Поминки по требованию. Часть 1

 Встречаются люди, которые вечно к чему-то готовятся и запасаются вещами впрок. Не совсем понятно, откуда берётся данное веяние. Оно сродни приёмам выживания в тяжёлых условиях и смахивает на шестое чувство, природное чутьё. Для подобных личностей завтрашний день всегда непредсказуем, хочется предусмотреть всё детально и основательно подготовиться к лихим жизненным метаморфозам. Так считал и Пётр Ильич, фамилия которого звучала громко, а отдельными товарищами произносилась с почтением.
 Раз в месяц Барон выбирался в город. Он любил слоняться по хозяйственным и продуктовым магазинам. Тележки и корзинки супермаркетов всегда наполнялись доверху. В избранной группе товаров было всё, что душе угодно. С посудой лежали свечи, в таре плескались горячительные напитки, а чёрные скатерти, с красно-жёлтым отливом, хрустели блестящей прозрачной упаковкой. Всякая купленная Бароном позиция дожидалась определённого момента. Пётр Ильич любил шумные застолья и предпочитал находиться в центре внимания не только мужского, но и женского.
 В редких поездках Барона сопровождала бессменная экономка — Римма Генриховна, ставшая правой и левой рукой бывалого финансиста. Римма Генриховна жила в трёхэтажном особняке Петра Ильича и занимала ни много ни мало — целых две просторные комнаты. Высокие панорамные окна выходили на живописное озеро с крепким пирсом и отделённые перелеском мрачные срубы соседей. Как выражался Пётр Ильич, в шатких халупах прозябают пропойцы и лодыри, а с подобным контингентом он почти никогда не общался — отсутствовали объединяющие интересы. К слову сказать, последние совпадали с увлечениями Риммы Генриховны, которая часто составляла Барону компанию. Вдвоём они играли на бильярде и много раз состязались в покер; в четыре руки музицировали на фортепиано, а перед трескучим камином устраивали вечера поэзии и слушали друг друга.
 Арфа Риммы Генриховны успокаивала нервы, несмотря на лихой осенний ветер за стенами. Женские пальцы перебирали звонкие струны инструмента, а душа Петра Ильича испытывала неподдельный катарсис. Длинный халат скользил по зеркальному паркету гостиной. Руки Барона плавно дирижировали, словно парили в воздухе. На лице благодарного слушателя дёргались скулы, лоб покрывался глубокими морщинами, а горящие глаза, уставившись в невидимую точку, сообщали о внезапном путешествии бренного тела во времени. Обойдя гостиную, Пётр Ильич уселся в кресло, приподнял дутый бокал красного вина, и, сделав несколько жадных глотков, замер. Он дослушал любимого Шуберта, глубоко вздохнул и обратился к экономке с донельзя лёгким вопросом: "Римма Генриховна, вам праздника больше не хочется?"
 — Пётр Ильич, неужели соскучились? Совсем недавно день рождения справляли. Вы что, никак не нагуляетесь?
 — Да в том-то и дело, — ответил Барон, — в свои шестьдесят девять душа чего-то иного просит. Дни рождения ожидаемы в детстве, а в теперешнем состоянии воспринимаются как данность. Будто время на исходе. В определенный момент нас и вовсе не станет. Что друзья, что родственники начнут говорить хорошее, а за спиной осудят, вспомнят о любых твоих проступках. Знаете, Римма Генриховна, аж любопытно наблюдать подобное...
 — Ну вы даёте, Пётр Ильич. В вас что, режиссёрский талант проснулся?
 — Всяко бывает, здесь вы тонко подметили! Грядущий день запечатлим обязательно, а на выходе получится самая настоящая документалистика.
 — Ой, да кому сдалось это видео, если и вправду почите? Зачем его смотреть? В кинотеатрах не покажут, не надейтесь!
 — Постойте, Римма Генриховна, в вас есть ужасная черта — не разобравшись в ситуации, начинаете швыряться молниями!
 — Так постарайтесь объяснить доходчиво и донесите мысли более развёрнуто.
 — Сейчас, а как вам такое... Представьте на секунду траур, поминки со всеми сопутствующими атрибутами. Римма Генриховна, если говорить откровенно, то хочется устроить бутафорские похороны!
 В гостиной воцарилось молчание. Экономка смотрела на Барона широко открытыми глазами. Внезапно она громко раскашлялась, на что Пётр Ильич
отреагировал немедля — поднёс полный фужер шампанского. Римма Генриховна выпила игристый напиток залпом и попросила откупорить новую бутылочку. Выдержав паузу, экономка с трудом продолжила...
 — Я точно поняла, Пётр Ильич, если выражаться дословно... Вы к праотцам отправиться решили?
 — Получается так, но с большой оговоркой… По-на-рош-ку!
 — Ага, допустим, а как вы представляете прощальный день? На козлах деревянный макинтош, который облепили каменные лица. Огромный зал в цветах, пропитанные горем некрологи?
 — Скорей всего, возможно так оно случится. Вы необычайно тяжёлую картину рисуете, Римма Генриховна, как будто всякий раз с подобным дело имею! Я толком ничего не решил и окончательно не определился. Вот скажем вы, в осуществлении данного плана поможете? Должно быть, понимаете, что в трудных моментах нам важно заручиться поддержкой. Давайте только не спешить, приберегите гениальные идеи к утру, а там вернёмся к разговору с трезвой головой и ясными мыслями.


 Ночь пролетела незаметно. Часам к десяти Барон спустился в гостиную. Римма Генриховна ждала его и основательно подготовилась к утренней чайной церемонии. Пётр Ильич их очень любил и мог выпить несколько чашек кряду. В пузатом самоваре отражалось октябрьское солнце и от этого казалось, что парящее содержимое согрето небесным светилом. На душе становилось радостнее и теплее. Восхитительные баранки с каждым откушенным кусочком теряли душистую маковую посыпку. Одиноких семян получилось так много, что Пётр Ильич принялся собирать их ложкой. За нехитрым занятием Барон вспомнил о внушительной банке мёда, которая тотчас была открыта. Тягучая золотистая масса медленно покрыла донышко расписного блюдца...

 — Волшебно, всегда обожал мёд! Как говорится, если скоро не помрём, Римма Генриховна, то в следующем году намереваюсь разбить пасеку. Знаете, ещё в университете читал об этом. Далёкие предки с незапамятных времён промышляли бортничеством. Видать и во мне проснулось такого рода увлечение!
 — Ваши фантазии, что осиное гнездо — неустанно копошатся, — ухмыльнулась экономка и поправила очки на переносице.
 — Зачем так сразу? Я с осами дружбу водить не хочу — хватило эксцессов. В детстве два раза кусали. Первый, когда арбуз ел, а второй случай произошёл на озере. Честное слово — просто на песке сидел, никого не трогал, а она р-р-раз только в руку... Боль жуткая, Римма Генриховна, ощущений не передать. По телу ток пробежал, а волосы на макушке будто выпали, но с пчёлами дела иначе обстоят.
 — Да что иначе? По мне так жалят одинаково.
 — Ну, бывает, опыт есть, пусть грызут на здоровье. Может любовь такая.
 — Ладно вам, любовь, спросите с пчёл в своё время и тогда решите. Ночью что-то надумали? Как помирать собрались?
 После вопроса Риммы Генриховны Барон даже чаем поперхнулся. Его глаза вылезли из орбит, а лицо приняло цвет мякоти арбуза.
 — Римма Генриховна, кха-кхе, полегче с выражениями!
 — А я чего? Вы сами озадачили. Легла в кровать и сна не видела.
 — Простите, виноват, что голову забил. Вчерашнее винцо укатало, спал как младенец. Давайте прежде подумаем, что к столу подать? Здесь моя фантазия разгуляется, будь здоров.
 — Вот, прямо-таки, неплохо соблюдать порядок. Сначала человек уходит, а следом домочадцы рассуждают о поминках. Ку-ку, вы почему смеётесь?
 — Римма Генриховна, бородатый анекдот про старого еврея напомнили... Лежит тот значит при смерти, да внука зовёт. Спрашивает пацанёнка, мол, Абрашка, что так рыбкой жареной соблазнительно пахнет? Сходи к бабушке на кухню, попроси для меня кусочек. Мальчуган возвращается вскоре и сообщает, что бабушка не даст ни крошки, так как рыбка на похороны и сготовлена.
 — Забавно, Пётр Ильич! Смешнее некуда, но здесь иная ситуация.
 — Какая? Давайте вспомним прошлогодний суп, к примеру!
 — А с супом, что не так? — спросила Римма Генриховна, приподняв очки.
 — Похлёбку сварганили — лаврового листа напхали пачку.
 — Совсем не целую! Смотреть в тарелку надо, не в телевизор пялиться. Вы что, футбола никогда не видели? Вот правильно, здесь самолично виноваты!
 — Ой, Римма Генриховна, как вспомню адский кашель... С большим трудом вашу приправу из глотки вынул. Думал, глаза от удушья выскочат! Вот, кстати, попробуем такой несчастный случай. Нормальный стопроцентный вариант в другое местожительство направиться.
 — Ну, разве это подходящая причина?
 — Вообще сойдёт! Несчастный случай, трали-вали. Без лишних слов поднялся по небесной лестнице, а вас не оказалось рядом... Тут же не место высшей математике.
 — Допустим, Пётр Ильич, с одной задачей худо-бедно справились. Как дальше быть? Под крышку саркофага точно ляжете? Вы и десяти минут не продержитесь, так как ни в чём не усидчивый!
 — Эх, правда, — ответил Барон, — я Федьку попрошу изощриться!
 — Какого Федьку? Таксидермист его профессия, неподходящий профиль. Чучело зверя для него одно, но ведь здесь разговор о человеке. Не набьёт же он вашу тушку соломой?
 — Римма Генриховна, что вы как ребёнок. Смотрите, я знаю его, он ещё кого-то, третий человек знаком с четвёртым... Смекаете? В наш скоротечный век многое решают связи. Уверен, Фёдор порекомендует нужную персону. Вот, чую, что вопрос не безнадёжен!
 — Послушайте, а что если вылепить восковую копию? Возьмутся мастера за подобное дело?
 — Ого, Римма Генриховна, я вас просто обожаю! Вы генератор отличных идей, но боюсь, что данный вид работ влетит в копеечку.
 — Пётр Ильич, вашему клону лишь нужно лицом походить, а то, что скрывают одежды - оно не интересно. В таком вопросе и Фёдор будет полезен, со знанием дела набьёт куклу Барона.
 — Верно, Римма Генриховна, вы для меня что ценная находка!
 — Не преувеличивайте! Думайте на досуге, считайте и осуществляйте. А пока перейдём к вашей излюбленной части: продумаем меню. Я и сама бы хотела что-то сготовить. Уж вся загорелась, Пётр Ильич... Делитесь смелее идеями. Внимательно слушаю.
 Римма Генриховна раскрыла ежедневник, допила остывший кофе, и, вооружившись острозаточенным карандашом, принялась делать пометки.


 Вторая половина осени тянулась долго. Барон всё чаще сидел дома, и каждое утро залёживался в тёплой постели. Он потягивал курительную трубку и громко шуршал свежими газетами. Иногда Пётр Ильич отвечал на телефонные звонки, а после сытного обеда уговаривал Римму Генриховну сыграть с ним в карты — так начиналось время настольных игр. Шахматные поединки сменялись шашечными баталиями, а спустя минуты на стол высыпались кости домино. Барон тщательно их перемешивал, бормотал под нос детские считалочки, и закрывался от Риммы Генриховны томиком Шекспира. Всю долгую игру Пётр Ильич не покидал импровизированного укрытия. Его голова мелькала по разные стороны книжного блока. Подобно злодею из фильма Барон хрипло посмеивался и выдавал коронную фразу: "Рыба!"

 — Пётр Ильич, — возмущалась Римма Генриховна, — ну сколько можно? Ещё скажите, что другого не имеете?
 — Конечно, нет, гол как сокол! Всё разбросал, да всё истратил!
 — А мне так играть надоело. Рыба и рыба, рыба и рыба... Это как понимать? По рыбалке соскучились? Я мигом устрою. Сегодня откровенно поздно, а вот завтра точно спроважу. Тут и лодка без дела, удочки пылятся... Да прекратите кривляться! Перестаньте за классиком прятаться, Пётр Ильич! Ой, ну прям дитё малое. Ей богу выпру...


 Следующим днём Барон налегал на вёсла. Новая лодка скользила по недвижимой глади, а далёкие берега скрывались в сизом тумане. Кругом было так тихо, что здесь слышалось падение листьев на воду. Они достигали середины озера, огибали нос лодки и прилеплялись к истёртым бортам. В такие минуты душа Петра Ильича наполнялась спокойствием. Ей никуда не хотелось спешить, ей нравилось подобного рода уединение. С глазу на глаз. С природой. Тет-а-тет.
 Яркую картину осеннего спокойствия нарушало грузило. Оно свистело, рассекая воздух, плюхалось в воду и растворялось в тёмных глубинах. После всякого броска Пётр Ильич опускался на дощатое сиденье и подтягивал телескопический спиннинг. В руках ощущалась лёгкая поклёвка. Внутренний голос сообщал Барону о терпении, предлагая дождаться более крупной добычи, но она как назло всё не шла. За нехитрым занятием Пётр Ильич стал дремать. Тяжёлая голова совершала много мелких кивков, а руки становились ватными — в них пропала прежняя сила. Испугавшись, что спиннинг выпадет за борт, Барон уложил его на дно лодки, закутался в пёстрый бушлат и сомкнул глаза.
 Очень явно представился драккар, рассекавший мелкие волны. В окружающей ночи разлилось такое зарево, что бурлящая пена приобрела жуткий оттенок. В воздухе проносились тлеющие искры, а кожи Барона коснулся невидимый жар. Он плавил бороду и ресницы. Несмотря на обувь с толстой подошвой, ноги будто в угли ступили — сделалось невыносимо больно. Давясь гарью и дымом, Барон поднял голову и сквозь острые языки пламени разглядел шумную толпу. Каждый собравшийся от мала до велика скандировал: "Вальхалла, Вальхалла, Вальхалла!" Пронзительные выкрики напоминали слова заклинания. Барон решил, что всё это чудится, однако в следующую минуту его душа отделилась от тела и встала истуканом под хлопающим красным парусом. Вдруг откуда ни возьмись, показалась лодка. Она поравнялась с уходящим под воду драккаром, а худощавый гребец в истлевшем рубище бросил вёсла и несколько раз ткнул шестом бездыханное тело Барона.

 — Эй, рыбак, случилось что? Здоровье в норме?
 — Да кабы чёрт тебя побрал, кретин. В бродячую собаку что ли тычешь? Канай давай, откуда выполз! — рявкнул Барон, вскочив на колени.
 — Не кипятись, мужик. Пустую лодку издали заметил и вот предположил, что может быть она ничья. Потом решил грести сюда, дела простые...
 — Теперь отчаливай, спасатель! Со мной в порядке всё, и кони я не двинул! Как раз должно быть в этом убедился!
 — Хорош грубить, отец, я тоже наезжать умею. Сначала померещилось, что жмур лежит, а я боюсь их, если честно. Решил проверить значит и аккуратно так веслом огреть, но после передумал...
 — А что тебе покойники? Ребята те добрее всех живых. Лежат и никого вокруг не донимают. Ты гадостей от них не жди, такие точно не укусят!
 — Конечно, не сожрут, но впечатления идут из детства, и в память сильно врезался момент, когда однажды деда хоронили. Мне сколько было?
 Барон пожал плечами, не зная, что ответить.
 — Похоже, около десятки, — продолжил собеседник. — Так вот, одно лишь то, что дома долго находился, а в похоронный день ещё и к яме подвели!
 — И для чего всё это? — немного успокоившись, спросил Барон.
 — Да я не знал его, мужлан какой-то. Настаивал на том, что попрощаться надо. Целуй, мол, деда в лоб. Вот же дурак, ей богу! Я целый день на стрессе, а тут такое предложение. Тогда представилось, что дед вот-вот глаза откроет! Боялся страшно, и ведь не знаю почему...
 — Хорош придумывать, в кино оно всегда страшнее. А если трезво мыслить, то наша жизнь короткая похожа на спектакль. Всё время топчемся впотьмах, в огромном зале, а как ужалит муха — дёргаем на сцену. И там на что фантазии хватит или тупости, в зависимости от того, чем природа наградила. Я вон ведь тоже... на покой собрался.
 — Чего-чего? Совсем на выход?
 — Ага, — усмехнулся Барон, — сполна приелось. Как будто макароны отварные, которые на завтрак, на обед, и ужин подают. И что ни день — однообразная баланда. Ну, вот, хочу иного блюда. Тьфу, ладно, к чёрту всё... Ты сам откуда, далеко бытуешь?
 — За этим лесом, книзу по протоке. Отсюда не просматривается дом, но это не столь важно. Ещё такое говорят, что при случайных встречах можно чем-нибудь меняться. Недавно вкусные грибы собрал, готов добычей поделиться.
 Незнакомец полез в корзину и разложил перед Бароном дюжину белых красавцев. Крупные ножки с бархатистыми шляпками были удивительно душистыми. Пётр Ильич насупился, шмыгнул носом и, надув щёки, громко выдал: "Ту-ту-ту-ту-ту..."
 — Что за туту? — поинтересовался собеседник.
 — Спасибо говорю! К сожалению, нечем ответить. Не взял ничего, карманы пустые. А звать тебя как?
 — Степан.
 — Так вот, Степан, подкатывай завтра. Хоть к часу дня. Мне кажется, не все моменты обсудили. Там за спиной мой дом стоит, вот как дотопаешь до места, тогда спроси Барона. Да только не забудь, я на тебя рассчитываю!


 Следующим утром Пётр Ильич не мог найти себе места. Он рано поднялся, истоптал свободные углы в гостиной, а потом уставился в телевизор. Барон пролистывал десятки передач, но глазу не на чем было заострить внимания. Спустя мгновение Петра Ильича обуяла излишняя раздражительность, потому что события в мире добавили нового бешенства.
 
 — Ого, с чем связано плохое настроение? День не успел начаться, а Пётр Ильич в паровозный котёл превратился, — сказала Римма Генриховна, войдя в помещение.
 — Не усугубляйте, вы прекрасно всё знаете! Пройду свою точку кипения и стану прежним. И кому это нравится? Непутёвые шоу, фильмы с бесконечными убийствами, носители звёзд на погонах и доставучие блогеры... Они герои современности? Ладно, я старый, только другим на кого равняться? Что за нелепые идеалы? Сегодня же вышвырну!
 — Так, с чем вы решили расстаться?
 — Да к чёрту его, с телевизором этим! Ну, сами подумайте... Вот оно что, когда Степан будет домой собираться — отдам говорящий ящик. Дмитрий Леонидович свезти поможет.
 — Хороша сделка! Вам грибочки из леса, а вы с дорогущим телевизором прощаетесь.
 — Римма Генриховна, прекратите. Ведь каждый из нас от чистого сердца всё делает. Ну, были у Степы грибы — он их и отдал. Так и я делюсь, не переубеждайте!
 — И не думаю даже. Вы человек взрослый, решаете самостоятельно. Держите ответ за поступки. Телеящик он ваш, поэтому вольны распоряжаться, как вздумается.
 — Вот, Римма Генриховна, такая рассудительность по сердцу! Давайте же пить чай, а то после долгой болтологии в горле пересохло.
 — Давайте, — произнесла экономка, — мне ещё стол накрыть.
 Конечно, мысль о приходе стороннего человека Римму Генриховну нисколько не радовала. Странно, что Пётр Ильич был готов к этой встрече и ждал её с вечера. Ведь он не любил местных жителей, никогда не общался с ними и старался не замечать подобных, а тут вон как пошло — уже и в гости ждёт. "Может голову напекло?" — съязвила в мыслях Римма Генриховна, продолжая раскладывать ложки. "Что там было на вчерашней рыбалке?" Пока экономка терялась в догадках, Барон любовался красно-жёлтыми деревьями с балкона и задавал неясные вопросы...
 — Римма Генриховна, вы правда не слышите или специально игнорируете?
 — Что вы сказали? Да нет же, слышу, конечно! Чутка отвлеклась на подсчёты, простите...
 — Ох, вот ничего себе чутка, я в третий раз спросил про сонник. Вы книгу где-нибудь видали?
 — Не знаю, сама её давно не вижу. Возможно, что в рабочем кабинете затерялась или в бюро находится, которое за дверью. А что узнать хотели? Признайтесь честно, вам наконец-то сон приснился?
 — Да, было дело, к тому же много помню. Я вроде викинг, и на горящем корабле скольжу по озеру, а с берега толпа орёт мне про Вальхаллу... Потом душа, неторопясь отходит, становится на палубе под мачтой и наблюдает приближенье человека.
 — Корабль во сне — уже к чему-то хорошему!
 — Римма Генриховна, — прикрикнул Барон, закатив глаза, — вы дадите закончить? Ну, вот, и к кораблю стремится лодка. Внутри мужик стоит, да как шарахнет по хребтине... Я моментально тут проснулся, не сразу понял, что к чему, обматерил приплывшего Степана.
 — Удивительное дело, — заключила Римма Генриховна, — ваша затея совсем не даёт покоя. Продвинулись хоть в чём-то?
 — Куда мне двигаться? Тут зима на носу. Основные подготовительные мероприятия на март или апрель планирую, а траурный день обозначим в июле.
 — Ну, что ж, ни хорошо, ни плохо — месяц нравится. А всё-таки, Степан ваш этот, зачем сегодня пригласили?
 — Давайте после встречи. Все планы на бумаге раскидаю. Там посмотрим...
 В это время в гостиную вошёл водитель Барона. Последний взглянул недоумённо и спокойно продолжил: "О, к нам Дмитрий Леонидыч! А разве что-нибудь стряслось?"
 — Там это, Пётр Ильич, там во дворе мужик какой-то.
 — Давно вы стали заикаться, Леонидыч? Бывает, человек пришёл, чему здесь надо удивляться? М-да он рано что-то объявился. Сейчас спущусь, пусть обождёт немного! До встречи целых полтора часа ещё, а Стёпа взял же и припёрся... Вы здесь на месте, справитесь одна? — обратился Барон к Римме Генриховне.
 — А что мне остаётся делать? Конечно, постараюсь всё успеть. Вы оба погуляйте как-нибудь подольше, мешаться под ногами только будете.
 — Хм, ясно. Фон Барон усвоил!
 Пётр Ильич накинул пиджак, хлопнул по плечу Дмитрия Леонидовича и вместе с ним спустился по винтовой лестнице. Оказавшись на улице, Барон лишь руками развёл. Ворчать на гостя уже не хотелось, потому как в руках Степана была объёмная бутыль с длинным горлышком. Белесая жидкость плескалась по стенкам, а лучи солнца, просачиваясь сквозь волнение, скакали по газонам яркими пятнами. Прищурив глаз, Барон хитро произнёс: "В ней литров пять, похоже?"
 — Так точно, — отрапортовал Степан, — огненный фирменный напиток!
 Пётр Ильич засмеялся, подошёл ближе и продолжил: "Сначала думал отругать за столь ранний визит, но стеклянный снаряд растопил моё сердце. Степан, может оно и к лучшему... Я всё тянул, хотел разговор на потом оставить, а тут обстоятельства иначе складываются. О, познакомьтесь — наш Дмитрий Леонидыч, незаменимый водитель, надёжный и очень исполнительный человек. Ну, а вам представляю Степана! Дмитрий Леонидыч, снесёте шкалик в дом? Будем считать это спецзаданием на сегодня. Есть кстати маленькая просьба: без нас бутыль не кушать! Ладно, давай чутка пройдёмся. Ждите возвращения, до скорого!"
 На лицах мужчин сверкнули улыбки. Дмитрий Леонидович утвердительно кивнул, и в приподнятом настроении зашагал к дому.
 

 Большую часть прогулки Пётр Ильич говорил о поместье. Он рассказывал, что всегда мечтал о собственном участке с домом, а с площадки балкона хотел наслаждаться лесным озером, сидя в массажном кресле под клетчатым пледом. Всё изменилось после сорока, когда Барон устал от шума и ритма города. Ему срочно приспичило что-то менять, потому как душе надоело ютиться в серой бетонной коробке. Тротуарная плитка, минимум зелени под ногами вперемежку с собачьими гостинцами дополняли унылую картину — Барон навсегда перебрался в сельскую местность.

 — И вот что, Степан, я ничуть не жалею. Наоборот, очень рад этому. Конечно, иногда приходится мотаться в город, ведь хозяйством же пока не обзавёлся. Ну, ко всему финансовые дела решаю, а в последнее время одна мысля покоя не даёт. Смотри...
 — Ничего себе ходим! — перебил Степан. — Зачем в гору попёрлись? Там кроме погоста ничего больше нет.
 — А другого не нужно, — ухмыльнулся Барон, — за тем и шли!
 — Вот нафига здесь ползать? Не выношу покойников, ещё вчера рассказывал!
 — Да подожди, Степан, я мигом сейчас объясню! Слушай...
 И Пётр Ильич стал делиться сокровенными мыслями. Он подвёл Степана к обнесённому проволокой участку и раскинул руки.
 — Гляди, какой просторный! — отметил цветущий Барон, словно демонстрировал новый бассейн. — Вот, вот тут попрошу тебя яму отрыть. С администрацией местной вопросы улажу, только дальше идти не хочу. Мне полиции эти, милиции здесь не нужны. Сам понимаешь — по сути своей это мелкий спектакль. Затраты конечно большие, зато сколько удовольствия! Прикинусь другом, а, может быть, роднёй назовусь.
 — И для чего инсценировка?
 — Да скучно стало! Ищу каких-то впечатлений. Увижу настроения знакомых, узнаю правду о себе, понаблюдаю, кто есть кто на самом деле. Ну, ладно, мы за столом ещё наговоримся. Там это... Римма Генриховна ждёт. Давай-ка, Стёп, пора обратно шлёпать.


 У гранитных ступеней расхаживал Дмитрий Леонидович. Он глядел под ноги и нервно покусывал губы. Услышав знакомые голоса, Дмитрий Леонидович остановился и встал по стойке смирно, будто игрушечный солдатик, который охранял что-то...

 — Вы и в дом не ходили? — опередил с вопросом Барон.
 — Да был внутри, как по-другому. Бутылочку в подвал припрятал! А вы должно быть телефон забыли? Тут Римма Генриховна места не находит. Звонит-звонит, никак ей не пробиться.
 — Бывает, что поделать. Играет злые шутки наша память, я этого не отрицаю. Сейчас объяснюсь, пусть она не серчает. Дмитрий Леонидыч, не берите в голову. Пришла пора расслабиться, несите-ка снаряд к столу. Сегодня все невыездные, поэтому паркуйте тарантас в гараж и направляйтесь в залу. Все вместе поедим, да покумекаем над предстоящим шоу. Готовьте всякие идеи, господа, придётся поднапрячь извилины.
 В гостиную Барон со Степаном вошли первыми. Круглый стол был заставлен холодными закусками и прочими аппетитными блюдами. Степан с открытым ртом рассматривал сверкающие люстры и громадные картины неизвестных ему живописцев. Встав на колени, Пётр Ильич напевал какую-то песенку. Он упорно высекал искры каминными спичками, но столь нужный огонь не спешил разгораться. Барон дул со всех сил, совершая ещё много тщетных попыток, прежде чем робкие языки пламени объяли сухие поленья. Нехитрое занятие отняло у Петра Ильича массу жизненной энергии. Сам факт её отсутствия повлиял на общее состояние организма. Одну руку Барон приложил ко лбу, а второй ухватился за кресло, где в момент разместился с комфортом.
 
 — Ох, порой бывает ничего, зато сейчас всё поплыло, посыпалось куда-то. Как будто глобус завертелся...
 — Всё потому, что не едите! — подытожила Римма Генриховна, войдя в помещение. — Однажды ваша безответственность столкнётся с последствиями. Не перестаёте игнорировать рекомендации врача! Вам нужно наказание придумать!
 — Но-но, Римма Генриховна, — ответил хихикающий Барон, — у нас гости. Давайте публичные расправы до лучших времён отложим. Конечно же, заметил, что старались от души, поэтому хочу сказать спасибо. Вы, правда, только не серчайте, знакомьтесь лучше со Степаном.
 Не проронив ни слова, Римма Генриховна замерла. Она лишь слегка подняла голову и протянула руку в ожидании чего-то нового. Удобным моментом не преминул воспользоваться Степан, который в два счёта оказался рядом. Новоявленный гость тряс конечность Риммы Генриховны до тех пор, пока в гостиную не ввалился Дмитрий Леонидович со стратегическим запасом горячительного напитка.

 — Так, вот это что за номер? — возмутилась опешившая экономка. — И где вы умудряетесь бурду достать? За вами не припомню, Дмитрий Леонидыч. Теперь сивухой промышляете?
 — Да прямо-таки, нектар не мой...
 Почувствовав, что в воздухе запахло жареным, Барон поспешил вмешаться: "Постойте, Римма Генриховна, всё чистая правда. На днях купил у местных виноделов".
 — Ой, довольно выгораживать. Мужская солидарность вдруг проснулась? Чтоб вы, да самогон... Какие в баню виноделы? Я помню хорошо, в подсобке не было бутылки!
 — Ну, за сим закончим, будет вам. Парням давно ведь не шестнадцать! Чутка употребим для запаха, всех остальных никто не заставляет. Забудем разногласья, дорогие, пройдёмте же к столу!
 Удивительно, но бутылка самогона, ставшая причиной недопонимания, мгновенно растворила обиды. Римма Генриховна и заметить не успела, как рядом с ней появилась четвёртая стопка. Дифирамбы, посвящённые баклажанной икре и говяжьим языкам под чесночным соусом, окончательно растопили сердце экономки — Римма Генриховна стала смеяться. От такого успеха истории Барона зазвучали с новой силой. В рассказах смешались и правда, и вымысел. Степан слушал, ел и поражался умению Барона точно подыскивать ответы. Пётр Ильич никогда не терялся, соображал молниеносно и часто додумывал всяким темам продолжение. Здоровый юмор объединял компанию всё больше.

 — Теперь и название клуба готово... Алкогольный квартет, — выдал Барон, стукнув по столу стопкой. — Обалденная жидкость, хочу вам заметить.
 — Да, Степан и впрямь специалист в самогоноварении, — подхватил Дмитрий Леонидович, размазывая чёрную икру по горбушке хлеба. — Такой продукт на любом торжестве будет в центре внимания.
 — А что, вы дело говорите, — дополнил Барон, — улучшим запланированное представление. Закажем у Степана литров двадцать! Уже сейчас предвижу, как наша публика в дичайший восторг приходит. Так что, Степан, запускай производственные мощности!
 В целом идея Барона собравшимся понравилась. Степан выразил готовность приступать хоть завтра, на что Римма Генриховна ответила: "Куда торопитесь? Пусть для начала с днём определится, а дальше будет смысл продумывать детали!"
 Как только Римма Генриховна встала из-за стола и отправилась за горячим, Барон щёлкнул пальцем и достал карманный календарик. Острие карандаша скользило по цифрам и замерло на отметке икс — то было двадцать третье июля. Пётр Ильич предполагал, что в указанный день Римма Генриховна сообщит друзьям и знакомым о его кончине, а двадцать пятого пригласит всех скорбящих с ним проститься. К назначенному времени будет изготовлена восковая копия, яма, что отроет Степан, и поминальная трапеза. Соблюдение последнего пункта ложилось на плечи Риммы Генриховны, потому что в организации мероприятий ей не было равных.

 — Да, кстати, Пётр Ильич, — вдруг начал разговор Дмитрий Леонидович, — есть предложенье катафалк задействовать... Мой кореш держит бизнес небольшой: сдаёт авто в аренду. Там нам подходит тройка нужных аппаратов. По ценам всё лояльно, а за рулём смогу и я поехать. Доставлю мягко, аккуратно, и к финишу прокатимся по высшему разряду. Что скажете? Такой он мой расклад. Подходит?
 — Хм, звучит неплохо, размышленье нравится. Давайте в план запишем, потом покажете машины. Вы познакомите меня с приятелем, осмотрим транспорт и подпишем договор необходимый. Не знаю, мужики, волнительные чувства на душе, как будто подготовка к юбилею, — заключил Барон.
 — Угу, внимания всегда хотите. Собрались новых ощущений поискать, — сказала Римма Генриховна, войдя в гостиную с казаном плова. От него исходил настолько чудный аромат баранины, что сидящие за столом мужчины заёрзали на стульях и принялись освобождать место под главное блюдо тёплого вечера.
 На какое-то время разговоры утихли. Пустоты гостиной наполнились звуками горящего камина и треском ушей, что стоял в процессе поглощения пищи. Степан продолжал восхищаться кулинарными талантами Риммы Генриховны, а последняя окончательно расположилась к внимательному и обходительному гостю. Сейчас она мало говорила, больше слушала и наблюдала за бойким поведением Барона. Несмотря на годы, Пётр Ильич оставался мальчишкой, который стремился быть лучше других в любом деле. Его лидерские качества объединяли людей и Римма Генриховна прекрасно об этом знала. Каждую идею и каждый новый проект Барон старался довести до логического конца. Результат мог быть разным, потому как случались провалы, а они не всегда зависели от действий основателя предприятия. Одна из последних затей Римме Генриховне виделась странной. Поминки понарошку представлялись чересчур дерзким вызовом, но раз Пётр Ильич загорелся — приходилось разыгрывать рисковую партию.

 Маятниковые часы пробили восемь. Степану на месте уже не сиделось и он предпочёл отправиться домой. Барон уговаривал гостя остаться на чай, но все предложения были любезно отвергнуты. Степан обещался зайти в следующий раз.
 — Погодь-погодь, пока я помню... А как же телевизор взять?
 — Он что, верблюд? И на каком горбу его попрёт? — не выдержала Римма Генриховна, вмешавшись в беседу. — На улице темно, плюс Стёпа выпивши... Не дай-то бог оступится и до свидания подарок. Вам говорят потом, потом и значит!
 — Да-да, на днях приеду, — запинаясь произнёс Степан, — так спокойнее.
 — Ну, ладно, — пробурчал Барон, — ты только не забудь, а ящик так-то новый, дурацкие эфиры у меня в печёнках. И-и-к...
 — О, — покачала головой Римма Генриховна, — хозяин дома видимо наклюкался!
 -— И-и-к... дезинформация, культурно посидели. Давай, прощай Степан, до скорых встреч. Вари на лето самогон! Ты стал официальным поставщиком настроения.


 Наступило утро. Барон ожидал проснуться с головной болью, но к великой радости её не случилось. Настроение казалось боевым, погода за окном благоволила, поэтому Барон решил не засиживаться дома. Плотный завтрак и крепкий кофе окончательно зарядили позитивными мыслями.
 Дмитрий Леонидович подал машину к одиннадцати. В широко распахнутую дверь представительского седана телевизионная панель вошла превосходно. Её разместили на кожаном диване, пристегнули ремнями безопасности, и водитель с Бароном поехали.
 Прямого пути к Степану не было. Из-за низкой посадки автомобиля пришлось выбираться к шоссе. Проделав крюк в двенадцать километров, Дмитрий Леонидович свернул на грунтовку. Она тянулась вдоль старого песчаного карьера, уходила вверх, бежала вниз, петляла у ёлок и скрывалась в глубоких лужах. Барон ни разу здесь не был, ему стало дико интересно, каким образом всё устроено, чем промышляет и дышит местное население, но спонтанно возникшее любопытство угасло также быстро, как и явилось. Окружающий быт вызывал отторжение: кривые заборы или полное их отсутствие, осыпавшаяся штукатурка, залатанные крыши... Уже скоро, став объектом пристального внимания, Барон засомневался в правильности личного визита. Внутри чёрного автомобиля Пётр Ильич ощущал себя белой вороной, но к великой радости Дмитрия Леонидовича всё разрешилось само собой — у последнего дома был замечен Степан. Тот шёл по двору с эмалированным ведром в направлении колодца.

 — Смотри-ка на его лицо! В глазах сплошное удивление. Вообще не понимает, что за машина едет. Втопи, Леонидыч, подкатывай ближе.
 Водитель нажал на педаль и тяжёлая машина, объятая облаком пыли, влетела в просторный открытый двор. Барон поспешил высунуться в окно и приветствовал Степана долгим рукопожатием.

 — Вот же сюрприз, Пётр Ильич! Кто-нибудь в розыске?
 — Привет, Степан, приветище! Да мы к тебе примчали. Вот, дома не хотели оставаться, к тому же телек привезли. Не станешь лишний раз пешком ходить и надрываться. А место в доме подобрал? Смотри какой большой, чертяка! Давай, отставь ведро и приготовься перехватывать, только сперва открою дверь пошире... Тащить его втроём куда сподручней, а то мы с Леонидычем пыхтели долго!
 В этот самый момент дверь дома открылась, и снаружи показались две головы — маленькая и большая. Та, что была сверху, громко спросила: "Пап, а кто они такие? Что им нужно?"
 — Да всё в порядке, Поль, недавние знакомые. Исчезните пока, я скоро буду!
 — Ладно, — ответили головы и спрятались.
 — Да это дочки, — пояснил Степан, — вы обождите в мастерской. Идите по истоптанной тропинке влево. Я только воду принесу и снова забурюсь в компанию. Надеюсь, понимаете, сегодня просто не были готовы.
 — Конечно, Стёп, какие к чёрту разговоры! Мы с Леонидычем не гордые. Заканчивай работу, не спеши, а телевизор не живой — потерпит.
 Оба гостя прошли в старую, но крепкую постройку. Внутри сарая пахло свежим деревом и столярным клеем. По разным углам помещения стояли видавшие виды станки. Их зелёная краска давно облупилась, а тёмные проплешины металла тронула ржавчина.

 — Ох, ничего себе, — восхитился Барон, — я словно в прошлое попал. Один в один похожа... Такая циркулярка в армии была, и те станки сверлильные... За ними в школе на трудах работал. Мой друг схватился за патрон, а разгильдяй учитель руку не заметил... С ладони кожа полностью сошла, в какую-то секунду.
 — Ну, и как он друг ваш? — поинтересовался Дмитрий Леонидович.
 — Да что такого? Залили рану пероксидом водорода, отправили в медпункт и сразу всё забыли. Блеск, машины Стёпки вправду хороши! Ни думал, ни гадал, что плотничать умеет. Хочу тогда одной затеей поделиться... Мне кажется, она зайдёт ему! Ну, видно будет, как решит, на результат всегда посмотрим.

 Очень скоро явился Степан. В его руках свистел закопчённый чайник, а по круглому подносу перекатывались глазированные пряники. Разлив чай по гранёным стаканам, он сказал: "Не ожидал в деревне встретить. Сейчас полно забот, а телек был не к спеху. Подумывал забрать в конце недели..."
 — Да ладно, сосед, от чистого сердца всё делаем, — поспешил ответить Барон, — оно нам не в тягость. Тем более что дочки будут рады. Не знал, не знал, отец семейства... Что скажешь — молодец, рожай в таком же духе!
 — Ну, так то не полностью из дома вышли.
 — А сколько их? — удивился Барон.
  Степан показал пятерню.
 — Чего? Пять дочек у тебя?
 — Ага, — сквозь губу выдавил Степан, отхлебнув горячего чая.
 — Вот это новость! Надо же, каков мастак! Иначе ведь не скажешь. Так вот, теперь им будет, чем заняться. Я в некотором шоке, если честно... А мастерская? Полностью твоя?
 — Да, она мне от отца досталась. И дом с коровником впридачу, поодаль вспахиваем поле. С него картохой кормимся и разными другими овощами. Ну, ладно, что трындеть, вы пейте чай, пока горячий!
 — Знаешь, — продолжил Пётр Ильич, — разговоры не разговоры, а меж тем хорошо, что знакомы. Как минимум станем друг другу полезны. Вот если вдруг с деньгами туго — я предложу тебе работу. Раз плотничать действительно умеешь, то сколоти на лето гроб! Готов купить необходимое сырьё, все лаки там, любую древесину. По инструменту также напиши заявку. С доставкой и разгрузкой, конечно, поможем, зато долгую зиму и весну при деле будешь. А так-то разных планов громадьё! Мне на участке пасека нужна — потребуются ульи, но всё случится в перспективе. Начнём с того, что есть пока... На первом месте ценен результат и полная отдача. Так вот, я всё сказал, хочу какой-нибудь ответ услышать.
 Степан взглянул на Петра Ильича, подёргал ухо и поднялся со стула. Он прошёл к слесарному верстаку, вытянул ящик и принялся в нём копаться. Вернувшись к Барону с измерительной лентой, Степан произнёс: "Конечно, я готов работать, но для начала снимем мерки".
 Уже стоя на улице, Пётр Ильич заметил, что Степан чего-то стесняется и спешит выдумать тысячу предлогов, чтоб скорее проститься. Барон понимал такое поведение Степана, не осуждал его и старался ободрить нужным и правильным словом. Несмотря на прилагаемые усилия, в настроении собеседника ничего не менялось. Чрезмерную раздражительность уловил и Дмитрий Леонидович. Недолго думая, он уселся за руль и завёл двигатель.

 На обратном пути ехали молча. Общаться совсем не хотелось, внутри ощущался вакуум, а в желудках разыгрывалась музыка. Пётр Ильич не мог ни на чём сосредоточиться. Он то и дело смотрел под ноги, рисовал на бумаге осенние пейзажи, а после вновь перечитывал список, переданный Степаном... "Значит, понадобятся саморезы, гвозди, набор стамесок важно не забыть, необходим рубанок с молотком, электролобзик и киянка..." Ознакомившись с полной номенклатурой товаров, Барон скомкал бумагу и швырнул её в открытое окно Дмитрия Леонидовича. Встречным потоком воздуха мятый лист занесло обратно. Заявка на покупку инструментов закатилась под кресло водителя.