Глава 9. Кафедра радиоразведки лвзкру

Летом 1968 года на базе Ленинградского Зенитного Артиллерийского Технического Училища (ЛЗАТУ) было сформировано новое высшее военно-учебное заведение – Ленинградское Высшее Зенитное Ракетное Командное Училище (ЛВЗРКУ). Срок обучения 4 года. Присвоение воинского звания лейтенант – при выпуске. По окончании военное образование – среднее, гражданское – высшее, инженер по эксплуатации радиотехнических средств. Высокое качество товара сегодня называют словом «брэнд». Так вот, «брэнд» выпускника ЛЗАТУ в армейской среде очень высоко котировался. Училище имело хорошую материально-техническую базу, а учебным производственным мастерским могло позавидовать любое солидное высшее техническое учебное
заведение. Училище располагалось в самом центре города – на улице Мира на Петроградской стороне. Это еще одна весомая добавка к «брэнду», особенно для иногородних абитуриентов. Любая перестройка уже действующего учебного заведения обязательно связана с приобретениями и потерями, как поется в песне: «Кто-то теряет, кто-то находит…» Так, естественно, было и на этот раз, но об этом разговор впереди. Работая в штабе округа, я многократно бывал в училище, знал руководящий командный состав и положение дел. Осенью предыдущего года училище подвергалось всесторонней проверке. Проверочную комиссию возглавлял полковник Андерсен. Я был начальником штаба проверочной комиссии – собирал материалы от проверяющих и писал акт проверки. Весной этого года генерал Кудрин командировал меня на заключительную тренировку курсантских батальонов училища к параду, посвященному празднованию 1 Мая. Начальник училища генерал-майор артиллерии Краскевич Евгений Михайлович этим обстоятельством был очень удивлен, но я попросил его не обращать на меня внимания. Тренировка проходила на Петровской набережной. Батальоны были хорошо подготовлены. И хотя я выполнял роль «государева ока», чувствовал себя не на месте, поскольку и сам генерал Краскевич и командиры курсантских дивизионов, возглавлявшие парадные батальоны, многократно участвовали в парадах, свое дело знали отлично, и не посвященный в эти дела наблюдатель в моем лице, думаю, был им мало приятен. На следующий день генерал Кудрин потребовал подробно доложить ему, как проходила тренировка... Вот именно в это училище я и был назначен начальником кафедры. Замечу: то, что в высшей школе называется кафедрой, в среднем училище, каким было ЛЗАТУ, называлось циклом.

Кафедра по счету номер шесть, которой мне предстояло руководить, выделилась из цикла, начальником которого был полковник Калмыков Иван Федорович. На кафедру было возложено изучение всех типов РЛС обнаружения воздушных целей, состоявших на вооружении радиотехнических частей ПВО Сухопутных войск. Это были относительно новые, недавно принятые на вооружение войск РЛС П-40 и радиовысотомер ПРВ-9, и наши старые знакомые РЛС П-12 и П-15. Кафедра номер шесть так и называлась – кафедра материальной части, эксплуатации, ремонта и боевой работы радиолокационных станций разведки воздушных целей.

Фактически училище стало готовить курсантов по двум самостоятельным специальностям: ракетчики (специалисты стартового оборудования и систем управления комплексом) и радиолокаторщики. Вторая специализация, не входящая в целевое название училища, появилась именно за счет создания кафедры номер шесть. Численность специалистов обоих направлений примерно равная, но специализация ракетчиков осуществлялась тремя кафедрами: номер три – стрельбы, номер четыре – ракета и стартовое оборудование, номер пять – системы управления ракетным комплексом. Поскольку учебное время, отводимое на изучение предметов специализации, для той и другой специальности одинаково, то и численность преподавательского состава, занятого их подготовкой, примерно одинакова. Из этого рассуждения видно, что программа подготовки специалистов кафедрой номер шесть оказалась перегруженной, потребовала привлечения для ее реализации многих преподавателей, что в свою очередь усложнило организацию учебного процесса. Все, о чем я рассказал выше, поведал мне в первый день прихода на кафедру старший преподаватель подполковник Борисов Лев Николаевич, временно до моего прихода возглавлявший кафедру. Знакомлюсь с преподавательским составом. Три старших преподавателя, подполковники Сидоренко Николай Иванович, Пацюков Александр Николаевич и Богданов Константин Иванович обучались на том же факультете Военной академии
Связи, что и я, но позднее меня. Подполковник Борисов учился в Киевском Высшем Артиллерийском Инженерном Училище (КВАИУ). Он моложе первых трех. Все имеют опыт преподавательской работы. Преподаватели, за исключением майоров Шонина Ивана Тимофеевича и Тульчинского Бориса Николаевича, все молодые люди 1935–1938 гг. рождения, только что закончили КВАИУ, опыта педагогической работы не имеют, но настроены оптимистично, горят желанием работать. Майоры Шонин и Тульчинский уже несколько лет преподают, чувствуют себя уверенно. Особенно приглянулся мне Борис Николаевич Тульчинский своей организованностью
и собранностью в работе, а из молодых преподавателей – капитан Фартушный Юрий Федорович. Он из тех заводил, которые еще в детстве руководят своей ватагой ребят, а впоследствии становятся лидерами в коллективе. Юрий Федорович обладает определенной харизмой – курсанты к нему льнут. Мне очень импонировал задор молодых преподавателей кафедры. Он настраивал на позитивный лад и успешное преодоление трудностей. Всего на кафедре двенадцать преподавателей, что для установленного количества обучаемых крайне мало. Нагрузка преподавателей запредельная, а резерва никакого. Насущный вопрос будущего – исправление организационно-штатных ошибок.

На кафедре для обеспечения учебного процесса имеются две лаборатории. Лаборатория капитана Дмитрия Иванова имеет целевое назначение – содержать в рабочем состоянии радиолокационные станции П-12 и П-15, смонтированные в классах. Лаборатория старшего лейтенанта Олега Плешнева соответственно имеет ту же задачу в отношении радиовысотомера ПРВ-9 и РЛС П-40. К сожалению, специального класса с РЛС П-40 у нас пока нет. Это предстоит еще сделать. Лаборатории Олега Плешнева также поручено поддерживать в рабочем состоянии электронный тренажер «Букварь», имитирующий работу РЛС, для обучения операторов. Для себя сразу решил, что на его основе мы оборудуем специальный класс, позволяющий тренировать курсантов для работы за экраном РЛС так, как это делается в школах операторов, при выпуске из которых солдаты выполняют нормативы работы за экраном РЛС на уровне оператора 3-го класса. Решил, что и мы сумеем подготовить своих выпускников с классной квалификацией не ниже уровня оператора 3-го класса. Забегая вперед скажу, что эту задачу мы успешно выполнили. Неоценимую помощь кафедре в этой работе оказала лаборатория старшего лейтенанта Плешнева и особенно ее прапорщик Васильев Виктор Николаевич. Я всегда с теплым чувством вспоминаю этого рукодельного и трудолюбивого человека, примерно одинакового со мной возраста, но не очень удачливого по жизни. Он один без жены воспитал прекрасную трудолюбивую дочь, которая тоже работала на кафедре.

Я уже говорил, что при переформировании училища кто-то потерял, а кто-то приобрел. Кафедра номер шесть, кроме потерь в численности преподавателей, лишилась двух принадлежащих ей классов с установленными в них радиолокационными станциями. Классы пришлось срочно освобождать для кафедры стрельбы. В полностью принадлежавшем ранее циклу полковника Калмыкова этаже учебного здания теперь разместились две кафедры со своими учебными классами, лабораториями, преподавательскими и чертежной. Подчеркну – чертежной, потому что для изучения РЛС П-40 практически не было никаких учебных пособий. Не было даже технических описаний для работы с ними преподавателей. Пришлось эти описания изымать из комплектов заводской технической документации, прилагаемой к поставляемым в воинские части станциям. Я вынужден был в авральном порядке сосредоточить все силы лабораторий на вычерчивании структурных и принципиальных схем. Схемы были большие, видимые издалека, вычерчивались на клеенке и хранились в специальном хранилище.

Кроме потерь были и «приобретения», к которым я был совсем не готов. Буквально на второй день пребывания в должности я был вызван в кабинет начальника училища генерала Краскевича, где получил первое внушение за плохую работу с подчиненными. Я уже знал, что заступивший накануне на дежурство по училищу капитан Дмитрий Иванов напился пьяным и был снят с дежурства. К пьянке он привлек еще двух курсантов. Кончено, это было очень грубое нарушение дисциплины, с какими бы мерками мы к нему ни подходили, и оно тяжелым неприятным грузом ложилось на авторитет кафедры. Вместо неотложных забот по организации учебного процесса большую часть рабочего дня и после работы пришлось потратить на разбирательство этого дела. Посетив капитана Иванова дома, я понял, что некогда прекрасная молодая семья накануне распада. Нет никакой силы, способной остановить этот распад, кроме самого капитана Иванова. Мне еще много пришлось услышать о нем нелицеприятных слов. Очень обидно, но удержать капитана Иванова в дозволенных рамках, позволявших ему служить в Советской Армии, не удалось. Решение офицерского собрания, рекомендовавшего командованию училища ходатайствовать об увольнении его из армии, было выполнено. Сколько времени, трудов и нервов было затрачено на воспитательную работу с ним – не счесть. Так и осталась в памяти тяжелым грузом потеря некогда очень грамотного и достойного лучшей участи офицера.

Прошло много времени. Я уже давно был в запасе, как вдруг в квартире раздается телефонный звонок от Дмитрия Иванова. Он сообщил мне, что бросил пить, сохранил семью, окончил Северо-Западный политехнический институт, защитил кандидатскую диссертацию и работает преподавателем в институте. Я выразил ему свою радость, что ему удалось побороть себя после всех тех неприятностей, которые он принес окружавшим его близким людям. Если это и вправду не блеф, то действительно он совершил поступок с большой буквы.

Капитана Иванова на должности начальника лаборатории сменил старший лейтенант Владимир Блинов. Это человек особой судьбы. О таких людях говорят: родился в рубашке. Красивый, высокий, статный, с отличной фигурой, Владимир служил в воздушно-десантных войсках. По всем статьям он подходил для службы в этом роде войск. Служба шла хорошо, но однажды зимой во время учений случилась беда. Десантировались с высоты 2000 метров, парашют не раскрылся. Зима в тот год была снежная. Он упал на склон оврага. Склон и глубокий снег смягчили удар. Лавина снега пронесла его по склону до дна оврага, где он и был найден поисковой группой, направленной к месту падения парашютиста. Он был без сознания, сильно замерзший, но живой. Долгое лечение в госпиталях. Наконец, заключение медицинской комиссии: годен к строевой службе. Так старший лейтенант Владимир Блинов оказался на кафедре номер шесть нашего училища. С тех пор прошло много времени, но я часто вспоминал Володю Блинова, и на встречах со школьниками и молодежью, как ветеран Советской Армии, и на предприятии в праздничные дни, в разговорах о необычном в нашей жизни. Вспоминается его скромная улыбка, когда мы на кафедре радовались любым, хотя бы малым успехам.

Работа на кафедре существенно отличалась от работы в штабе. В штабе я целеустремленно занимался решением небольшого круга связанных между собой вопросов. На кафедре постоянно решаемый круг вопросов резко расширился. Понятно, главным было максимально эффективно организовать учебный процесс и постоянно пополнять и совершенствовать учебно-материальную базу. На эту саму по себе многогранную работу, как правило, наслаивались менее важные, но тоже
нужные организационные вопросы, которые по ходу дела часто отнимали основную часть рабочего дня. Весь первый год работы на кафедре у меня постоянно был ненормированный рабочий день. Я уходил домой, как правило, не ранее окончания курсантами самоподготовки. Это происходило по двум причинам. С одной стороны, я еще не научился организовывать свой рабочий день применительно к новой обстановке; с другой стороны, то обстоятельство, что кафедра была новым структурным подразделением училища и требовала повышенного внимания к ней, службами училища не учитывалось. Вопреки всем этим трудностям, я мобилизовал всех молодых преподавателей на занятия в вечернем университете марксизма-ленинизма в группе по подготовке к сдаче кандидатских экзаменов при окружном Доме офицеров. Должен сказать, что эти занятия были полезными не только с познавательной точки зрения, но и с воспитательной стороны. Многие положения марксистско-ленинской философии мы использовали при проведении занятий с курсантами.

Летом 1970 г. преподаватели кафедры в числе восьми человек с успехом завершили обучение в вечернем университете марксизма-ленинизма и сдали кандидатский экзамен. Старания наши не остались незамеченными. От имени Военного Совета ЛенВО мы были награждены почетными  грамотами.

В целом первый год работы на кафедре прошел успешно. Оценкой этой успешной работы явилась благодарность нового начальника училища генерал-майора артиллерии Муханова Сергея Михайловича, объявленная мне в приказе по итогам 1968/1969 учебного года с формулировкой «За достигнутые высокие показатели в боевой и политической подготовке, хорошо поставленную воспитательную работу и примерную личную дисциплину».

Успешно закончился и 1969/1970 учебный год, по итогам которого мне также была объявлена начальником училища благодарность с формулировкой «За большую работу по обучению и воспитанию курсантов и достигнутые высокие результаты». К сожалению, наряду с благодарностями в этом учебном году я впервые за всю свою офицерскую службу получил серьезное взыскание от Начальника войск ПВО Сухопутных войск, которому было подчинено училище, «за слабое изучение политических и деловых качеств подчиненных и рекомендацию инженер-подполковника Борисова для работы за границей». Лев Николаевич, высокограмотный специалист, спортсмен, кандидат в мастера спорта по шахматам, достаточно хорошо как преподаватель зарекомендовавший себя в училище, в ухаживаниях за красивыми женщинами не замечен, но случаи употребления спиртного имели место. Здесь же сразу два нарушения общественного этикета – употребление спиртного и ухаживание за подозрительной и очень красивой иностранкой. На предупреждение – не делать этого – не отреагировал. Это явилось причиной его немедленного откомандирования на место прежней службы. Что по этому поводу можно сказать? Виноват. На Украине говорят: «Дай сердцю волю, заведе в неволю». Это ведь заложено в человеческой природе. Знать порог волевого контроля чувств человека практически невозможно, тем более что этот порог в значительной мере зависит от сложившейся обстановки. На мой взгляд, в той ситуации, которая сложилась у подполковника Борисова, зов природы оказался выше волевого порога контроля чувств. Его служебное положение требовало избежать такой ситуации, в которой он оказался, но он не сделал этого, за что и был наказан. Но я-то здесь
причем?

В марте 1970 г. на территории Белоруссии с участием войск ряда военных округов проводились большие войсковые маневры «Двина». Их целью являлись проверка и дальнейшее совершенствование уровня боевой выучки войск и оперативной подготовки штабов. Руководил маневрами Министр обороны СССР маршал Советского Союза Андрей Антонович Гречко.

Я был привлечен к участию в этих маневрах в качестве офицера-направленца управления Начальника войск ПВО на оперативное управление штаба ЛенВО. Ошибка подполковника Алымова в такой роли дорого обошлась лично для генерала Докучаева. Я уже писал об этом – он был направлен в другое место службы.

Подвижный командный пункт фронта на маневрах размещался в шести специально оборудованных автомобилях, именуемых «бабочками» (их борта раскрывались, как крылья бабочки). В числе этих шести «бабочек» одна оборудована планшетами для отображения воздушной обстановки и необходимой связью для управления всеми средствами ПВО войск фронта. Вот в этой машине мне было определено место пребывания на период планирования фронтовой операции. К концу планирования, когда начисто отрабатывались необходимые документы, все исполнители очень устали. По этой причине начальник оперативного отдела оперативного управления полковник Прядко Андрей Иванович, руководивший отработкой карты замысла операции, предложил мне самому нанести на эту карту группировку средств ПВО и ее графические характеристики. Я такую работу под его руководством выполнял не один раз, когда работал в штабе. Занимаясь этой работой, я узнал о том, что Командующий войсками уточнил боевой порядок одного из соединений. Это уточнение касалось и войск ПВО, в частности, менялось место развертывания одного зенитного ракетного дивизиона. Тут же я позвонил нашему начальнику оперативного отдела полковнику Тихому и попросил его приехать ко мне с картой решения Начальника войск ПВО. Когда Александр Дмитриевич приехал, я рассказал ему о принятом Командующим решении и нанес на карту то, что было необходимо. Получив эту информацию, он уехал, а я остался продолжать работу на карте. К тому времени, когда оставалась только оформительская часть работы, полковник Прядко отпустил всех отдыхать. У карты оставались только полковник Прядко, два прапорщика, занимавшиеся оформительской работой, и я. Андрей Иванович сказал мне, что он настолько устал, что совершенно не может работать, и попросил меня остаться у карты, а он поспит пару часов. Теперь у карты осталось три человека: я и два прапорщика. Наконец и прапорщики закончили свою работу и тоже взмолились, чтобы я отпустил их отдохнуть. Великодушно я это сделал. Было около четырех часов ночи. Я знал, что утром на заслушивание решения Командующего должен был приехать Главнокомандующий Сухопутными войсками генерал армии Павловский Иван Григорьевич. Уже скоро шесть утра, а я по-прежнему один, как часовой у знамени. Что бы ни случилось, часовой и знамя неразлучны, аналогично – я и карта. По своему служебному положению я как офицер, не участвующий в планировании операции, не имел права один оставаться у этой карты, но получилось так, как получилось. Что будет, если первым придет кто-нибудь из высшего руководства войсками округа, а тем более Главком? Ни Командующий войсками, ни начальник штаба меня не знали. Как им представляться, кто я такой и по какому праву оказался в единственном числе у этой карты — главном рабочем документе штаба фронта? Я так накрутил себя этим вопросом, что голова пошла кругом, тем более, что это была уже вторая ночь, которую я не спал. Вот в таком смятении чувств я вдруг вижу – открывается входная дверь «бабочки» и на пороге появляется генерал армии. Я сидел на стуле около стола, за мной аккуратно расставленный ряд стульев. Вскочил, потерял равновесие и стал падать, цепляясь за стул. Сдвинутый с места мой стул толкнул другие, и они стали падать один за другим, как домино. С трудом удержался на ногах и, занимаясь этой гимнастикой, краем глаза вижу, как из-за спины генерала армии появляется генерал-майор Румянцев – начальник отдела кадров округа. Почему Румянцев? – проносится мысль. Что-то не то. Генерал Румянцев меня знает хорошо. Назвав мою фамилию, он успокаивает меня, говорит, чтобы я не волновался. Генерал армии повелительным тоном спрашивает: «Где Командующий?». Отвечаю: «Отдыхает». Тут же поворачивается к генералу Румянцеву: «Пошли». Встреча закончена. Вот и все представление, но сомнение остается. Это не Главком. Главкома, как минимум, сопровождал бы начальник штаба генерал-лейтенант Белецкий, которого я тоже не знал, так как из штаба ушел ранее, чем он пришел. Вскоре пришел полковник Прядко. Он поблагодарил меня. Сообщил, что генерал, приходивший с генералом Румянцевым – Начальник главного управления кадров Министерства Обороны СССР генерал армии Гусаковский Иосиф Ираклиевич.

Двое суток без сна, но с большим нервным напряжением, дали о себе знать. Благодаря заботам полковника Тихого устраиваюсь спать. Проспал весь день. Александр Дмитриевич сообщил, что доклад генерала Кудрина на заслушивании у Главкома оказался самым полным и заслужил похвалу за то уточнение обстановки, которое я передал. Остальные, кому надо было знать, почему-то этого не знали. По итогам маневров генерал Кудрин получил благодарность от Министра обороны СССР, а в «Истории ордена Ленина Ленинградского военного округа» (М.: Военное издательство, 1988) написано: «Умело выполнили свои обязанности в ходе маневров генералы П. Ф. Калкасов, В. М. Киселев, И. К. Горбань, А. В. Кудрин». По итогам маневров мне была объявлена благодарность Министра обороны СССР «За образцовое выполнение воинского долга на войсковых маневрах «Двина», высокую дисциплину, хорошую полевую выучку, способность стойко преодолевать трудности походной боевой жизни, готовность беззаветно и честно служить своему народу, Коммунистической партии и советскому правительству».

В этом же учебном году заканчивали обучение курсанты последнего набора по программе среднего училища. Я предложил начальнику училища положенные по программе практические занятия провести в окружном учебном центре Морье. Генерал Муханов утвердил это предложение. Перемещение личного состава и боевой техники осуществлялось железнодорожным транспортом, что также предусматривалось программой обучения. Железнодорожные перевозки – дело очень хлопотное, требует предварительной подготовки, соблюдения сроков и безопасности погрузки. Погрузку мы организовали хорошо. В положенные нормативы уложились, и в тот же день эшелон прибыл на железнодорожную станцию Ладожское озеро, где и произошла его разгрузка. Пребывание курсантов и преподавателей в учебном центре было полезно тем, что практически все работали на незнакомой местности, отрабатывая положенные наставлениями вопросы выбора позиции, ее занятие, развертывание и ведение разведки воздушных целей.

Погода стояла солнечная, теплая. Она способствовала формированию над Ладогой пространственного волновода. Осуществлявшиеся специально для нас полеты истребителей на высоте 6000 м мы не видели, так как верхняя граница пространственного волновода оказалась ниже 6000 м, в то же время на экранах всех станций отлично наблюдали противоположный берег Ладоги. Занимаясь в последующем уже на предприятии «Вектор» вопросами распространения радиоволн, мне стали ясны причины, обусловившие пропуск нами воздушных целей. Это связано с условиями проводимости среды на различных высотах и, соответственно, условиями формирования каналов дальнего тропосферного распространения радиоволн.

В ходе этой полевой поездки мне особенно понравились занятия, которые проводили подполковник Сидоренко Николай Иванович, майоры Лукашев Эдуард Кондратьевич и Разуваев Виталий Иванович и капитан Фартушный Юрий Федорович. С большой благодарностью я вспоминаю командира дивизиона курсантов полковника Черкасова Александра Алексеевича и командиров подразделений курсантов.

Два последующих учебных года, 1970/1971 и 1971/1972 также были отмечены командованием училища как успешные в работе кафедры. В 1971 г. взыскание «строгий выговор», объявленное Начальником войск ПВО Сухопутных войск, было снято «за образцовое выполнение своих служебных обязанностей, достигнутые высокие показатели в обучении и воспитании курсантов». Одновременно в этом же году без очного объявления в служебную карточку был занесен выговор «за безответственное отношение к выполнению приказа по училищу № 158 от 15.09.71 г.» Взыскание применил исполняющий обязанности начальника училища его заместитель полковник Рудаков Григорий Федорович. Когда я рассказал об этом командиру дивизиона курсантов полковнику Ивану Лаврентьевичу Нестерову, он был очень удивлен. «Да никогда такого не было, чтобы полковник Рудаков кого-нибудь наказал. Здесь что-то не то». И действительно – не то. Что это за приказ, я честно скажу, не знаю. А вот за что схлопотал выговор от полковника Рудакова – знаю точно. На кафедре в одной из лабораторий числилась лаборантом невестка генерала армии Соколова, бывшего в то время первым заместителем Министра обороны. На кафедре она изредка появлялась, но никаких заданий не выполняла, ссылаясь на занятость спортивными делами. Однажды в очередной приход на кафедру я побеседовал с ней и предложил участвовать в работе лаборатории, хотя бы в качестве дежурной по этажу во время занятий с курсантами, но она категорически отказалась. На кафедре в лаборатории работала еще одна спортсменка Наташа Алексеева – мастер спорта по пулевой стрельбе, она никогда ни от каких работ не отказывалась. Я позвонил в отдел спорта штаба округа и узнал, что невестка генерала армии Соколова не часто выступает в соревнованиях и особыми успехами не отмечена. Есть такой каламбур: «Мечтать можно даже о том, о чем нельзя думать». А я позволил себе подумать и обратился в отдел кадров с просьбой, нельзя ли как-нибудь от нее освободиться. Все дальнейшие события развивались по законам телефонного права. Конечным итогом был выговор, по-тихому занесенный мне в служебную карточку, о чем, как уже упомянуто выше, я узнал случайно. В тот год мне было объявлено пять благодарностей. Создалось впечатление, что этот вроде бы не очень серьезный «выговор» за неисполнение какого-то открытого приказа, в жизни перевешивал пять благодарностей за примерное исполнение
воинского долга.

Мне кажется, что наиболее благополучным в моей работе в училище был 1971/1972 учебный год. С точки зрения дисциплинарной практики я имел шесть поощрений, а также был снят злополучный выговор за непочтение к приказу по училищу №158. Но не это, конечно, главное. Главное состояло в том, что коллектив кафедры за прошедшие три года сработался, молодые преподаватели приобрели необходимый опыт и методические навыки в обучении и воспитании курсантов.

Вот что представляла собой кафедра номер шесть в начале того учебного года, показывают нам впечатления стороннего наблюдателя. В окружной газете «На страже Родины» от 2.10.71 г. опубликована статья «В добрый час». Вот выдержка из этой статьи. «… Мы на кафедре, которой руководит инженер-полковник Иван Прокофьевич Пинцов, и которую отмечал в числе других как отлично подготовившуюся к началу учебного года начальник училища. Чистота. Порядок. Отлаженная аппаратура. Рабочий ритм. За плечами Ивана Прокофьевича долгие годы службы – фронт, учеба в академии, работа в штабах, а теперь вот преподавательская и воспитательная работа.
— Знаете, – говорит инженер-полковник Пинцов, – сотрудники нашей кафедры действительно не жалели сил, готовясь к началу занятий. Кого ни назови – начальника ли лаборатории старшего лейтенанта Владимира Блинова, старшину ли сверхсрочной службы Владимира Иванова, служащих Советской Армии Валентину Шеину, Наталью Алексееву – все они работали просто самоотверженно. Достаточно заглянуть в кабинеты, лаборатории, аудитории, чтобы убедиться в этом. И мы заглядываем. Точно. Работа проделана огромная, качественная. Будущим офицерам есть где оттачивать и совершенствовать свои знания. Но… По коридорам раздается трель звонка, и мы спешим в класс.

Дежурный курсант Владимир Юркевич рапортует о готовности группы к занятиям. И первый урок последнего года обучения для старшекурсников взвода, которым командует капитан Олег Погорельцев, начался.

— Поздравляя вас с началом занятий, — говорит Иван Прокофьевич, — я хотел бы сказать, что с этим, только что отзвеневшим звонком кончается ваша юность и начинается ваша зрелость. Ваша большая жизнь. И к ней надо готовиться по большому счету».

Я еще сохранил иллюзорную надежду на защиту кандидатской диссертации и по этому поводу в феврале 1972 года на кафедре иностранных языков Института Культуры сдал кандидатский экзамен по английскому языку. Спустя несколько месяцев эти надежды рассеялись, как дым, как утренний туман. Вначале мне было предложено пройти отборочную медицинскую комиссию для поездки в теплые страны. И я и моя Таня были признаны здоровыми, годными для нахождения в странах с жарким климатом. Состоялось заседание Военного Совета ЛенВО по вопросу рекомендации меня для поездки в Сирию советником начальника училища ПВО в городе Латакия. Поездка не состоялась. В Москве кого-то из своих протолкнули вне очереди. Этому внеочереднику
не позавидуешь, потому что осенью того же года группа из организации «Братья мусульмане» расстреляла спящих в казарме курсантов. Были большие жертвы...

Этим же летом меня ждал другой поворот судьбы, который, в конечном счете, привел к совсем не славному окончанию моей военной службы в рядах Советской Армии.

По окончании 1971/1972 учебного года кафедра номер шесть была разделена на два структурных подразделения: кафедру номер шесть – «материальной части, эксплуатации и ремонта радиолокационных станций обнаружения воздушных целей» и кафедру номер десять – «радиотехнической разведки и боевого применения радиотехнических войск». Под этим названием скрывалась последняя часть наименования бывшей кафедры номер шесть «… и боевой работы» и добавились вопросы тактико-специальной подготовки, которые до этого шли по программе кафедры тактики.

Действия разворачивались стремительно. Было принято решение разместить кафедру на пятом этаже старого учебного корпуса в «сапожке» – так называлось здание по Малой Монетной улице. Сначала пришлось снять все имевшиеся там перегородки. Затем вдвоем с полковником Сидоренко
продумали планировку аудиторий, преподавательской, лаборатории. Строительными материалами кафедра была обеспечена, но строительство вели своими силами, а их недоставало. Все строительные работы выпали на долю капитана Владимира Александровича Авдеева и прапорщика Николая Ивановича Красова. Помощи со стороны руководства училища не было, хотя, при желании, такую помощь можно было оказать, тем более что в училище начались большие строительные работы: строительство учебного корпуса в «сапожке» и спортивного зала на основной территории. Приближалась пора летних отпусков преподавателей. Надо было сверстывать программу обучения, распределять учебную нагрузку преподавателям, в конечном счете, формировать преподавательский коллектив. При всей необычности обстановки, в которой я оказался как начальник кафедры, вместо помощи испытывал почему-то постоянное давление и понукания. Особенно усердствовал зачинщик всего этого дела. Помните, у Маяковского:
«Если бьет дрянной драчун
Слабого мальчишку,
Я такого не хочу
Даже вставить в книжку…!»

И я его в свою книжку не вставлю. Особенно меня угнетало, что иногда к этим понуканиям присоединялся и начальник училища. Я знал генерала Муханова Сергея Михайловича как офицера, и в бою, и в мирные годы находившегося на переднем крае. Думал, он меня поймет, тем более, что все предыдущие четыре года он относился ко мне хорошо. Ведь пока шло формирование новой кафедры, старый, сработавшийся коллектив разрушался. А формированию этого коллектива я отдал все свое усердие и старание. С кафедры номер шесть, пренебрегая моими просьбами, мне отдали только двух преподавателей: подполковника Сидоренко и майора Фартушного. Спору нет, они лучшие преподаватели, но для новой кафедры этого было мало. Я еще просил отдать майоров Борисова и Лукашова. При этом на кафедре номер шесть оставалось восемь преподавателей старого коллектива. На новую кафедру пришли шесть преподавателей, которых я не знал, и знакомиться с ними надо было в самые короткие сроки, чтобы спланировать учебный год. Большой объем работы по строительству кафедры сдерживался еще и необходимостью уносить с пятого этажа строительный мусор. «На злобу неответные, на доброту приветные», капитан и прапорщик в потелица трудились на незаметной для непосвященных стройке. Наконец работа была закончена. Пришли две девушки-малярши, они же штукатуры, и начали наводить красоту в новых помещениях. Именно в этот момент короткой передышки в строительных работах поступила команда очистить помещения, занимаемые «Букварем» и планшетным классом. Капитану Авдееву надо было уезжать в Киев на сессию. Он заочно учился в КВАИУ. Тут-то я и сорвался. Я наговорил
обычно очень спокойному и в этих случаях безответному Владимиру Алексеевичу столько глупостей, что мне до сих пор стыдно перед ним и перед собою. Наша гордость – тренировочный класс для операторов РЛС и планшетистов – был демонтирован и при мне больше не восстанавливался.

Напряжение этого года для меня не прошло незаметно. Постоянный негатив, под давлением которого я находился, уложил меня в госпиталь с диагнозом «ишемическая болезнь сердца». Вот так из отличника по подготовке учебно-материальной базы в 1971/1972 учебном году я стал завзятым двоечником в 1972/1973 учебном году.

Следующие два года прошли примерно так же. Постоянное давление. А задания – одно любопытнее другого. Но самое интересное задание – изготовить макеты вероятных средств воздушного нападения. Тут уж и я не остался безответным. За обоснованный отказ от выполнения этого задания взыскания не получил, но отношения с руководством училища от этого не стали лучше. В целом кафедра начинала оформляться в самодостаточный жизнеспособный коллектив. Не могу не высказать своей особой признательности за активное участие в этой работе рано ушедшему от нас тогда еще подполковнику Сидоренко Николаю Ивановичу, а также майору Фартушному Юрию Федоровичу, капитанам Першину Виктору Семеновичу, Авдееву Владимиру Александровичу, прапорщику Красову Николаю Ивановичу.

Помимо строительства помещений для размещения кафедры, все перечисленные выше сотрудники участвовали в многочисленных воскресниках, которые пришлось проводить при строительстве учебного класса на площадке радиолокационной техники в учебном центре училища. На мой взгляд, класс получился хороший. Теперь, по крайне мере, было место, где можно переждать непогоду, погреться, провести занятие. Давление на меня несколько ослабело, но изредка волна прошлых нападок, как холодный душ, окатывала меня. Так, однажды начальник училища побывал в ракетном парке, где только что была установлена телевизионная камера наблюдения за работой полностью автоматизированного зенитно-ракетного комплекса. Для занятий с курсантами это нужно было, может быть, лишь в непогоду. Комплекс, как торжество человеческого творчества, лучше всего было наблюдать вживую непосредственно на позиции, когда без видимого участия оператора все его элементы согласованно выполняли команду управляющего им человека.

Под впечатлением увиденного Сергей Михайлович пришел на занятия в парк радиолокационной техники, где его ждало глубокое разочарование. Такого, как только что увиденное, здесь не было и в помине. Работа на новейшем радиолокаторе П-40, представлявшем собою командный пункт другого, более тяжелого дальнобойного зенитного ракетного комплекса, велась по старинке, без автоматизации и средств объективного контроля.

На мою беду я был руководителем этого занятия. Сергей Михайлович при курсантах начал прорабатывать меня за отсутствие такого порядка, какой он только что увидел в ракетном парке. Не помню, в какой исторической хронике я читал, что царь Николай I, проводя смотр гвардейцев, стал в оскорбительной форме отчитывать одного из офицеров, на что тот ответил: «Государь, я при оружии». Я же заметил Сергею Михайловичу, что это можно сделать в сторонке, не при курсантах. Но в сторонке весь запал у Сергея Михайловича иссяк, и он уже в спокойной рассудительной форме стал разговаривать со мною по вопросам совершенствования учебного процесса на кафедре.

В 1973/1974 учебном году я трижды был в больших командировках.

Первая – летом в Киев, в КВАИУ, где занимались редактированием наставления по боевому применению радиотехнических средств разведки воздушного противника.

Вторая – осенью в Фастов посредником на учениях по ПВО при командире радиотехнической бригады ПВО Киевского военного округа. В связи с пребыванием в это время в Советском Союзе президента США Никсона, учения по соображениям высшего порядка были скомканы и запомнились лишь бесконечными ожиданиями разрешений и запретов.

Третья командировка состоялась глубокой осенью в Одессу для работы в составе комиссии Главной инспекции Министерства обороны. Проверялась готовность средств ПВО страны к перехвату, а если надо – и к уничтожению не только нарушителей воздушного пространства Советского Союза, но и своих нарушителей режима полетов. Руководитель проверки маршал Советского Союза Москаленко Кирилл Семенович, его заместитель в данной проверке – главный
генерал-инспектор Сухопутных войск, Герой Советского Союза генерал-лейтенант Андрющенко. О нем уже был рассказ при описании моей службы в Южной Группе войск. В актовом зале штаба Одесского военного округа состоялось заслушивание Командующего Киевской армией ПВО. В президиуме сидели главные генерал-инспекторы различных родов войск. Такого скопления Героев и дважды Героев Советского Союза я за свою долгую службу не встречал. Мне было приказано возглавить группу из трех прикомандированных офицеров для проверки радиотехнических подразделений, расположенных западнее Севастополя, кроме того, поднять по тревоге радиотехническую бригаду ПВО Одесского военного округа в Ильичевске, и еще съездить в Молдавию и проверить радиотехнический батальон ПВО в Леово на границе с Румынией. В двух последних случаях эту работу я проделывал под руководством генерал-инспектора тыла. В Крыму
проверяли радиотехнические батальоны в Каче, Евпатории и на оконечности полуострова Тарханкут группой в составе четырех человек. Работы было много, но в то же время было интересно, особенно по части нововведений, которые возможно применить у нас.

Возвратившись к себе на кафедру, подробно на заседании рассказал об увиденном. Майор Мешковский и капитан Першин тут же загорелись желанием реализовать некоторые нововведения, соответствующие преподаваемому ими материалу. Что ж, в добрый путь.

В конце февраля – начале марта на территории Белоруссии проводилось большое войсковое учение «Весна-75». «Северными» руководил Командующий войсками ЛенВО генерал-полковник Грибков Анатолий Иванович, а «южными» – генерал-полковник Варенников Валентин Иванович – командующий войсками Прикарпатского военного округа. Я был привлечен на это учение в качестве представителя руководства учением при командире армейской зенитной ракетной бригады «северных». Для меня роль представителя при такой бригаде была новой, необычной. Ни в ЮГВ, ни в ЛенВО таких соединений не было. Главные боевые элементы ракетного комплекса смонтированы на базе тяжелых артиллерийских тягачей. Чтобы не портить дороги с твердым покрытием, все, что монтировалось на базе артиллерийских тягачей, перевозилось на трейлерах. Уже сам вид такого поезда внушает почтительное к нему отношение. Погода стояла еще зимняя, поэтому на соблюдение дисциплины перемещения и маршей обращалось особое внимание. Я был предупрежден Командующим войсками, что в случае тяжелых происшествий буду нести ответственность наравне с командиром соединения. Во время одного ночного марша трейлер не вписался в поворот и утащил тягач под откос дороги. Когда мы подъехали к этому месту, в свете фар показалось, что случилась большая беда. Под откосом был трейлер и несколько тягачей. С облегчением вздохнули, когда разобрались в обстановке. Одним тягачом трейлер не вытащить из-под откоса, их было задействовано три. Такое скопление тяжелой техники поначалу показалось чем-то вроде «кучи-мала». Под умелым руководством заместителя командира по технической части, трейлер со стоящей на нем пусковой установкой был аккуратно вытащен на полотно дороги.

Проехали вперед совсем немного. У дороги большое скопление людей. Многострадальный белорусский народ, понесший неисчислимые жертвы в войне, приветствовал воинов Советской Армии, вооруженных самой современной боевой техникой. Теплые поздравления, добрые пожелания. Это были волнующие незабываемые встречи. Очень усталый, но довольный выполненной работой, вернулся домой.

В 1975 году отмечалось тридцатилетие нашей Победы в Великой Отечественной войне. Вечером, накануне дня Победы, дома раздается телефонный звонок. Командир 3-го воздухоплавательного Свирского ордена Красной Звезды дивизиона аэростатов артиллерийского наблюдения подполковник Джилкишев Саид Демеубаевич приказывает завтра к 12:00 быть в Приморском парке Победы «у вазы». Отвечаю – есть! В 11:30 подхожу к вазе. Повторяется то же, что было на белорусской земле – незабываемые, ласкающие душу встречи. Жизнь разбросала нас по всей территории нашей необъятной Родины. Джилкишев прибыл из города Алма-Ата, его бывший заместитель майор Криушенков – из Перми, известный вам из этих воспоминаний майор Сивоволов – из Ростова, командир отряда капитан Юдин – из Тбилиси, капитан Клыгин, упоминаемый в этой книге – из Ужгорода. В перечне мест проживания прибывших – Москва, Ленинград, Харьков и другие города. За эти тридцать лет жизнь заметно изменила нас. Некоторых уже не стало. Мы оказались такими разными, но по-прежнему чувствовали себя единой, дружной семьей. Трудности и невзгоды войны сблизили, сроднили нас, и теперь каждый стремился отдать тепло своей души в общую копилку воспоминаний. Потом такие встречи проводились ежегодно: встречались воздухоплаватели нашего дивизиона и Ленинградского, по порядковому номеру – первого. Через пять лет мы еще раз встретились, но уже сильно поредевшим составом. Я был самым младшим по возрасту среди участников этих встреч. Наконец, однажды, придя к заветному месту, я никого там не обнаружил. Жизнь взяла свое.

В мае, на одном из практических занятий по погрузке боевой техники на железнодорожные платформы, я почувствовал колющие боли в сердце. К вечеру они усилились. Ночью скорая помощь увезла меня в окружной военный госпиталь. Инфаркт. Рушились все жизненные планы, а, проще сказать, сама жизнь. 50-летний рубеж я встретил на госпитальной койке, но с надеждой на то, что буду жить. В госпитале лежал долго. На кафедру вернулся, когда начался новый учебный год. Все необходимые плановые работы по подготовке к новому учебному году выполнил Николай Иванович Сидоренко. По опыту работы и педагогическому стажу он являлся достойным кандидатом на замещение меня в должности начальника кафедры.

По возвращении на кафедру я сразу подал рапорт об увольнении в запас. Выслуги лет у меня было много, так как служба в воздухоплавательной части, даже в мирное время, исчислялась как два года за один календарный год, и с пятидесяти лет офицер в звании полковник имел право выхода в запас. Сергей Михайлович Муханов, беседуя со мной, предложил еще немного послужить. Я вежливо ответил отказом и высказал ему свое предложение о назначении начальником кафедры подполковника Сидоренко. Я также рассказал о своем отношении к созданию кафедры номер десять. Эта перестройка имела больше минусов, чем положительных моментов. Идя на такие преобразования, необходимо было обсудить этот вопрос с преподавательским составом.

До получения приказа об увольнении я еще два раза лежал в госпиталях с сердечными приступами, в том числе один раз в элитном московском госпитале имени академика Бурденко. Много думал о том, что совершенно здоровый, деятельный, числящийся на хорошем счету офицер вдруг в очень короткий срок развалился на части. Знаю, что для мужчин пятидесятилетний рубеж по здоровью очень опасен. Недаром говорят: «Берегите мужчин!» В этой связи естественно спросить: почему в течение последних трех лет, как в «Гренаде» Михаила Светлова, «отряд не заметил потери бойца?..»

Долго искал ответ на этот вопрос. Считал, что все причины в моей повышенной чувствительности к несправедливости. Все стало на свои места, когда узнал, что, вопреки здравому смыслу, начальником кафедры стал не претендент № 1 на эту должность подполковник Сидоренко, а командир радиотехнической бригады ПВО, размещавшейся в то время в Токсово. Как начальник гарнизона, он, имея хорошие связи с местными властями, оказал руководству училища услугу, этическая ценность которой вызывает большие сомнения. Мне обидно и горько писать об этом. Случилось, однако, так, как случилось. Я не имею никакого морального права бросать тень на репутацию нашего замечательного училища, внесшего достойный вклад в формирование офицерского корпуса страны. Заранее прошу всех уважаемых мною офицеров, о которых речь идет в этих воспоминаниях, извинить меня за резкость высказанных оценок. Причиненный мне лично ущерб не идет ни в какое сравнение с тем вредом, который был нанесен организационной перестройкой кафедры. Лишний раз нет нужды говорить о том, что любое хорошее дело надо начинать с чистыми помыслами без задних мыслей.