Железяка

                ЖЕЛЕЗЯКА
Она шла по улице с рюкзаком за плечами и слегка морщилась от резкого ветра.
Ветер нес с собой дождевые капли и многие прохожие спешили открыть зонты и укрыться от порывов  под их куполами.
Она же шла тяжелой уверенной поступью  кроссовками сорок второго размера по рябому от капель асфальту и дождь ей был нипочем.
Путь ее лежал в спортивный комплекс в конце соседней улицы, где было два зала, постоянно занятых и забитых в дневное время галдящей ребятней, а в вечерние часы взрослым народом, простым и непрезентабельным на вид.
Зато стоимость абонемента  в спортзал, где она бывала в  тренажерке, была не заоблачной, что очень ее устраивало.
Была она крепкой, выносливой бабой, чуть за сорок. До пенсии - как до Луны, зарплата невеликая, вот и приходилось выгадывать и экономить на всем, где можно.
Семьи у нее не было. Мужчины, правда, бывали. Но надолго не задерживались. Нечем было плениться. Лицо грубой лепки - крупный нос, выдвинутый вперед подбородок, мужичьи скулы и лобные бугры.
При всем при том небольшая, совсем плоская грудь, широкие плечи и большие руки, развитые икры.
Словом, горе луковое. И, если б не суровое воспитание в рабочей семье, при котором с детства не полагалось ныть, наверно, она бы весь свой век горевала, что и  не красавица-то она, что не довелось ей катать коляску, ходить под ручку с мужем, выучиться толком не пришлось и карьеру сделать, на худой конец, раз с женским не заладилось.
В школе она не отличалась смышленостью и отправилась после восьми классов в пищевой техникум.
В свое  время мать схоронила, за отцом, что вскоре слег, несколько лет ухаживала.
Так вот, незавидно, и прошел период юности, танцев, гуляний развеселых да жениханья. Стороной прошел.
Работа тоже была тяжелая и нерадостная. Поваром в школьной столовой. А летом - тем же поваром в пионерлагере.
Но и эта работа упала не с потолка.
В школе, где она вкалывала весь учебный год друг за другом выучились два ее племянника, сыновья старшей сестры.
Так, в ее присутствии все ж, лишний догляд за ними, все ж кусок получше им за обедом доставался, если она рядом.
И летом тоже с ними. Они в отряде, она в общежитии для персонала от шумного города да от учебного года отдыхает.
Как работа закончится, мальчишек по очереди брала из отрядов и - на пляж, к речке загорать. Не дружили парни между собой, не ладили особо, так вот и приходилось их брать по одному.
Да теперь, на сей момент,  выросли уже. Из школы ушли. А она осталась. Привыкла за двадцать-то лет.
И получилось так, что сороколетие грянуло, а толком ничего не нажито, не сложено.
Квартира однокомнатная, работа монотонная, раз в год в отпуск - и все.
На работе целый день котлы алюминиевые тягаешь, мешки с крупой, к концу дня спина и не разогнется.
Пошла к доктору.
Назначил доктор ЛФК, лечебную физкультуру, значит. И в спортзал присоветовал ходить. И в бассейне плавать, чтоб натруженные мышцы разгружать.
И начался новый этап в ее жизни.
Два раза в неделю - бассейн, два раза - тренажерный зал.
В бассейне гулко, звуки от стен рикошетят, на дорожках все толкаются.
А в тренажерке тихо, каждый молчком занят своим нелегким делом. И вот это ей сильно нравилось.
Она молчать привыкла, не была мастерицей вести разговоры. Да и нагрузки людей, что штанги тягали, гантели к плечам вскидывали и на резине отжимались, не располагали к болтовне.
Вот и пыхтели все, обливаясь потом и переходя с тренажера на тренажер молча.
В зале всегда гуляли сквозняки - надо было окна под самым потолком держать открытыми. В нос шибали запахи старой резины, окисленного железа, залапанного множеством рук и терпкого пота, что исходит от возбужденных, красных от усилий людей.
Бухали гулко роняемые на резину штанги, потрескивали беговые дорожки под ногами шагающих, доносился раздраженный голос тренера, что покрикивал на нарушающих технику безопасности.

Она всегда входила в зал, опустив глаза. Здоровалась безадресно, просто в воздух и начинала разминаться где-нибудь в углу.
Это было для нее привычным. В школе и потом, в техникуме, физкультуру она любила больше всего.
Там не надо было думать, решать задачи и напрягать мозги над непонятными уравнениями.
Приказали прыгать - шла и прыгала. Приказали  взбираться по канату - взбиралась. Приказали бежать пять кругов - пожалуйста. Как в армии, в строю, все ясно, если командир толковый.
Так и здесь, если инструктор что-то укажет, выполняла неукоснительно.
Правда, крайне редко инструктора ей что-то говорили. Она делала все четко и на нее только поглядывали, да и то, нечасто. В зале и без нее было, кому делать замечания и на кого глядеть.

Инструкторов было два. Старый, явно уже пенсионер и молодой.
Они работали в зале по графику два через два.
Первый ее приход был при пожилом. Он дал ей расписаться в журнале техники безопасности и велел к следующему появлению  принести справку, что она здорова и ей не противопоказаны занятия в зале. После чего утратил к ней всякий интерес.
Когда она принесла требуемую справку, работал молодой.
Она односложно поздоровалась и протянула свою справку: "Вот! Просили принести..."
Инструктор взял справку, посмотрел на нее с прищуром и кивнул. "Помощь нужна?- спросил лениво.
"Нет!"- отрапортовала она в смущеньи.
"Нужно будет, зовите, подойду!" - пообещал инструктор и отошел к двум девчонкам - ноги от ушей и волосы, распущенные по плечам.
Она не понимала, как это прийти в тренажерный зал, когда волосы распущены? Разве это можно по правилам техники безопасности?
Но на это, в первую очередь, должен был указать, как на нарушение, сам инструктор, который, видимо, не считал это нарушением в данном конкретном случае.
Девицы, как она про себя прозвала их "газели", были настоящим украшением зала.
Это становилось ясно, стоило посмотреть на реакцию мужчин.
И инструктор с экзотическим именем Рамон Авальдес, как из разговоров поняла она, предпочитал следить только за этими двумя нимфами, остальные же как -то обходились без его внимания.
Откуда в московском захолустье взялось такое диковинное явление, как Рамон Авальдес, оставалось только строить догадки.
Внешность инструктора была под стать звучному имени.
Высокий, плечистый, с шеей быка и лицом героя он неспешно двигался по залу, а она кидала на него неприметные для остальных взгляды из своего угла.
К концу первого месяца ее походов в тренажерку эти взгляды стали настолько необходимы ей, что она уже нарочито приходила в зал только в те смены, когда за залом присматривал инструктор Рамон Авальдес.
Начиная и заканчивая тренировку в каком-нибудь углу потемнее, где можно беспрепятственно кидать взгляды на инструктора, она старательно растягивалась или качала пресс, не забывая исподтишка ежеминутно посматривать.
Он не замечал и понятия не имел, что эта крепкая немая тетка буравит его черными, как угли, глазищами.
Про себя и в разговоре со своим сменщиком, с которым, разумеется, обсуждались завсегдатаи зала, он называл ее "железякой".
Только  потому, что она цепляла к грифу штанги достаточно большой для женщины вес.
Знали бы они, люди, превращающиеся в подобие спортсменов на несколько часов в неделю, какие котлы ей случалось таскать по кухне! Так что, выжать штангу в спортзале было для нее плевым делом.
Спустя еще с месяц таких молчаливых взглядов исподтишка,  совершенно неожиданно вдруг инструктор Рамон Авальдес подошел прямо к ней и спросил без предисловий:"Как  зовут вас?"
Осипшим от волнения и неожиданности голосом она пробасила: "Тамара!", не подумав о том, что все их имена-фамилии числятся в списках посетителей зала и уж, наверняка, известны сотрудникам.
"Хорошо работаете, Тамара! - похвалил он.- Есть опыт?"
"Занималась когда-то, - доложила  она, не веря своему счастью.- Разряд был."
С каким спортом связан разряд, ее не спросили.
Рамон Авальдес с готовностью кивнул и сказал: "Техника видна! А я с просьбой к вам!"
-Чем могу?
В зале на тот момент было не более пяти человек; вечер, когда зал забьется целиком, еще не наступил.
"Да горло я застудил, Тамара! Мне на ингаляцию надо отойти, а зал не оставишь! С доктором же, к сожалению, у нас совпадает время работы,- сказал инструктор, слегка взяв ее за плечо.- Можете посмотреть за залом? Я отбегу буквально на четверть часика!"
У нее от волнения зазудели ладони и она, кивнула, вытирая их о бедра.
-А если спросят, что сказать?
-Да спросят вряд ли...Народу пока нет. Ну, если, кто из новичков придет, пускай ждут, а свои и так знают, что кому делать! Ну, уж если что... В туалет отошел, предположим...
От такого доверия она снова немо кивнула и попыталась натянуть на лицо улыбку. Получилась кривая гримаска.
"В общем, за главную остаешься!" - сказал Рамон Авальдес, решительно перейдя на "ты" и наставив ей прямо в грудь указательный палец, как на революционном плакате "Ты записался добровольцем?"
И ушел враскачку, скрывшись за дверью с надписью "Служебный вход".
Она же была сама не своя все время, что он отсутствовал на ингаляции.
Пристально смотрела по сторонам, боясь не уследить за нарушителями правил. Но все было, как надо, никто ничего не нарушал.
Рамон Авальдес, снова появившись в зале, издали засигналил ей поднятой рукой и кивнул: "Спасибо, мол, я уже тут! Выручила!"

С той поры у них установились приятельские отношения. С его стороны доверительные, с ее восторженные.
Почти каждый ее приход в зал сопровождался его просьбой последить за залом.
Она воспринимала это, как акт наивысшей близости - не кому-нибудь, а ей, не так давно посещающей спортзал, доверена миссия следить за процессом тренировок.
Десяток ингаляций сделали свое дело - горло, как было ей сообщено, пришло в норму и она, как ребенок, радовалась, что способствовала его выздоровлению.

Любое дружеское прикосновение его руки, которым обычно сопровождалась просьба, вызывало трепет всей ее женской сути.
Она отдавала себе отчет, что попроси он ее одолжить денег- она с радостью  одолжит, хоть кредит готова взять для него на свое имя, попроси помыть полы в его квартире - придет и натрет все до блеска, попроси он сбегать в магазин за чем-нибудь - побежит преданной собачонкой.
Спустя два месяца занятий в зале, она понимала, что влюблена в Рамона Авальдеса до беспамятства и готова на любое сумасбродство.
В чем бы выразилось это сумасбродство, она до конца не осознавала, хотя одинокими домашними вечерами он не шел из головы.
То она представляла себе, что он контролирует все ее подходы к снарядам в зале, помогая ей рукой и эту его тяжелую руку она ощущала у себя на плече, на пояснице, на бедре.
То думалось ей, что они выходят из зала поздним вечером и вместе идут по улицам, весело и без натуги болтая, как старые друзья, у которых нет друг от друга тайн.
Иногда фантазии уносили ее совсем далеко и она представляла себе, что он идет ее провожать, у подъезда медлит и спрашивает, не позовет ли она его на ужин.
Она простодушно отвечает: "У меня ужина-то и нет..."
А он, не смутившись, предлагает: "Ну, в чем проблема? Сейчас в магазине все возьмем!"
И самым приятным было рисовать развитие событий дальше - как она кормит его мастерски и быстро приготовленным ужином, предлагает вина ( в холодильнике лежала бутылка "Саперави", поднесенная коллегами в день рождения и пока не выпитая).
И как от вина он раскисает и говорит: "Так не хочется обратно на сырость... Не возражаешь, если я останусь?"
И как он остается до утра.
Картинка раз от разу становилась все ощутимей и ярче и она настойчиво  стала искать пути реализации  подобного сценария.
"Он явно меня отличает, - думала она, разоблачаясь в раздевалке и шнуруя кроссовки туго-натуго своими натруженными руками. - Ну и что, если кругом красотки! Они такие все одинаковые! Зато я преданный друг, это дорогого стоит..."

В зале в тот день было достаточно народу и он только издали махнул ей рукой.
Она по привычке прошла на гравитрон, что стоял в углу и стала подтягиваться, по возможности не упуская его из виду.
Он оставил спортсменку, которую тренировал индивидуально вот уж пару недель и подошел к своему столу. Что-то отметил в журнале. Ответил на звонок по мобильному, поозирался в зале, нашел в углу ее и стал пробираться через торчащие во все стороны рукоятки  тренажеров и гантельные стойки прямо к ней.
"Тома, - сказал он, взяв ее за коленку, - отлучусь, а? Просят подойти на служебный вход, решить вопрос с доставкой!"
"Какой доставкой?"- бестолково спросила она, понимая, что слушает его голос, а смысл слов до нее не доходит.
"Реформер для пилатеса заказали в зал!- нетерпеливо сказал Рамон Авальдес. - Артикул не совпадает, могут напутать при доставке...Ты поглядывай, я скоро, окей?"
"Окей!"- послушно повторила она и глядела ему в спину  глазами жертвенной коровы.
Тут ее попросили уступить тренажер и она послушно слезла, глядя на служебный вход, как на церковную икону, от которой просишь и ждешь чуда.
В зале звучала ритмичная музыка под которую легче скакали, отжимались и тренировались все обитатели зала, старенькие и новенькие.
В зал зашла брюнетка в желтых лосинах и таком же топе. Неуверенно остановилась у стола при входе. Оглядела зал, ища, к кому бы обратиться.
"Вы первый раз?" - с готовностью спросила она, подходя к брюнетке в желтом.
Та кивнула и поздоровалась.
"Сейчас подойдет инструктор, - пообещала она. - А пока я могу показать вам зал!"
"Отлично, - буркнула брюнетка, гоняя во рту жвачку. - Годится!"
Сложена новенькая была ладно, на лице выделялись густокрашеные ресницы и пухлые губы в алой помаде.
Вдвоем прошли по залу, она показывала устройство свободных тренажеров и комментировала их пользу. Брюнетка кивала, стреляя глазами по сторонам.
Она удивлялась сама себе, что  может так складно объяснить, что к чему. И даже забыла про служебный вход.
В зеркале она увидела отражение Рамона и сказала: "А вот и тренер ваш, дальше он будет все объяснять!"
Рамон Авальдес, приобнял ее за плечо, подойдя и сказал на ухо:"Спасибо, Тома, я твой должник!"
Она вернулась в излюбленный свой угол  и у нее в ушах все звучал голос: " Тома! Тома... То-ма... Я твой должник, То-ма, я твой..."
Между тем, Рамон Авальдес и новенькая приблизились к столу и углубились в записи журнала посещений.
Ей даже слышались обрывки их разговора.
-Что-что? Кто посоветовал? Понимаю...
-Даже не знаю, как к этому подступиться...
-Ну, а мы - то здесь на что? И бояться нечего!
-Да регулярно как-то не складывалось...
-Да тут все свои! Быстро освоить можно...
-А откуда такое имя? Диковинное?
-А матушка моя - переводчик на кафедре журналистики в университете дружбы народов!
-Ой, это, наверно, безумно интересно!
-Что такое остров свободы, знаете? Вот родитель мой, как раз оттуда! И учился на кафедре, где мать работала!
-Мне у вас нравится! Музыка, весело...
-Ну, значит, добро пожаловать!

В тот вечер она задержалась в зале дольше обычного. Уже почти никого не осталось, а она все еще возилась, взглядывая на Рамона- вдруг получится выйти вместе?
Он улыбался ей издали и сердце ее билось неровно от каждой его белозубой улыбки, словно птичка, угодившая в силок.
"Тома, ты что-то долго сегодня! - пожурил он. - Никуда не спешишь?"
"Вот оно! - подумала она и ладони ее от волнения зазудели.- Сейчас..."
-Нет, у меня сегодня вечер абсолютно свободный...
-Вот, счастливая! А мне надо зал закрывать! И вообще, дел разных куча! Давай уже закругляйся, лады?
Она сникла: "Да, ухожу."
На улице было холодно, порывами налетал ветер. Когда он затихал, лицо секло дождем.
Вся мокрая после многочасового пребывания в зале, продутая сырым ветром, она доплелась домой.
Ужинать не стала, постояла под душем и рухнула в постель.

Следующим днем на работе была сплошная нервотрепка.
Запил рабочий по кухне и ей самой пришлось волочь внутрь ящики с банками из предбанника, где шофер доставки их по обыкновению сгрузил.
Она, тихонько матерясь, сволокла их в одиночку- больше желающих не нашлось.
С горячки не почувствовала, что перенапряглась.
К вечеру заныла спина, а переобуваясь после работы в тесной раздевалке у шкафчика с одеждой, поняла, что про зал сегодня и думать нечего.
"Тамар, че застыла? - спросила коллега-повариха, появляясь в раздевалке из душевой с тюрбаном, накрученным на мокрые волосы и застав ее в бессильной позе. - Силы кончились?"
"Все нормально, сейчас пойду!" - отвечала она, не желая обнаруживать свое болезненное состояние.
Морщась от боли, доковыляла до дома, понимая, что и на работу завтра вряд ли сможет выйти.
Пришлось найти в себе силы, чтоб зайти в ближайший магазин за необходимыми продуктами и в аптеку за обезболивающим.
Дома, едва разделась, силы покинули совсем.

Наутро, увы, было еще печальней и  был вызван врач и переживания по поводу, кто ж ее заменит на работе, на время оттеснили любовные страдания.

На больничном провела полторы недели, коля самой себе уколы и, когда смогла выйти в зал, казалось, что она здесь впервые, таким все выглядело  далеким и забытым. Словно не десять дней она отсутствовала, а месяцы.
Еще слабая после болезни, бледная, она прошла в угол и стала искать глазами Рамона Авальдеса.
Он стоял к ней спиной у стойки со штангой и не видел ее прихода.
Рядом яркой канарейкой выделялась брюнетка в желтых лосинах.
Рамон помогал насаживать блины на штангу, брюнетке предстоял подход к штанге.
Музыка звучала, как всегда бравурно и громко.
После вязкой тишины квартиры, где только во время новостей включался ненадолго телевизор, это было трудно выдержать.
Раньше это не так раздражало, но, видно, она еще была слабой после болезни и с трудом переносила жесткий ритм фитнес-музыки.
Рамон Авальдес долго ее не замечал. В какой-то момент их взгляды пересеклись.
Он подошел к ней и сердце ее радостно затрепетало.
"О, Тома, привет!- сказал он весело.- Давненько тебя  видно не было!"
Она хотела сказать про то, что приболела, но брюнетка в желтом властно позвала через весь зал: "Рамон! Подойди, не получается!"
И ее слова зависли в гортани, так и не выпущенные наружу.

Все сегодня она делала вполсилы и очень быстро устала.                И, через полчаса, когда Рамон Авальдес опять оказался около нее, уже была без сил и подумывала, не закончить ли на сегодня, не уйти ли совсем.
"Том, посмотришь за залом?- спросил он, как ни в чем не бывало, словно она не появилась после долгого отсутствия, а торчала в зале денно и нощно. - Мне надо отлучиться на служебный вход, там доставку встретить."
Она молча кивнула, мол, иди, конечно.
Народу в этот ноябрьский день было немного - начался сезон простуд и гриппа и все, кто был в зале, не вызывали опасения. Каждый занимался своим делом и не нуждался в присмотре инструктора.
Она, лежа,  покачала пресс, поднялась со скамейки и по привычке окинула взглядом зал.
Брюнетки в ее ярких лосинах не было видно.
"Куда делась? Ушла, что ли? - с недоумением подумала она. - Как это я пропустила..."
Рамон Авальдес появился не через пятнадцать минут, как обещал, а через двадцать пять.
Она уже устала дожидаться и не сводила глаз со служебного входа. Наконец, дверь открылась. Но появился не Рамон Авальдес, а брюнетка.
Она сразу прошла к штанге, видать, оставались еще подходы.
 Вид у нее был, как у олимпийской чемпионки, что только сейчас в неравном бою вырвала золото для державы у всех соперниц разом.
Прошло еще пять мучительных минут и, наконец, в зале появился Рамон Авальдес.
Он ни к кому не стал подходить, а она так надеялась, что он подойдет к ней своей незабываемой походочкой враскачку и, тепло улыбнувшись, поблагодарит за ее бдение в зале.
Нет же, он что - то подкручивал на тренажерах, переходя от одного к другому, потом взял тяжелую гантелю со стойки и несколько раз рванул ее от плеча.
Когда он оказался рядом с ней, она заметила у него на шее алеющий след помады.
Ее словно кипятком обварило. Ноги враз сделались ватными, руки бессильными, спина покрылась липким потом.
"Вот тебе и доставка! А еще недавно это называлось ингаляцией..." - вспомнила она медсестру из медицинского кабинета, к которой он отправил ее со справкой, разрешающей нагрузки спортзала.
"Тома, але? - спросил он, подходя ближе. - Чего так сбледнула? Нехорошо, что ли?"
"Да, - отвечала она деревянным голосом. - Видать, еще хвораю, сил совсем нет..."
"Так иди домой, не убивайся!- сказал Рамон Авальдес. - После наверстаешь!"
И отошел равнодушно.
Она взяла с подоконника свое полотенце, утерла испарину на лбу.
И, не говоря никому ни слова, вышла из зала.

Домой она шла по стылым сумеркам и скорбно думала, что завтра на работе надо быть в шесть утра. Предстоял трудный хлопотный день и надо было рано лечь.
Люди прятались под зонтами, ежились от холодного ветра.
Она же шла, не морщась от ветра, глядя прямо перед собой, с плотно сжатыми губами и тяжелым рюкзаком за спиной.
Даже кого-то задела, не заметив в печали.
"Ну ты, кобыла, полегче!" - догнал ее возмущенный женский голос.
Она не сразу поняла, что это в ее адрес. И отвечать, разумеется, не стала.
Замедлила шаги на секунду и, не оборачиваясь, снова пошла в сторону одинокого своего дома.