За Негой Следует Печаль

Отрывок 1 "пробуждение"

Заложив руки за спину я лежал с открытыми глазами. Изредка огибал тягучим и ленивым взглядом комнату, прыгая с предмета на предмет. Скользил по очертаниям и геометрическим формам вещей, раз за разом начиная свой визуальный маршрут с открытой балконной двери. Она была прикрыта тонкой почти прозрачной тюлью, с замысловатым узором, которую тихо покачивал летний утренний воздух. Белое шелковое одеяло на мне доходило отогнутым краем до причинного места , темная поднимающаяся щель скрывала выдохшийся за ночь орган. В голове прокручивались недавние любовные сцены и тепло простыни хранило о них скомканную память. Я слегка повернул голову в бок и пробежал глазами по обнаженной женской спине, по изогнутой змеёй линии выступающего позвоночника. Она будто кривилась в усталой попытке улыбнуться. Черные кудрявые волосы были разбросаны на подушке и тихое, едва уловимое дыхание спящей было безмятежно и спокойно. От постельного пахло ее парфюмом, а наши мокрые за ночь тела к утру обсохли , прибавляя к цветочному аромату лёгкий животный запах. Я улыбнулся, затем мысленно юркнул глазами под ее часть одеяла и вспомнил настойчивую упругость аккуратных ягодиц, вообразил как моя рука гладит мягкие бедра. Приятно было осознавать, что ее имя я совсем скоро забуду. А сейчас...Анна, Валерия..кажется я уже не помнил. Впрочем как всегда. Впрочем все равно.
Вчера на этой глупой вечеринке имён было так много, будто весь телефонный справочник присутствовал на приеме, разумеется тут невозможно все запомнить. Но ее синее платье с глубоким вырезом и совершенное отсутствие макияжа привлекли мое внимание куда сильнее, чем юбиляр и третья порция коктейля.
Она порхала среди раскрашенных однотипных пигалиц, старающихся всем своим внешним видом и жеманством угодить собравшемуся ,определенно высокоранговому, обществу и демонстрировать какую-нибудь принадлежность к высшим классам ей было незачем. Так не подобает жене юбиляра с чем я и был полностью согласен. Давно доказанная статусность вновь обратилась в самое простое естество ума и красоты - сочетание сейчас отнюдь не редкое. Мое мужское воображение сразу увидело в ней молодую податливость розы, случайно появившейся среди небрежных подсолнухов.
Мне нравился ход этих мыслей, приятная ретроспектива которых не давала моей улыбке изчезнуть. Они текли самотёком как прохладный горный ручей, наполняя влагой засушливые берега и чувство некой мужской эгоцентричной самцовости переполняло всю мою суть.
Я скинул с себя одеяло и очень осторожно, почти затаив дыхание поднялся с постели.
Мне захотелось пройтись по этой спальне абсолютно голым, возможно также как это делал ее муж. Большие зеркала трюмо сразу отразили мое первобытное одеяние. Стекло определенно сужало формы , но старалось не портить мою и без того худощавую репродукцию. Я застыл и всматривался в свое близкое к спортивному виду тело. В мои 37 ни намека на сколько-нибудь висящий живот и мышечную расхлябанность. Голый я смотрел на меня с потустороннего зеркального мира , рисуясь портретом почти весь рост, как когда-то писали царских особ на картинах с большими рамами, но вряд ли неглиже. Налюбовавшись я больше не хотел задерживаться у трюмо и, медленно и мягко, подобно коту, делал шаги по прохладному паркету. Что-то мягко коснулось моей ноги. Я посмотрел вниз. За мой большой палец зацепились ее белые трусики, мне это крайне понравилось и я чуть было не усмехнулся в голос, но бросив взгляд на спящую , вновь продолжил путь. Трусики следовали за мной. Отбросить их в сторону было бы крайне неэтично, ведь они открыли мне вчера особую тайну , предательски быстро сорвавшись с их владелицы. Но и поднять их было бы неправильно, они пали низко , а вслед за ними и их хозяйка, поэтому в этот утренний невинный миг после животной пульсации ночных часов , держась за мой большой палец они имели на это свое, особое право. Подобно триумфатору я совершал сейчас торжественное шествие и этот знак отличия, знак сорванной любовной непокорности падшим знаменем сейчас болтался в моих ногах. Там, где ему самое место.
На красивой резной тумбе из дорогих пород дерева стояла фоторамка. Я остановился напротив нее. Брать ее в руки я не решался. В ее прямоугольном плену портретная фотография. На ней улыбающийся вчерашний юбиляр явно моложе пятидесяти обнимает мою сегодняшнюю ночную фею. Он в роскошном костюме, излучает успех и обаяние, сверкая мраморно-белой ухмылкой. А рядом она, выглядевшая много старше, чем вчера и уже не такой привлекательной. В сером деловом костюме, с алыми тонкими губами и искусственной улыбкой. Фотограф запечатлел обоих на фоне какого-то строгого кирпичного здания . Мне подумалось, что такая фотография не должна стоять в спальне, ей самое место на офисном столе. От нее даже пахнет каким-то приторным деловым корпоративным этикетом, от которого устают даже самые проженые задолизы.
Женщина на постели томно и расслабленно вздохнула и, перевернувшись на другой бок снова застыла в сонном умиротворении. Мелькнули ее ровные груди и снова спрятались от меня за спину.
Что-то пробормотали ее губы.
Бесшумно скользя по дорогому паркету я дошёл до своих разбросанных вещей и там зацепившиеся женские трусики сползли с моего пальца, предпочитая остановиться и никуда не двигаться. Мне же, напротив, самое время покинуть это райское, но чужое место. Я смотрел на свои одежды и ловил себя на мысли, что они привыкли быть измятыми и скомканными в подобных случаях и впоследствии всегда сохраняли запах той, от которой сперва скрывали мое тело. Подняв рубашку я погрузил в нее лицо, стараясь запомнить этот аромат вчерашнего вечера. Смесь коктейлей, разговоров, поцелуев , рукопожатий, улыбок и элегантно одетых приглашенных. Играла приятная музыка , мелькали сигары, усы, бусы и броши. Потом речь юбиляра, потом она.... Одевался я тихо, медленно и задумчиво, часто бросая взгляд на спящую. Особое внимание я уделил красивой бляхе ремня - подарок мне от давно увядшей любви. Бляха звенела сверкающим и холодным металлом от любого прикосновения, как неприступная сигнализация. Но моё спящее ночное удовольствие всецело было окутано сном. Шумно проехала машина за окном и звук ее движения поднялся через балконную дверь и вылился звучным диссонансом. Я поспешил прикрыть ее, затем открыл дверь гостиной , накинул пиджак, строго и неподвижно висевший на вешалке в прихожей, повернул двойной рычаг массивного дверного замка и вышел. Монументальная дверь автоматически захлопнулась. Закрывая ее за собой я послал нежный , как груди спящей, поцелуй в узкое исчезающее пространство жилища, приютившего меня на это сладкую ночь и стал спускаться по лестнице.

Отрывок 2 "спуск"

Меня сразу встретила прохлада лестничных клеток. Светлая краска штукатуренных стен отдавала в бежевые тона и темно-зеленые поручни перил спускались вместе со мной. Дом был элитный, с закрытым собственным двором, куда можно было попасть имея ключ, уйти же можно было без всяких условностей. Парадные благоухали чистотой, хвастались качественным ремонтом и довольно приличным размахом пространства. Если бы здесь располагалась винтовая лестница в стиле Людовика Любого, то я бы ничуть не удивился. Броская и почти эксклюзивная роскошь финансовой обеспеченности.
Засунув руки в карманы, мурлыкая забытые в наше время напевы в стиле кантри я вальяжно спускался вниз. Сразу приятно заболели бедра, я опять улыбнулся , вспомнив их ночное напряжение. Впрочем и моя фея была довольно умела и нежна в постели. Ночь, которую я пожалуй долго буду помнить. Такого размаха, взлета, головокружения и экстатического всплеска в моей биографии я не припоминал. Мы определенно испытывали сладострастное утомление. Она манила, совращала и чем меньше на ней оставалось одежд, тем яростнее бился в моей плоти древний инстинкт. Забавно, что я думал об этом именно сейчас, когда каждая бетонная ступень вела меня ниже и ниже. Этакое своеобразное послевкусие , поздно раскрывшийся букет.
Я вышел на улицу. Плотный ряд каштанов встретил меня у тротуарной аллеи, их тени бросались на мощенные изгибы пешеходной зоны, окаймленной бордюром. Его весело раскрасили детские ручки разноцветными мелками. Когда я закрывал балконную дверь, чтобы сон девушки не тревожили уличные шумы, я приметил неподалеку на противоположной стороне улицы маленькое кафе. Больше всего меня привлекли аккуратно расставленные под навесом столы и стулья перед входом, образуя подобие летней терасы. Аккуратный деревянный забор защищал их от пешеходов. Туда я и направился.
Утро было свежим, ясным. Небо голубело ровным, без примесей полутонов, цветом, ни одно облачко не портило его акварельную чистоту.
Вымытые ночным дождиком улицы пахли теплым камнем и редкие пешеходы в такие субботние часы оказывались на улице. Под грузным рядом каштанов стояли аккуратно припаркованные автомобили и блестели точками влаги, собравшейся за ночь. Я пнул пару колючих зелёных плодов и они весело покатились вдоль аллеи наперегонки. Все ещё напевая себе под нос я неспешно вышагивал победным шагом. Стойкое ощущение своей мужественности било через край, казалось я готов был покорить весь мир. Это было мне очень знакомо. После каждой подобной ночи это чувство возрождалось из каких-то заколоченных буднями недр и , когда видело свет свободы, то расплескивалось по всему телу. Вкупе с этим я предвкушал аромат свежеваренного чашки кофе в моей руке и готов был дать руку на отсечение, что любой встречный мне человек отметил бы в моих глазах почти сапфировый блеск.
Через некоторое время, которое совсем не замечал сегодня, я расположился за одним из столиков, неспешно пил свой напиток, думал о спящей фее и наблюдал, как снова приоткрылась под своей тяжестью балконная дверь ее квартиры. Я танцевал глазами с тюлью, а ветерок аккомпанировал нам.

Отрывок 3. За чашкой кофе

Я вдыхал воздух самых первых дней середины лета, приправленный утренней прохладцей и терпким букетом сваренной турки. Тело удобно расположилось в пластиком кресле уличного кафе и бабочки белыми порхающими пятнами лихорадочно садились на посаженные рядом гортензии. Поразительная субботняя нелюдимость царила вокруг и казалось, что на этой улочке существуют всего три человека: мурлыкающий от удовольствия я, сонная ночная фея случайной любви и ещё не проснувшаяся пухлая молоденькая официантка в помещении за стойкой заведения.
Можно было вытянуть ноги, откинуться на спинку и принять максимально удобную позу, насколько позволял грубый и дешёвый пластик спинки. В углу улицы показалась тень. Она бежала по асфальту, затем шипящий шум автомобильных покрышек нарушил тишину момента. Черный, блестящий, будто натертый воском представительный автомобиль выплыл из-за угла и двигался вдоль ряда каштанов. Я наблюдал за его грациозной парковкой, отмечая красоту линий с любого ракурса и угла, пока наконец он не втиснулся в свободное место. Прямо под балконом , где тюль плясала уже не так энергично.
Из машины вышел худощавый подтянутый мужчина. На секунду задержавшись у полуоткрытой двери седана он окинул взглядом пустую улицу, присмотрелся в мою сторону чуть дольше, но тут же с безучастным видом закрыл автомобиль.
Это был несомненно вчерашний юбиляр, муж моей феи, одно лицо с тем, кого я видел на фотографии некоторое время назад. На расстоянии примерно пятидесяти метров я прекрасно его рассмотрел, уделив ему любопытные минуты моего беспечного времяпрепровождения, его же взгляд лишь коротко скользнул по мне, отметив факт присутствия. Сейчас он поднимется в прохладной роскоши своей парадной и шагнет туда, где я своим голым торсом осквернил чьи-то брачные узы и оставил складки любви на простыне из шелка. Я улыбнулся, ситуация явно представлялась мне почти анекдотичной. Но она повторялась с пугающей цикличностью и счёт ей давно был потерян. Интересно, ночная фея ещё спит или уже встала и сейчас встретит своего юбиляра самим невинным поцелуем любящей жены, а после , на каком-нибудь очередном собрании акционеров он будет шепотом хвастать соседу справа как его встречает скучающая голая жена?
А тот буркнет в ответ, скрывая холостяцкую зависть : "Повезло"
Занавеска балконной двери вновь заколыхалась в танце и сквозь нее я увидел девушку. Она стояла у трюмо и расчесывала волосы. Со своего места я мог ее видеть только по пояс. Она была в ночной рубашке. Далекая, туманная, хранящая тепло моих рук на своем податливом теле. Мой воздушный поцелуй снова сорвался с губ и я отправил его ей через всю улицу. Затем я увидел как мужчина подошел к трюмо, он что-то ей с жаром объяснял , активно жестикулировал. Она кажется была холодна и безучастна. Я с интересом и улыбкой наблюдал эту семейную сцену. Ее броская кинематографичность могла воодушевить любого художника, а мое кресло поистине можно было назвать режиссерским.
Юбиляр резко дёрнул фею за плечо, она влепила ему звучную пощечину. В этот самый миг я невольно дернулся вперёд, бляха ремня стукнулась о пластик, отчего разлился немного кофе на стол. Неожиданный щелчок от пощёчины разразился громом среди безмолвия каштанов и полусонных автомобилей. Вспорхнуло с каштанов пару птиц. Я слышал повышенные тона спорящих и меня стало лихорадить от удовольствия оставаться неуловимым и безрассудно причастным ко всему этому
Звуки участников сцены вырывались на улицу, отчего дома и здания будто смутились и стали плотнее, а припаркованные автомобили навострили любопытные фары.
Я же был вознагражденным счастливчиком и благодарил все силы вселенной за то, что ушел рано и тихо. Впрочем, как можно было догадаться , как всегда. Мне ужасно захотелось ещё раз посмотреть на себя, визуализировать свое самодовольство. С полным отсутствием каких -либо угрызений совести я привстал и заглянул в витрину кафе. Отражение было нечётким, темным, но разглядеть себя вполне удавалось. Я улыбался сам себе в пыльное стекло, к недоумению пухлой официантки. Она заметила мой довольный вид и то, как я скалюсь своему отражению, отвернулась, покраснела и стала тщательнее вытирать какую-то тарелку. Я это видел и меня это позабавило. Мысли снова прыгнули на балкон. Интересно фея сказала ему все сама?
И шла ли речь вообще об измене?
В любом случае сейчас мне особенно нравилось мое отражение. Я вглядывался в темную россыпь волос, гребнем руки зачесанных назад, в прищур расплывчато-посаженных глаз, в белый воротник... Внезапно моя рука сама поднялась к горлу и пальцы дотронулись до воротника рубашки. Улыбка исчезла, ее сменило крайне озадаченное выражение, лоб нахмурился. Рука не нащупала галстука и стекло витрины его не отражало. Крики и ссора стихли, я медленно повернулся и посмотрел на приоткрытую балконную дверь моей ночной феи.
Никого. Только снова танцующая тюль. Неспешно мое тело опустилось в кресло, а пальцы продолжали нащупывать невидимый галстук. Я глупо смотрел на остывающий кофе и не мог вспомнить где я его, галстук, вчера повесил. . Или не я...обрывками я помнил, как девушка тянула меня за него к кровати, он постепенно ослаблял свой узел, поддаваясь натиску женских рук, а дальше старая добрая любовная игра полов с будоражащим воображение предвкушением.
Вдруг из парадной вышел юбиляр. Рубашка его вылезала из брюк, пиджака не было. Я застыл и пристально смотрел на него . Он уже едва походил на того франтоватого человека с фотографии, левая щека рдела багрянцем удара и шагал он неуверенно и запинаясь. Дойдя до бордюра он остановился и как-то слишком продолжительно смотрел на детские рисунки мелом, затем опустился и сел на край, выставив ноги на проезжую часть.
Я неотрывно наблюдал за ним, все так же вопросительно застывши. Хмурил до боли брови и ждал сам не зная чего.
И тут юбиляр закрыл лицо руками и заплакал. На левой руке свисало что-то вытянутое и бордовое, как острая линия. Оно покачивалось от вновь подувшего ветерка и изображало из себя стрелку.
Мужчина держал мой галстук.
Самодовольство мое резко испарилось, ощущение мужской самцовости сгинуло во мрак природы и поскуливало сейчас, как нашкодивший плешивый пёс. Я лицезрел боль человека, сидящего на тротуаре, рядом с меловыми нелепыми рисунками и словно сам стал таким рисунком. Простым и неуклюжим. Впервые в жизни я видел последствия моих ночных забав, скрываемые до сих пор от меня хулиганкой-судьбой и слышал как плачет человек моего пола, как плачет мужчина. Я был ошеломлен. Меня коробило в сто крат именно от этой возможности слышать плач, а не видеть. Казалось небо уже не было таким приветливо- голубым, стройные ряды каштанов не шептались листвой, а припаркованные автомобили сочувственно и тактично молчали, сверкая начищенными кузовами. И даже роскошный вид элитного дома будто сбросил фасад достатка и смиренно стеснялся своей вычурности. Кофе в моей чашке стал чернее врат в саму преисподнюю и я не решался сделать глотка, боясь в его отражении увидеть оторопелого манекена. Черной опухолью в душе нарождалось то, что можно было назвать виной. Юбиляр плакал громко, всхлипывая, вытирал моим галстуком красное лицо и ветер трепал ткань его рубашки. Сверху захлопнулась шумно балконная дверь и тюль больше не танцевала.
В горле разрастался давящий ком. Лицезреть эту сцену я был не в силах больше.
Медленно поднявшись и не решаясь взглянуть на свое отражение снова, боясь его осуждения, обогнул столик и трусливо зашагал в противоположном направлении, стыдливо оставив после себя раздирающие душу последствия.