Перемена погоды
С раннего утра, не переставая, тянулся март, но неожиданно, к закату ближе, проглянул апрель и ушел в ночь тёплой обволакивающей чернотой, разбавленной рыжим светом витрин... Болела спина, гудели ноги. Я, прощаясь с родным городом, целый день шатался по его улицам, наглаживая тротуары и мостовые старыми кроссовками. Завтра я улетаю в Аргентину. Ухаживать за неожиданно собравшимся умирать от рака стариной Хулио. И похоже, что сам там и останусь навсегда... По той же причине, по которой Хулио не смог перебраться в Париж.
Но сейчас уходить с бульвара не хотелось и, выбрав ресторанчик поуютнее, я сел на его застекленной по-февральски террасе пить вино с сыром. Сидя лицом к витрине, одновременно наблюдал за прохожими по бульвару и ругающейся парочкой, сидящей у меня за спиной. Мне отчетливо были видны их профили и шевелящиеся в такт ругани губы. Обоим было лет сорок, перед каждым из них стояла тарелка с остывшей едой и бокал с уже теплым вином. И хотя расстояние между моей спиной и их страстями было небольшим, до меня долетали лишь осколки от гранат, бомб и снарядов которыми они ожесточённо обменивались:
-... твоим эгоизмом по горло! - звякнул её голосом первый услышанный мною сразу на входе осколок. Увлекшись винной картой и заказом тарелки с сырами, я не услышал ответного залпа, пока не сделал, взбодривший вселенную, глоток. Вдалеке взорвался баритон и на меня вновь посыпались осколки:
- ... плевать на детей! Совсем сошла...
- ... думал, что я так и буду сдвинув ноги...
- ... у тебя никогда не сдвигались...
- ... ый урод!
- ... люха!
Тут мое внимание привлек парень в костюме клоуна, шедший по бульвару и по отраженным в стекле террасы лицам войны. Красный нос мелькнул у неё на губах и у него во лбу. Я сделал большой глоток. Захотелось курить и проклинать тех, кто запретил курение.
"Да успокойся ты наконец!!!
Не расстанутся они!!! Ты бы видела как они держались за руки пока ругались! Да и клоун должен был тебе намекнуть..
И неужели ты решила, что Хулио в свои сорок и впрямь засобирается помирать, что есть другие, кроме его страсти к аргентинскому вину и говядине причины, не позволяющие ему перебраться в Париж?
Неужели ты подумала, что я могу покинуть Париж навсегда, променяв добрые бургундские вина и говядину на эти пошлые аргентинские поделки?
А главное... Неужели ты допустила мысль, что я могу оставить тебя?
Нет! Не так! Что я могу целое мгновение думать об этом?
Любимая... Я в ресторане... Жду.... "
Я убрал телефон, по которому читал ей начало нового рассказа, и сделал второй глоток доброго бургундского.
___________________
©Алан Пьер Мюллер.
Из сборника рассказов "Таксидермия"
Перевод А. Никаноров.
Свидетельство о публикации №222061201328