За» -- яростно выступали дамы из числа «стоячих». «Против» -- оказался один Вениамин Эрнестович.
На всякий случай Непрушко опустил подбородок на свою ладонь и принял позу мыслителя времён застоя. Этот приём не раз выручал его на собеседованиях, допросах и визитах к проктологу. Но, видимо, мадам-агрессор была искушена в подобных инсинуациях, потому как только Вениамин Эрнестович попытался укрыться от позора и укоров, она, как бы случайно, вильнула могучим бедром и смела, как ураган озимые хлеба, всю эту философскую конструкцию. Аплодисментов не последовало, но радостная солидарность и бравада ощущалась каждой фиброй встревоженной души.
Человек-пельмень сочувственно посмотрел на жертву эмансипированного произвола, сунул себе в лопухи наушники и уткнулся в просмотр видеороликов на смартфоне.
-- Да что же это такое! – неожиданно для самого себя воскликнул Непрушко – В конце концов, где справедливость? Прошу вас, мадам! – он всё же вытиснулся из своего кресла, встал и обратился к солидарным мужчинам – Я уверен, что не один я такой! Мужчины! Братцы! Не посрамим свой род отчаянных гусар!
Ответная реакция электората была сравнима с… ну, с чем… да ни с чем! Обычная была реакция! Мужики безлико улыбнулись и дружно претворились спящими, мадам-агрессор грузно плюхнулась в кресло, мгновенно отвоевав у человека-пельменя часть территории, торжествующие дамские глаза «стоячих» выражали победоносную презрительность и очевидную констатацию – ну, дебил!
 Вениамин Эрнестович капитулировал перед жлобством и цинизмом. Он горестно уставился в окно, пытаясь утопить свою обиду в созерцании природных ландшафтов. Но, как это принято у нас в обществе, когда жертва назначена – пинать её будут до последнего вздоха и социального оргазма.
Только пульс и давление в жилах Непрушко относительно восстановились, какая-то очередная «неудовлетворёнка» прохрипела с омерзением в тоне:
-- Вот интересно, почему именно этой место уступили? У него что, совсем глаз нет?
Слово «этой» попало в самое сердце обладательнице завоёванного кресла, и та не тянула с ответом:
-- Чё ты там ляпнула? Курица!
Ответный выстрел был таким же стремительным и, пожалуй, бронебойным:
-- Да ты на себя посмотри! Корова! Интеллигентного человека с места согнала! А сама-то! Да на тебе пахать нужно!
Всё нутро Вениамина Эрнестовича содрогнулось от предчувствия ещё большей трагедии. Пули и снаряды летели пока что мимо, него, но каждый заряд обдувал виски смертоносным дыханием и приближался к точке изначальной цели.
-- Это я-то корова?
-- Ну, не я же!
-- Мужчина! Ну, что вы молчите? Место уступили, а за честь дамы постоять слабо?
-- Да ты свою честь посеяла на выпускном в забора-строительном! Лет сто назад!
-- Мужчина! Не молчите!
Непрушко был вынужден вмешаться в эту сечь:
-- Ну, что вы, девочки! Не ссорьтесь! В тесноте, да не в обиде, как говориться.
Результат оказался диаметрально-противоположным ожиданиям Вениамина Эрнестовича. Обе спорщица вновь обратили весь свой гнев в одно его лицо:
-- Меня из-за вас коровой назвали!
-- Эй, ты! Очкарик! Ты кого тут девочками назвал?
-- Да не молчите вы! Скажите что-нибудь наконец! Она же вам сейчас на лицо сядет!
-- О! Какие фантазии! Я так и знала, что ты курвина!
-- Что-о-о-о? – взревела сидящая на месте Непрушко, яростно влепила Вениамину Эрнестовичу тумака под рёбра и добавила – Передайте вон той вот! Коль уж сами не можете ответить!
Непрушко ошалел от могучего пинка и сути происходящего безумия. Пассажиры заметно оживились и принялись делать ставки на победительницу. Самого Непрушко в качестве финалиста, естественно, никто даже не рассматривал.
Раздурившаяся «стоячая» мадам приняла подобный вызов дерзко и, судя по всему, не в первый раз:
-- Ну, чё? Давай! Ударь женщину, интеллигенция!
Непрушко открыл было рот для какого-то призыва к разуму, но было поздно. «Стоячая» барышня метнула прямо ему в пенсне какое-то кулинарное изделие привокзального кафе и громко выкрикнула:
-- На тебе! Будешь знать, как поднимать руку на женщину!
Вениамин Эрнестович суетливо снял очки, пытаясь уберечь хоть что-то, кроме репутации. И тут на его защиту восстала оккупантка, с подачи которой всё и началось.
-- Не смей трогать такого приличного человека! Тварь!
«Тварь», долго не думая, обратилась к зрителям безумного представления:
-- А-а-а! Так они вместе едут! А зачем тогда такой цирк тут нам всем разыграли? Ну и вкус же у тебя, дяденька! Не мог себе чего получше подцепить?
Тут уже не выдержал сам Непрушко:
-- Позвольте! – отчаянно возмутился он – Моя личная жизнь не имеет никакого отношения ни к этой даме, ни к вам, ни к кому другому из присутствующих! В конце концов, я внук профессора МГУ!
-- Молодец, мужик! – тут же поддержал его кто-то из вагона.
-- Благодарю! – вежливо поклонился в толпу Непрушко и хотел было продолжить, но речи сей не суждено было увидеть свет.
Не сговариваясь, по зову оголтелой плоти и вою отсутствующего разума, обе спорщицы принялись метать друг в дружку всё, что попадало им под руку. В основном это были продукты питания не первой свежести. Далее в ход пошла контрафактная косметика и пластиковые бутылки с йогуртом и минеральной водой.
Естественно, бомбометание производилось через тело Непрушко, плотно зафиксированного толпой сочувствующих на линии огня. В результате первой минуты боёв внешний вид Вениамина Эрнестовича не просто оставлял желать лучшего, но яростно вопил о милосердии и срочном вызове психиатров. Подобная манера только раззадорила обе воюющие стороны и дело пошло к рукопашной. Как это часто бывает, разнимать дерущихся у нас бросаются толпой и с весёлой охотцей. Так случилось и в этот раз. Древняя традиция славянского народа сработала безотказно и на генетическом уровне. Десятки рук пытались удержать двух обезумевших бабищ, но доставалось больше всех, конечно же, Непрушко. Вениамин Эрнестович был бессилен противостоять массовому психозу и просто отдавался на волю рока. Толпа пассажиров веселилась безумно, констатируя материально-нравственный урон ещё полчаса назад бывшего интеллигента.

Встречавшая на полустанке, Венера Ксенофондовна была, мягко говоря, шокирована увиденным. Когда из вагона под одобрительные аплодисменты пассажиров выносили растрёпанную мумию Непрушко, она скорбно вздохнула:
-- Венечка! Что случилось?
-- Просто уступил даме место! – вяло так прохрипел ей в ответ Непрушко.
-- Вот это мужчина! – одобрительно выкрикнул кто-то из вагона.
-- Вот, что значит иметь мужское достоинство! – добавил проводник.
-- Прежде чем назначать цену мужскому достоинству… -- скорбно констатировал Непрушко – Следует задуматься о соответствии женщины своему предназначению и природе.
-- Эва, как вас приложили-то! Вениамин Эрнестович! – иронично подбадривала его Венера Ксенофондовна – Ну, что же! Пойдёмте! Будем реанимировать ваше мужское…
-- Нет! – испуганно воскликнул Непрушко – На сегодня лимит исчерпан!

11.06.2022г 11:22