Разве Христос говорил...

Без десяти минут восемь часов вечера. Через пять минут прибудет поезд. Ещё через пять минут Гром, сошедший с него, придёт на первую платформу, где его должен ждать Поэт.
Но Поэт не едет на вокзал... он не спешит, чтобы успеть встретить своего дорогого товарища... Он уже давно приехал. Как и всегда, заранее.
Объявление диспетчера.
Прибытие поезда.
Бесконечная путаница. Кто есть кто? Толпы провожающих встречают разлуку, и толпы и встречающих проважают разлуку. Среди нескольких десятков фигур промелькнул знакомый силуэт. Точно! Это он.
Друзья по-мужицки обнялись. Да так крепко, что у Поэта затрещали позвонки.
- Здрав будь, боярин!
- Хах, Гром, ну ты и харю отъел!
- Глистов выведи, и у тебя такая же будет!
- Договорились. Пойдём, закажем несколько чебуреков в местной тошниловке. Я угощаю.
Товарищи зашли в кафетерий. Поэт вытряс из карманов последнюю мелочь и одну оторванную пуговицу, чтобы расплатиться за три жирных пирожка с мясом.
- Угощайся, товарищ. А пока жуёшь, скажи, привёз ли ты то, о чём я тебя попросил?
- Да, привёз. - Грустно произнёс Гром.
Он достал из рюкзака обувную коробку и поставил её на стол. Поэт слегка приоткрыл крышку и, прищурившись, заглянул одним глазом внутрь.
- Прекрасно! Спасибо, дружище! В этом дрянном городишке их просто не достать. А выбраться куда-нибудь мне всё-ещё не по карману! Как я могу тебя отблагодарить?
- Расскажи, как у тебя дела.
- Дела делами. Мы живы - это уже хорошо. Брось ты лучше этот паршивый пирожок! Не хлебом одним жив человек. Пойдём ко мне, оставайся на ночь, а завтра езжай по своим делам. Чаю попьём… с вареньем.
- С вареньем? Ну пойдём. Ты всё там же обитаещь?
- Как тебе сказать? Бренным телом я всё там же, но сознанием уже давно заплываю дальше и дальше за буйки звёзд.
- Мг… в связях, порочащих его, замечен был. В частности, вчера. Известно, что курит, что курит - неизвестно.
- Шутник! Пойдём уже.
Друзья шли по улице, обнявши друг друга за шею.
- Помнишь, как там? «Их - восемь, нас – двое».
- «Расклад перед боем не наш».
- Хорошо, хорошо! Проходи уже.
Поэт открыл дверь подъезда. Прокуренный воздух, лопнувшая краска. Пятый этаж.
- Располагайся. Я сейчас поставлю чайник. В такую погоду незаменимая вещь - чай с имбирём и лимоном. Чёрный утром, зелёный днём, ромашковый вечером. А впрочем, это дело вкуса. Правда, у меня тут только ромашковый и остался.
- Хорошо. Ромашка - это хорошо.
Поэт занавесил шторы, включил настольную лампу и направил её свет в центр комнаты. Он сел на пол и открыл обувную коробку.
- Ты понимаешь,  в чём дело... Миру глобально не хватает любви. Понимаешь, что я имею в виду под словом "любовь"?
- И чем ты хочешь помочь миру?
- Я люблю людей. Я сожалею о всех инвалидах и немощных, о боли и страданиях людей, о неудачах. Иногда я думаю о том, чтобы молиться обо всех.
- Слушай, иди побрейся, причешись, пригласи в гости девчонку!
- Нет, это ты послушай. Что плохого в том, что люди помогают друг другу? Когда у нас в избытке, мы делимся с тем, у кого не хватает. Но без глобальной любви это невозможно. То есть… то есть… многие не помогут многим. Не сейчас, но через несколько тысяч лет люди станут гораздо добрее друг к другу. До того, что Написано, ещё очень далеко, но это неизбежная эволюция человечества.
- Откуда ты знаешь?
- Потому что после Ветхого Завета пришёл Новый завет. От Бога карающего к Богу любящему. Люди нуждаются в любви. Но ты только подумай, сколько на это ушло времени! И сколько ещё уйдёт. Если нас не взорвут ядерными бомбами.
- Ты знаешь, это интересная мысль. Думаю, это и вправду косвенно указывает на духовную эволюцию.
Поэт достал из коробки стеклянный шар с переливающимися блёстками-снежинками. Он встряхнул его, и внутри закружилась метель. Поэт улыбнулся, положил шар обратно в коробку.
- Ты слушаешь?
- Да, продолжай.
- Так вот, люди не склонны верить тем, кто прав, кто жив, кто трезв. Посмотри, что стало с Христом, с его идеями. Разве он говорил: "Я умру, а вы спорьте, был ли я сыном Божьим или человеческим". Нет, он говорил: "вот заповедь моя: любите друг друга, как Я вас полюбил".
- Ты случайно не ударился в религию?
- А ты случайно не ударился в глухоту? Я ведь не пытаюсь открыть миру какую-то новую истину. Истина существует с того самого мгновения, как появился мир. Она не зависит от нас. И я не говорю ничего из того, что неизвестно тебе. Множество истин окружает нас каждый день. А мы их либо понимаем, либо не понимаем.
- Но это ещё не значит, что ты прав!
- Может и не значит. Но мы ведь не придумываем ничего сами, только постигаем… молекулярную физику, сложнейшие законы вселенной… а нужно начать с постижения себя, других людей, макро-мира. Что людям делать на других планетах, если они до сих пор не разобрались, что же им делать на этой. Всё бегут от себя, друг от друга. Бегут и бегут… бегут и бегут… неуклюже так… перепрыгивая через лужи. Хотя лужи - это неотъемлемая часть дороги.
Поэт замолчал. Он достал из коробки шкатулку, открыл её. Внутри маленькая балерина в позе Croise, которая крутится вокруг своей оси.
- Гром это чудесно! Спасибо.
Поэт закрыл шкатулку и положил обратно в коробку.
- Я буду хранить их, как зеницу ока! Налей-ка нам чайку, а я пока присмотрю этим вещицам местечко.
Вечер. Ромашковый чай. Клубничное варенье. Воспоминания. Смех. Грусть. Ностальгия. Утро. Поезд,