Из детства
Удивительно устроена память: эпизоды из очень далёкого детства помнятся чётче и подробнее, чем события не таких давних лет. Вот и сегодня, как кадры старой кинохроники, всплыли они в памяти, погрузив меня в воспоминания.
Говорят, что дети в раннем возрасте не запоминают события - это не совсем так. Что-то, что потрясло детскую душу, помнится всю жизнь.
У меня был любимый дедушка Иван, который во всех моих детских радостях и огорчениях всегда был со мной, и очень многое, связанное с этим временем я помню до сих пор.
Мои родители, дедушка, я и маленький братик жили тогда в деревне Заборье Глубокского района Полоцкой области ( сейчас область Витебская) в баньке, уцелевшей от пожара на самой окраине деревни. Дальше начиналось небольшое болото, а за ним стеной вставал лес. Прошло не так много времени после окончания Второй мировой войны и многое ещё напоминало о ней. В деревне многие люди жили в землянках, построено было только несколько домов. Дома тогда строили «толокой».
За деревней, с другой стороны, тоже был лес, где все деревенские заготавливали дрова для печей. Дедушка тоже заготавливал там дрова для нашей печки. Отец работал с раннего утра до позднего вечера на колхозном поле, мама оставалась дома с только что родившимся моим братиком, а мы с дедушкой уходили в лес.
Уходили... Мне было четыре года. Дедушка сажал меня к себе на хребет, и я «ехала» на нём, держась за его голову. Помню даже, какие мягкие, с красивой сединой были у дедушки волосы.
Лес находился всего в пол километре от нашего дома. Придя на место, дедушка опускал меня на землю на небольшой полянке, где были два пня от спиленных берёз, чтобы можно было посидеть, когда устану играть с разными букашками, цветами и красивыми листьями, а сам, находясь неподалёку, заготавливал дровишки. Дедушку я слушалась: никуда не уходила с полянки. Он находил и приносил в горсти ароматные, сладкие ягоды земляники для меня, или какой-то интересный сучок, похожий на птицу или человечка. Ягоды я съедала быстро, а потом мы сидели на пеньках и ели хлеб с луком и огурцом.
Как-то один раз я ослушалась дедушку и ушла с той полянки. На одном месте играть надоело, захотелось посмотреть, что там делает дедушка. Где-то за кустами слышен был стук топора. Я пошла на эти звуки, нашла ягодку земляники:
- Смотри, дедушка, я тоже нашла землянику! - обрадованно закричала я, но дедушка работал и меня не услышал.
Увидела бугорок под деревом, показавшийся мне мягкой кочкой. Я устала, хотелось спать - и я села на этот бугорок. И тут уже заверещала так, что дедушка бросил топор и прибежал в испуге ко мне. Оказалось, что я уселась на лесной муравейник! Муравьи тут же набросились на меня со всех сторон и начали кусать. До сих пор помню, как было страшно и больно, и непонятно, почему это происходит.
Дедушка долго вытряхивал муравьёв из моей одежды. Платьице надеть я не соглашалась никак:
- Там муравьи сидят! - ревела я.
Дедушке пришлось снять свою рубашку, завернуть в неё меня и, зарёванную, унести домой, так и не заготовив в тот день почти ничего. По дороге к дому я уснула на его руках.
С тех пор, когда мы уходили в лес, я близко не подходила к муравейникам и никуда далеко не отходила от места, где мне было разрешено находиться.
2.Потрясение.
Мне уже было пять лет. Мы всё ещё жили в баньке. Я качала в зыбке (детская деревянная люлька, которая подвешивалась на жерди, вставленной под балку потолка) братишку, пока мама ранним утром хлопотала по хозяйству. Отец лежал в больнице (сказывались последствия плена), а дедушка на лошадке, запряжённой в телегу, поехал его навестить.
Утро было солнечным. Птицы пели у самого окошка: над окном под крышей гнездились ласточки. Мама обещала отпустить меня поиграть с подружкой Леной и её младшей сестрой, когда закончит все дела. Я качала зыбку и придумывала, в какие игры мы будем играть. У Лены уже был дом и двор, где стояла телега. Под ней мы устраивали «больницу» и «лечили» кошку Мурку.
Зашла соседка баба Мася и сказала маме: «Люба, выйди со мной во двор».
Мама вышла, и я тут же бросилась за ней, потому, что услышала плачь мамы: « Что там? Почему так плачет мама?».
Дедушка лежал на телеге. Одна нога была спущена вниз (видно хотел сойти). Он не дышал: остановилось сердце. И может это случилось не у дома, может лошадь привезла его к дому уже неживого. Сердце у дедушки было больным.
Я бросилась к телеге. Я ничего не могла понять, но тут баба Мася быстро затолкала меня обратно за дверь и наказала получше смотреть братика. На улицу выглядывать запретила.
Дальнейшее помнится, как в тумане: суетились женщины, плакала мама, закрыли скатертью зеркало, дедушку внесли и положили в углу на скамейку. Поверить в то, что он больше со мной не может разговаривать я не могла и не хотела. Мне казалось, что он спит и скоро проснётся. И всё будет, как было раньше. Я пыталась с ним говорить. Даже, когда молился батюшка, я всё ещё надеялась на чудо. И только когда стали опускать в яму, до меня начало что-то доходить. Я бросилась к яме (еле успели поймать, чтобы не свалилась туда) и горько, как взрослая, расплакалась, а потом весь вечер и всю ночь сидела молча, забившись в угол своей деревянной кровати. Так и уснула к утру.
«Как же так, больше я никогда не увижу дедушку?»
Это было настоящее потрясение для девочки пяти лет.
Я, конечно, не всё помню сама: кое что вспомнилось из рассказов мамы.
3.Сад.
Большой колхозный сад находился в трёх с половиной километрах от дома. Путь к нему лежал мимо моей школы, где я закончила свой первый класс. На летних каникулах я помогала родителям: выполняла их несложные поручения. Отец тогда работал сторожем в этом большом саду. Одни сутки работал он, а следующие сутки - напарник. Я носила обеды отцу, приготовленные мамой.
В саду был шалаш, служивший сторожкой. Никаких других помещений там не было. Мне так хотелось хоть разок переночевать в шалаше. Шалаш был сделан из жёрдочек и досок, а сверху накрыт зелёным брезентом. Вместо пола лежало душистое сено.
Сад был очень большой. Мне нравилось гулять по саду. Яблоки, которые падали с яблонь, можно было есть сколько хочешь, но домой брать не разрешалось.
В саду я задерживалась подолгу, покуда отец не говорил, что пора возвращаться. Ночевать здесь не разрешал: мало ли чего может случится, могут воры прийти за яблоками ночью. В шалаше было ружьё, и это вызывало у меня ещё большее желание остаться здесь ночью.
И вот однажды, когда мне уже пора была возвращать домой, небо над садом потемнело, блеснула молния, раздались раскаты грома. Началась сильная гроза: дождь лил, как из ведра, молнии полосовали небо, стоял сплошной грохот.
Я благодарила Боженьку за эту грозу! Отец, конечно же, разрешил переночевать в шалаше!
Гроза то уходила, то возвращалась. А я, поглаживая гладкий приклад ружья, всё ждала, когда появятся воры и мы будем их пугать: стрелять из ружья солью. Я была уверена, что ружьё заряжено солью!
Под утро, так и не дождавшись ночных воришек, я крепко уснула на душистом сене. Шалаш был сделан добротно и не протекал, и стоял он на небольшой возвышенности.
Утром, когда проснулась, ахнула - сад светился в лучах утреннего солнца, и под каждой яблоней лежали яблоки. Много яблок. Как жаль, что их нельзя было брать домой!
Но два самых красивых яблока я всё таки утащила, спрятав за резинкой платья: для мамы и братика.
13.06.2022.
Свидетельство о публикации №222061401323