Маргинальное чтиво. 31

Который месяц живу и сплю наяву. Живу, не вникая. Слушаю рассказы моих знакомых о том, как на Бляунчерриз им удалось купить трусы по бросовым ценам, затем сам заказываю эти трусы и советую другим знакомым купить их, потому как неизвестно когда и где в среде хоть со скрипом, но что-то осмысляющих людей получится обосраться, да и ещё советую передать это знание иным обывателям, что ещё не успели оплодотворить непаханное поле своего разума благодатным семенем сего знания. Слушаю это и с лёгкостью бытия ощущаю, как на жернова моего тугоумия льётся праздная гнусь их мукомольных заводов по переработке ****ежа. В общем живу безо всякой пользы для себе и кого бы то ни было. Но от этой бесполезности моей жизни я не скулю, как шелудивый пёс, которому тяжёлой цепью хозяина прищемило яйца, потому как это результат моего зрелого и осмысленного выбора.

Также безо всякой цели каждый вечер я шатаюсь по городу, как медведь-шатун по тайге, но только разница между нами в том, что медведь осатанело ищет добычи, а я с простотой устремлённого к небу монаха-отшельника прошу у своей высшей силы эманации полноты бытия на мою больную голову, но прошу так, чтобы эта жизнь случилась со мной, как случается понос после "отвечаю, самая вкусная шавуха в городе", а не так, чтобы эта полноценная жизнь была тем необходимым и достаточным эквивалентом моему осознанному стремлению к неизведанному.
Так и слышу разговор врачей при составлении посмертного эпикриза:
- Он бухал?
- Нет.
- ****овал?
- Нет.
- Ну а что тогда?!
- Он зашатался, дО смерти.

И живу один. Порой тяжело без человека рядом, порой грустно, порой даже накрывает отчаяние, но буду честен перед самим собой - жить с другим человеком ещё хуже. Каждый день видеть и слышать это человека, дышать его запахом - всё это бред. Но порой тяжело. Ошо говорит, что жизнь это праздник. Возлюбленный Ошо, ты никогда не был на Соколе или на Тракторном. В Индии тепло, а здесь зимой херовато. Помню, как в минус двадцать после работы ехал в переполненном автобусе: тесно, жарко, душно, все в этих зимних скафандрах. Ссать захотелось просто мандец. Вышел из автобуса, а ведь ещё нужно было заскочить в магазин, потому как после офисной зумбы ещё раз выходить на мороз ну очень не хотелось. И я бегу в магазин, терплю, боясь расплескать свой волшебный урино-грааль. Стою на кассе в очереди, при этом вспоминая, как однажды услышал от молодой продавщицы, бреющей ноги только до горизонта юбки на ляжках: "стою, значит, на колбасе"; представляю в уме сексуальных женщин, чтобы перебить мочеиспускание стояком, при этом пережимая набок ногой свой надутый пузырь. Расплачиваюсь на кассе, бегу домой, снимаю перчатки, ищу ключи, роняю их на ступеньки, в лифте еду на 17-й этаж, читая молитву святому Зассатию, открываю дверь, кидаю вещи, снимаю трясущимися от предссачного паралича руками свои штаны и, передёргиваясь всем телом, раскалываю надвое мощным ударом ядовитого лассо этот охуевший от увиденного санфаянсовый колодец, и падаю в изнеможении на пол.
Ошо, ты, конечно, на стиле, но философствовать всегда легче у горящего камина, нежели в картонной коробке, а, как известно, ишак, полежавший в тени минарета, на солнце работать не будет, что уж тут.

Как же всё-таки хорошо, что я когда-нибудь умру. Не удовлетворяет меня этот мир, хоть ты тресни. Да и в Майами тоже надоест, на Галапагосском побережье - тоже, даже быстрее, чем в моей горячо любимой провинции. Ну глупо же это всё, люди. Прекрасно, но так глупо, что прости господи (кстати, фотографии этого волосатого хиппи в деревянной рамке я выставил на Бурито, если кому надо). "Надеюсь верую во веки не придёт ко мне позорное благоразумие". Я не могу сдаться под тяжестью одиночества перед этой содомией. Брак - это ложь, семья - ложь, ну а дети - глупость, самая настоящая. Надеюсь, что меня не воспринимают всерьёз те, кто нашёл счастье в семье. Хотя мне всё равно. Самая большая рождаемость в самых бедных странах. Почему? Да потому что самые бедные люди в основном глупые. Я не оскорбляю. Просто это факт. Когда ты вынужден все свои силы тратить на обеспечение низжих потребностей, о высокоинтеллектуальных вещах, как правило, речи не идёт, и заявка на "хочу маленького" кажется вполне естественной в этом забытым солнцем и свежим воздухом убожестве, сопровождающем каждое движение покрытых "корочкой хлеба" глазных яблок. Что мне брак? Цепи. Кафка всё уже сказал про цепи: мы сами молим о том, чтобы на наших предплечьях не осталось свободных мест для наручников. Справедливо и то, что "раб гораздо лучше понимает своего господина, пусть даже самого жестокого, чем своего освободителя, ибо каждый раб отлично представляет себя на месте господина, но мало кто представляет себя на месте бескорыстного освободителя" (братья Березуцкие).

О чём это я? Так вот, со мной случилась та самая "обыкновенная история" Бочарова: меня обезволило и рассосало, поглотило и растворило. Меня обезличило! Я, подняв голову и напрягая грудь, смотрю на своё отражение в витринах и стёклах машин, покупаю лоферы и топсайдеры, смеюсь с боя Джигурды и Милонова, по фамилиям знаю актрис в фильмах для взрослых, уверяю себя, что "счастье не за горами", что мы русские и с нами бог. И вот я иду, вспоминаю, где сейчас скидки на масло, и взглядом посылаю прохожим такое грустное похуй, которое вроде бы никому и на *** не надо, ну а так хер с ним, пусть будет.