Оптима всё ещё лучшая

Отто повезло. Он успел поплавать в молодые годы на военном корабле, а когда закончилась война остаться в Западной Германии, в Гамбурге, где удачно женился и навсегда распрощался с жизнью моряка. С тех пор трудился он в качестве хаузмастера (работник ЖКО) в одном из жилых гамбургских кварталов.
 
В Восточной Германии осталась у него сестра и Отто время от времени находил возможность отправить ей привет в письме или даже посылки.

Но вот в 1990 году всё стало по-другому: наконец-то границы открыли, обе Германии объединились  в одну страну и тогда хлынул бесконечный поток транспорта по дорогам единой страны с запада на восток и с востока на запад.
 
При первом посещении своей сестры, Отто с удовольствием отметил, что пенсии её и мужа довольно скромны и не шли ни в какое сравнение с его западной пенсией.
Когда-то их родители имели частное предприятие, но которое правительство ГДР конфисковало и потом милостиво разрешило Анне с мужем остаться работать на нём продавцами, что позволило им заработать свои скромные пенсии.

Анна пожаловалась брату, что часть накопленных денег за долгую жизнь, должна пропасть, так как теперь ввели западногерманскую Д-марку и у всех жителей бывшего ГДР сбережения уменьшились больше, чем на половину.
Отто же утешал её, говоря, что граждане ГДР должны быть рады, что вообще могут обменять Д-марки.
- Что внесли вы в западногерманское экономическое чудо?
Анна ничего не смогла ответить.
- Вот то то и оно... Ну, ты не переживай. Я, наверное, смогу тебе кое чем помочь. Пусть это будет сюрприз.

И уже через 3 дня, а это была среда, в начале июля, Отто приехал с доверху загруженным огромным комби-автомобилем, взятым на прокат в Гамбурге.
- Что это такое? - спросила удивлённая Анна, которая вышла встречать брата. Приглядевшись повнимательней, она обнаружила, что автомобиль был полностью забит коллекцией старых канцелярских машинок, которые дородный Отто, охая и стоная, собственноручно перетащил в её домик. Шурина в этот момент не было: незадолго до этого он попал в больницу.

Анна, утратив дар речи, стояла в изумлении и наблюдала, как её гостиная заполнялась всё больше и больше различными арифмометрами, кассовыми аппаратами, пишущими машинками.
Наконец, всё было выгружено и внесено. Тяжело дыша, но самодовольно, Отто оглядывал свой подарок. Разве не удался ему сюрприз?

- Вот, Анна, теперь это всё твоё! Я собирал много лет там, где я работал и где люди выбраковывали эти машинки, но я думаю, что они ещё годны в употреблении. Кое что, конечно, надо отремонтировать в мастерской. Некоторый я и сам наладил. Вот, посмотри! "Олимпия"- это добрая старая немецкая пишущая машинка. Всегда была высший класс! Но "Оптима" всё ещё лучшая! У вас мастерские не так дороги, как у нас в Гамбурге. Ну, а что не починят, придётся, к сожалению, выбросить. Но у вас в ГДР, это ещё можно вполне использовать, поэтому я отдаю тебе, Анна, всё по дешёвке!

Не ожидая ответа, Отто продолжал.
- Я думаю, Анна, что вы сможете хорошо подзаработать на продаже этих машинок, поэтому я возьму с тебя только 600 Д-марок. Тем более деньги у вас сейчас есть. Ты сама мне сказала, что только что обменяла свои деньги на наши.

Наконец он замолчал и вопросительно посмотрел на сестру.

Анна не могла вымолвить ни слова. Сюрприз оказался такой большой, что она с трудом  могла пройти по комнате, которая была заставлена старыми, списанными, неисправленными  пишущими машинками и кассовыми аппаратами.

Она всхлипнула и покачала головой:
- Нет, Отто, так я не могу. Да у меня и денег уже таких нет в доме.
- Что?! Как это нет? Не может быть!
- Ну, большую часть этих денег я сразу же отнесла в банк. У нас должно же быть что-то на чёрный день? И Герхард, когда вернётся из больницы, получит баснословный счёт.
- Анна, ну как же так? Я ведь тебе всё уже привёз! Столько сил на тебя потратил! Может ты сходишь  сейчас в банк и возьмёшь там 600 Д-марок?
- Сегодня среда. А по средам после полудня все банки закрыты.
- Знаешь, Анна, дай мне столько, сколько у тебя есть, а остальные будешь мне должна. В следующий раз, когда я приеду, ты мне их отдашь. Напишешь мне расписку с остатком долга.

Анна смотрела с огорчением на эти железки, которые должна была ремонтировать, а потом  ещё и продавать. Она медлила с ответом и сожалела, что мужа рядом нет, который смог бы за неё заступиться и отказаться от этой сделки.
Наконец, она глубоко вздохнула:
- Пойдём сперва на кухню и выпьем по чашке кофе. Здесь теперь негде сидеть, всё заполнено этими вещами. А знаешь что? Отнеси ка ты их в сарай.
- Чего, чего?
Отто обиженно уселся на стул, после того, как переставил с него счётную машинку на пол.
- Вот для вас, восточных людей это типично. Вы совсем неповоротливы, нисколечко не ловкачи. Нет у вас предпринимательской жилки. Я что, зря столько лет собирал эти машинки? Столько сил ради тебя потратил? И ты теперь говоришь отнеси их в сарай!

Возникла пауза.

- Не-е, - пробурчал он недовольно, утратив надежду, - пей свой кофе сама. Я к ужину хочу быть дома, в Гамбурге.
С кислой миной двинулся он к выходу.
- Но вот, что я тебе, Анна,  на прощание скажу. Вы должны хранить машинки сухими. Иначе они поржавеют и тогда ни на что не сгодятся. И как только я узнаю, что деньги от вас можно переводить на запад, то пришлю номер моего конто.

С поникшей головой сидела седовласая пенсионерка среди серых "Адлер", "Рейнметалл" и чёрных лакированных "Мерседес"- пишущих машинок. Среди кассовых аппаратов РЕКС, серебряного цвета  "Националь"  и другого старья.
- Да, да, теперь я знаю, что "Оптима" всё ещё лучшая.