Поминки по требованию. Часть 3

 С самого раннего утра сделалось душно, и вся цветущая растительность поникла. Барону не верилось, что траурный день наступил, и ему приспичило запомнить детали столь редкого события. Пётр Ильич носился с фотокамерой, щёлкал затвором и следил за всеобщей суетой. Недавние молчаливые помещения наполнились голосами официантов, поваров и другого обслуживающего персонала. Поддатые грузчики материли акустические колонки, пыхтели над ношей, а церемониймейстер всё больше делился ценными советами. Наблюдая за потешным действом, Пётр Ильич ухмыльнулся. Какой-то человек у парадной лестницы окликнул Барона. Мужчина поздоровался, потряс блестящим чемоданчиком и прошёл к открытой двери расписного трейлера. Среди ярких пятен аэрографии Пётр Ильич заприметил рыжего злобного клоуна, тот смотрел исподлобья, обнажив свой ехидный оскал.

 — Здравствуйте Павел, приветствую! Сегодня здесь столько народа, что не сразу вас узнал.
 — Доброго утра, Пётр Ильич! Совсем не удивительно, на вашем месте я и сам бы растерялся. Прошу, входите внутрь, располагайтесь в мягком кресле. Что ж, тогда начнём над образом работать? Изменим внешность до неузнаваемости.
 — Вперёд! С чего стартуем? Пожалуйста, командуйте!
 — Да что командовать? Расслабьтесь и сидите, но для начала, вот, примерьте бороду.
 В следующую секунду перед Бароном завертелась вешалка на колёсиках. С её крючков свисали парики, усы и прочая бутафорская растительность. Как будто бы назло в мобильную гримёрку частенько заглядывали люди. Пётр Ильич ворчал на них, отпускал бранные слова и пытался сосредоточиться на важном моменте перевоплощения. Закрыв глаза, Барон чувствовал, как лица касается кисточка, оставляя на коже приятные ощущения. Петру Ильичу тут же вспомнилась старая добрая парикмахерская, когда воздушная пена ложилась на щёки и покрывала щетинистый подбородок. Бодрящие нотки мяты и чайного дерева наполняли лёгкие, и от этого сладкого аромата дыхание учащалось — очень хотелось чихнуть. За приятным щекотанием в носу последовало холодное прикосновение опасной бритвы. Длинное лезвие скользило по лицу и снимало всё лишнее: дурные мысли, волнительные чувства, пустую тревогу. Лёгкую дрёму Петра Ильича нарушил голос Риммы Генриховны. Он прозвучал словно будильник...

 — Пётр Ильич, нам только что цветы доставили! Куда их будем ставить, кто этим занимается?
 — Ну, ё-моё, вы что, не видите? Я занят! Просил же Леонидыча командовать... Вот он пусть и встречает! Вообще с заказом должен был флорист приехать. По договору полностью оплачены услуги, давно пора бы территорию украсить...
 — Да-да, конечно, я найду его и постараюсь всё уладить. Когда вас ждать или не скоро будете?
 — Не знаю, Римма Генриховна, я не знаю! Не дёргайте, пожалуйста, отстаньте!
 Барон выразился настолько резко, что экономка не нашлась, что ответить и спешно покинула трейлер.
 С той минуты в рабочий процесс никто не вмешивался. Гримёр Павел мастерски разбрасывал пудру, щёлкал кнопками фена, управляя потоками воздуха. Растянувшись в кресле, Барон погрузился в грёзы. Теперь он думал о детстве и значимых местах, где бывал в своей жизни, вспоминал людей, с которыми продолжал общение по сей день. За то время, пока глубокие рассуждения Петра Ильича множились, в открытую дверь трейлера постучали...

 — Сказал же, занят, ведь объяснял сто раз вам, Римма Генриховна! — сквозь губу прошипел Барон и сморщился, словно залежалый помидор в ящике холодильника.
 — Да это я пришёл, притарабанил деревянный саркофаг. Куда хотите выгружать?
 — Ух, тьфу ты, Стёпка, не спеши — зайдём солидным коллективом. Осталось Павлу завершить работу... И, правда, Паша, сколько до победного осталось?
 — Да несколько минут, похоже, я скоро разверну к большому зеркалу.
 — Давайте, мастер, напрягитесь — не терпится принять себя любимого. Ещё до кучи время поджимает.
 Финальная стадия преображения показалась Барону пыткой. Он ёрзал и крутил головой, косился на Степана, и без конца норовил подняться с места. Каждая мышца его тела выла и просила свободы.
 — Бог терпел и нам велел. Остаются последние аккорды, Пётр Ильич, — успокаивал Павел.
 — Всё, я даже слушать не хочу, осточертело ваше кресло. Мне выйти бы на свежий воздух! Чтоб я когда-нибудь ещё на такую экзекуцию согласился...
 — Пожалуйста, готово. Некоторое время важно лица не касаться, дайте гриму закрепиться. Ах, да, попробуйте очки надеть для большего эффекта. В оправе линзы самые обычные, поэтому глаза уставать не будут.
 Схватив очки, Барон подпрыгнул, словно ошпаренный и замер. В зеркале отражался незнакомый тщедушный старик. Его измождённое лицо было усеяно морщинами. В каждой глубокой жизненной отметине читался опыт и просматривалась несгибаемая воля человека.
 — Хм, а что... Мне даже нравится, а с окулярами вообще отпад! Что скажешь, Стёп, похож я на Барона?
 — Да нет, за гримом сложно догадаться! Вот этот сиплый голос однозначно вам подходит. Оно удачно, что ангину подцепили.
 — Ну, так это ж не специально! Инфекция сама нашла, в момент прилипла, — прохрипел Барон и стал кашлять. Обхватив горло, Пётр Ильич поспешил выйти на улицу. Снаружи дышалось легко и свободно. В воздухе не летали частички пудры, и нос не улавливал ароматов парфюма. Барон прошёл ещё чуть-чуть и встал у машины Степана. Пронизывая глухое остекление, яркие лучи солнца разлились по крышке лакированного гроба. Игра света на плоскости напоминала палитру художника, где смешалось несколько разных оттенков. Чёрный цвет перетекал в белый, золотые петли и другая фурнитура добавляли изысканности, сообщали о качестве и дороговизне доставленного изделия.
 — Остановитесь, хлопцы! Вытаскиваем дружно гробик — в дом заносим. С обратной стороны под козырьком есть пандус, и по нему как раз на цокольный этаж спускаемся. Пожалуйста, Степан, открой машину, пусть люди за работу принимаются. Подумать только, уже одиннадцать часов натикало!
 Бесконечно ворчащая компания грузчиков вытянула из салона машины гроб и поволокла его на задний двор. По согнутым коленям трудяг стало заметно, что ноша тяжёлая. Барон неслышно хихикал и руками обхватил живот.
 
 — Ладно, уж как-нибудь допрут, не надорвутся, — резюмировал он, — и вход этот рядом, на весь подвал единственный. Давай, Степан, чтоб здесь не жариться, пойдём-ка лучше внутрь. Посмотрим заодно, что Римма Генриховна делает. Признаться честно — я соскучился.

 В отличие от Барона, Римме Генриховне было не до смеха. Этот бешеный ритм, в котором она пребывала, сбивал с ног. Ей приходилось за всеми присматривать и по-хозяйски направлять. Под чутким руководством Риммы Генриховны работа кипела и не прерывалась ни на долю секунды. В то время как флористы занимались оформлением зала, церемониймейстер неразборчиво бубнил в микрофон, а звукотехник вращал множество ручек на микшерном пульте. Наблюдая за кипящей работой, Барон даже несколько усомнился в правильности выбора места проведения поминок. Некогда высокие потолки теперь казались низкими, объём помещения сузился и давил на психику. Пётр Ильич вдруг заметил себя.
 Бездыханное тело лежало на пышной подушке и со сложенными поверх фрака руками. То был вылитый Барон, с такой же родинкой у подбородка и с теми же скулами, что каждый день отражались в зеркале. Недолгие размышления Петра Ильича нарушила Римма Генриховна. Она встала совсем рядом и тихо спросила: "Пётр Ильич, ну как, сбылись мечты?" Барон поднял голову и ответил: "Выходит да, однако в душе поселились двоякие чувства. Этот час мне казался далёким и представлялся больше развлечением, а тут смотрю на двойника, и жаль его становится... Вы знаете, наверное, себя жалею. Весьма понятно, что отменить игру нельзя, придётся партию доигрывать, но вывод сделан, самый важный. Постойте, Римма Генриховна, вы так легко меня узнали? Что, разве плохо грим наложен?"
 — Ой, да ладно сильно удивляться, — рассмеялась экономка, — вы прежнюю одежду носите, и шарф на шее я вязала. Не бойтесь, Пётр Ильич, ваш Павел постарался на пятёрку! Не дам соврать — никто другой вообще не догадается. Вы будьте только наблюдателем, и меньше говорите — больше слушайте, не ввязывайтесь в споры. Тут сами понимаете: ни в коем случае нельзя раскрыться. Для нас сегодня нет Барона, нет Петьки, Ильича, и никого другого. На целый день все обращения людей чужие!
 — Заканчивайте путать, помню всё прекрасно... С утра до вечера я по легенде Савва — школьный товарищ и закадычный друг Барона. Одно и то же, сколько можно повторять? Прям заклинанием каким-то стало!
 — Да вот и здорово! Добро пожаловать, Саввочка!
 Римма Генриховна разгладила платье и с серьёзной миной на лице направилась к выходу.

 Ровно в полдень к дому Барона стала стекаться траурная процессия. Автомобильная вереница двигалась медленно и растянулась от самого шоссе, заняв узкую подъездную дорогу. Головная машина сопровождения мигала синим и красным цветом. Гремучая змея с белой головой и яркими глазами подползала всё ближе и ближе. Она росла в размерах, сердито ворчала, а спустя мгновение издала громкий протяжный вопль.

— Эка выпендрились, — сказал Барон, опустив штору, — даже машину с люстрой пригнали.
 — С какой люстрой? — решила уточнить Римма Генриховна.
 — Да я про спецсигналы говорю. И что, вот так по трассе волочились что ли? Вся область видно на колонну пялилась!
 — Тю, а разве вам не всё равно? Ну поглазели раз, на память может щёлкнули. Нашли вселенскую проблему, Пётр Ильич!
 — Послушайте сюда, вы имя тише говорите. Для всех я здесь чужой. Пожалуйста, внимательнее будьте... Всё, действо началось — ребята из машин выходят. Желаю всяческой удачи, Римма Генриховна! Уж как-нибудь сегодня продержитесь, и начинайте там встречать их, препроводите в подготовленную зону. Я скоро в зал спущусь, вы только не волнуйтесь!

 Сам Пётр Ильич остался у окна и продолжил скрытое наблюдение. Барон следил за действиями каждого человека. В толпе он знал многих: с одними в армии служил, с другими был в университете, с третьими совершал робкие шаги в бизнесе, а с четвёртыми ездил на охоту — куролесил до потери памяти. Сердце Барона выпрыгивало из груди, перед глазами будто лента диафильма крутилась. Все картинки были ясными, чёткими, до единой цветными; нахлынули позабытые эмоции и внезапно от этого захотелось выпить. Пётр Ильич поспешил к зеркальному бару и откупорил матовую бутылку армянского коньяка. Его тонкий шоколадный аромат растормошил каждую клетку головного мозга. Промелькнувший невидимый импульс заставил Барона облизнуться и принудил выпить бокал залпом.

 — Фух, — выдохнул Пётр Ильич, закатив глаза, — оно не страшно, ещё напёрсточек оформлю и двину в люди.
 Сделав дубль, Барон захрустел кофейными зёрнышками. Он покинул комнату, спустился по лестнице в главный холл и переступил порог дома. Снаружи Петра Ильича обняло пекло. Солнце палило нещадно, выжигало сухую растительность и плавило холмы у горизонта. Барон видел, что у раскрытых дверей автомобилей сопят водители. Их убаюкивал щебет птиц, стрёкот кузнечиков и монотонный бубнёж радиоприёмника. От принятой дозы у Барона улучшилось настроение. В своих мыслях Пётр Ильич представлял любимое озеро. Вот он заходит в его синие воды, всем телом чувствует прохладу и много раз приседает, выпучив глаза. Вслед за этим чья-то рука ложится на плечо Барона и неизвестный голос молвит: "Отец, закурить не найдётся?" Пётр Ильич вздрогнул, обернулся и увидел мужчину, с пачкой сигарет...

 — Я так-то не курю. Спросите другого!
 — Что ж, ладно. Попробую сходить к коллегам, но ты бы лучше не торчал на улице. Вернись домой, смотри как от жары лицо перекосило!
 — Да-да, вот это он и есть мой дом.
 — Привет тебе! В особняке мажор откинулся, и между делом слышал разговоры, что дед ужасным скрягой был... А ты живи, отец, куда торопишься?
 — Всё болтовня и гадостные сплетни! — возмутился Барон.
 — Ни с кем не спорю, может быть и вправду по-другому. Я, знаете ль, совсем не утверждаю, — ответил собеседник и зашагал прочь.
 Пётр Ильич коснулся лица и вспомнил наставления Павла, который предостерегал, что может поплыть грим. Барон встрепенулся, плюнул в траву и покрыл раскалённую макушку панамой, взятой из дому. Недавний разговор выбил Пётра Ильича из колеи. Несмотря на сильное возмущение, Барон взял себя в руки и направился к месту многолюдного собрания.

 Вчерашний тихий нулевой этаж наполнился гамом. Пришедшие люди делились на группы и стояли отдельно, а на дряхлого старичка никто не обращал внимания. Он ходил, словно в лабиринте: протискивался меж авторитетных животов и сладко надушенных пышных бюстов. Пётр Ильич искал Римму Генриховну, и в этой сутолоке она была единственно-близким человеком. Собравшись с духом, Барон понял, что найдёт её там — в начале длинной очереди, тянувшейся от гроба. Встав в строй, Пётр Ильич опустил голову и принялся смотреть под ноги. Он представил себя новобранцем в составе военной колонны, выдвигавшейся к месту несения службы. В том строю люди громко бубнили, отпускали глупые шуточки и смеялись в жилетки. Многим думалось, что никто их не видит, не замечает превратных вольностей и гнусавого шёпота...

 — Вот мне интересно, кому достанется огромное наследство?
 — Похоже, Римме отойдёт.
 — Неужто тревожит вас данный вопрос? — поинтересовался Барон, не меняя положения тела.
 — О, смотри-ка на него... Заканчивайте ухо греть, болезный! Вас кто-то спрашивает что ли?
 Барону даже стало любопытно, кто это так дерзить осмелился. Он было только  собрался развернуться для более тесного знакомства, как загадочных личностей след простыл.
 "Куда подевались? Это что за привычка считать чужие деньги? Кто хоть стоял-то за спиной?" — задавался вопросами Пётр Ильич. Сейчас его буквально всё раздражало и выводило из равновесия. Несмотря на исправную работу кондиционеров, Барон ощутил невыносимую духоту. Лоб покрылся потом, а по телу разгулялась высокая температура.
 — Эй, да пропустите, пропустите же! Вы что, не видите? Здесь человеку стало плохо.
 Барон с большим трудом разглядел в подоспевшем помощнике Степана, который поднёс стакан воды и взял его под руку.
 — Давайте, гости, рассоситесь! Клиент идёт без очереди...
 Степан подвёл Барона к Римме Генриховне и усадил на стул.
 — О, так это наш Савва, — сказала она, — школьный товарищ Петра Ильича, между прочим.
 — Здравствуйте, всем здравствуйте, — промямлил Пётр Ильич, держась за стенку гроба.
 — Я разделяю ваши чувства, Саввочка, и соболезную душой! — продолжила экономка.
 — Ну, будет, Римма Генриховна, будет. Сегодня мы все вместе должны вам говорить слова... Хм, тут сами понимаете — произошла невосполнимая утрата. Барон сделал многое. Его силе и воле были подвластны любые невзгоды. Он помогал нам каждому: чаще делом, наставлял словом и ничего не требовал взамен. Я глубоко убеждён, и здесь каждый согласится, что Пётр Ильич как никто другой заслуживает громких, бесконечных аплодисментов.
 Выдержав паузу, шмыгающая носом толпа взорвалась овациями. Благодарная публика повыскакивала с мест, а многие приглашённые даже встали на цыпочки. Каждый человек хотел получше разглядеть неизвестного Савву, который оживил течение прощального мероприятия.
 По щекам публики катились слёзы. Солёные ручьи утирали ладонями, шёлковыми платками или чаще проглатывали с комом, что стоял в горле. Аудитория делилась воспоминаниями, яркими моментами жизни Барона; говорила о том, как встреча с ним предопределила судьбу каждого в отдельности.
 Насидевшись на стуле, новоявленный Савва решил побродить по залу. Он понимал, что первая часть прощальной церемонии скоро завершится. Дальше все выйдут на улицу и последуют за катафалком — станет не до бесед. Знакомиться правда было не с кем — настоящий Барон знал чуть ли не каждого, но вот Савва оказался человеком новым и ему приспичило втереться в коллектив. Столпившиеся у колонны мужики как раз о чём-то рассуждали...

 — Так вот, друзья, в начале июня поспорили с Бароном на предмет ужина. Мы заказали ровно одинаковые блюда и щёлкнули секундомером. Глотали первое и второе по очереди. Сначала я расправился с заказом, а следом был Ильич... Хоть он и спорил после состязания, мол, жульничал я, но говорю как есть — секунд на двадцать обошёл соперника.
 — Ну, и на кон что поставили? — поинтересовался собеседник.
 — Да, условились на десять деревянных. Ему вдруг срочно позвонили, куда-то вызвали некстати. Летел осматривать заказ.
 — Ладно, забудь о деньгах. Теперь должнику не до спора и рубликов. Мирские заботы, суета сует...
 Пётр Ильич, став невольным слушателем, расплылся в ехидной улыбке. Он спрятался за колонной и достал из кармана пиджака телефон. Отыскав нужного адресата, Барон перевёл накопившуюся задолженность. Как только десять тысяч были списаны, Барон отключил мобильное устройство.
 Иногда, чтобы произвести неизгладимое впечатление, требуется совершить чуть не геройский поступок. С недавним перевоплощением Пётр Ильич и впрямь изменился. Он почувствовал второе дыхание и новый вкус к жизни. Его воодушевила та самая вольность, что нашла отражение в спонтанной денежной выплате. Злополучные финансы дошли чуть не в мгновение... Владелец телефона обратил внимание на пришедшее сообщение и остолбенел.

 — Чего застыл, испуганный? В штаны случайно не обделался? — спросил тот, кого интересовала сумма долга.
 — Пошёл дурак, хорош подкалывать! Смотри, какая происходит чертовщина. Оповещение видал? Десятка от Барона прилетела.
 — Да ладно! Что, действительно сейчас пришло?
 — Угу, и на душе так мерзко стало... Мне кажется пора на воздух выйти, а то воротит не по-детски.
 — Передачи с того света. Может знак какой-то?
 Ничем непримечательный Савва от смеха чуть ли не по полу катался. Затерявшись в многочисленных компаниях, он кашлял, утирался платком и думал о том, чем бы ещё таким заняться в оставшийся час времени. Привычка шутить, подтрунивать, задевать колким словом всегда оставалась, а сейчас развлекаться хотелось всё больше. Поиск нужной мысли настолько занял голову, что Савва не заметил, как с ним поравнялась Римма Генриховна. В руках экономка сжимала клочок бумаги.

 — Прочтите, Пётр Ильич. Я думаю, вам станет интересно.
 — Вы это, прекратите звать уже по имени! Зачем чирикать всякие записки?
 — Так проще, иначе долго рассусоливать придётся. Держите же, держите, я снова ухожу на место.
 Пока церемониймейстер бормотал в микрофон, Барон отошёл к окну и развернул послание. В нескольких предложениях Римма Генриховна сообщала следующее: "Пётр Ильич, обратите внимание, полоумная дама чуть ли не в гроб ложится... Я с большим трудом вразумила её, велела соблюдать дистанцию. Невежа представляется супругой и бредит родственными связями. Ко всему талдычит, что остался наследник — некий Мишенька... Да кто она на самом деле? Вы присмотритесь, возможно, пропустили сей момент?"
 — Да, не заметил, — прошептал Барон и поднёс записку к свече. Бумага вспыхнула, пламя затрещало, и секретное донесение превратилось в пепел.
 — Вам чем-нибудь помочь? - поинтересовался официант.
 — Ага, воды хочу! Неплохо бы воды, пожалуйста...

 Барон наблюдал за той женщиной с расстояния. Он знал её по имени, но терялся в догадках, кто же мог пригласить сюда истеричную особу. Сам Пётр Ильич молчал, не сообщал фамилии, ни адреса, ни телефона — поэтому Римма Генриховна не могла проколоться. Вот, даже записку с вопросами принесла. О прошлой жизни Барон рассказывал немногим, а про личные отношения не распространялся вовсе. "Неужели сработала цыганская почта или кто из присутствующих поддерживает с ведьмой дружеские отношения?" — спокойно рассуждал Барон, пока его не толкнули в спину. Неуклюжим человеком оказался Дмитрий Леонидович. До недавнего времени он пропадал в гараже и готовил машину к ответственной части траурного мероприятия. Задания Петра Ильича были предельно просты: тщательно вымыть и натереть кузов до блеска.

 — Вы что, уже закончили с работой?
 — Простите, я споткнулся... Конечно, всё готово и начищено. Пригнал машину на исходную позицию, — промямлил Дмитрий Леонидович.
 — Ну, что ж, пора в известность Римму Генриховну ставить. Пойдёмте, Леонидыч, побуду рядом с вами да поглазею на гостей.
 На самом же деле интерес Барона сводился теперь к одной единственной даме, которую звали Катариной. То был первый и последний официальный союз Петра Ильича, его крепости хватило на семь с половиной лет.

 Однажды Катарина сама подсела за столик. В ресторане висел табачный смог, а в ушах звучал протяжный фальцет саксофона. Среди призрачных нот витали запахи крепких алкогольных напитков. Они растворились тут же — в женском аромате кисло-сладкого Кензо. Цунами свежести накрыло Барона с головой. Он вскинул руки, дёрнул бровями и приготовился слушать оправдание столь дерзкому и смелому поступку...

 — Вы ждёте кого-то?
 — Уже дождался.
 — Приятно слышать!
 — Да я не про вас, победы дождался. Друзья ушли, теперь в одиночку лавры пожинаю!
 — Настал ваш звёздный час? Я понимаю правильно?
 — Скорей всего, уверен так оно и будет, — с улыбкой ответил Барон.
 — Значит, выпьем за вашу удачу?
 — Не возражаю, сегодня нет ни в чём ограничений!
 В следующую секунду их бокалы соединились, а над ухом Петра Ильича послышалась фраза: "Куда ж вы делись? С трудом разыскал, уважаемый... Вот, пейте на здоровье, вы воду заказывали". Барон вздрогнул. Он уставился в добродушное лицо официанта и обрадовался, что всё былое осталось в прошлом.

 — Уважаемые дамы и господа, я попрошу внимания, — произнёс церемониймейстер со сцены, — вот и настал тот час, когда лучшие из лучших навсегда уходят. Сия утрата тяжела, безвременна и невосполнима. Он отличался исключительным трудолюбием, являлся настоящим профессионалом своего дела, был и остаётся уважаемым человеком. Сегодня мы вспоминаем исключительную личность. Я говорю о Петре Ильиче Бароне! Мы всегда восторгались его неуемной жизненной энергией. Ценили жизнерадостность, дорожили высокими душевными и этическими качествами. Именно теперь, в этот траурный день, выражаем искренние соболезнования родным и близким, всем тем, кто знал и любил Петра Ильича!
 Проникновенную речь церемониймейстера нарушили глубокие вздохи, отдельные слова сочувствующей публики и громкий рёв Катарины. Она вновь намеревалась прильнуть к гробу, но проворная Римма Генриховна встала на её пути и всем своим видом дала понять, что ничего хорошего из дерзкой затеи не получится. Оценив показушную выходку Катарины, Барон сплюнул на пол и отправился наружу.

 Пётр Ильич стоял у беседки, когда к нему подошёл Степан и присел на одну из скамеек. Взглянув на Барона, он потряс наручные часы и приложил циферблат к уху. Механизм тикал ровно, но Степан ещё долго прислушивался — сомневался в исправной работе.

 — Сегодня, будто время замерло. Кручу, верчу — эффекта никакого.
 — Да всё нормально, точно ходят. Это день такой резиновый. Я сам намаялся, но впереди ещё ответственная часть мероприятия. Вот что ни говори - атмосфера тяжёлая. Полным-полно энергетических вампиров. С первого взгляда все одинаковы... Держатся хорошо, приветливость через край хлещет, зато нутро червивое. Его не скроешь, сколько ни пытайся. Конечно, исключения встречаются.
 — Так вы чего слиняли, Пётр Ильич? Взбесил что ли кто?
 — Да есть одна залётная ворона. Тьфу, я лучше промолчу. Возможно, позже расскажу, как нервишки отпустят. Смотри, пойдём в народ — на белый свет меня выносят!
 После фразы Барона Степан рассмеялся. Он до сих пор не мог понять, зачем всё это понадобилось успешному и самодостаточному человеку, но раз Петру Ильичу на душе сделалось лучше, стало быть, основная цель мероприятия достигнута.
 Тело Барона неспешно вынесли. На лице покойника читалось удовлетворение и полная безмятежность. Лишь только при солнечном свете настоящий Пётр Ильич заметил искусную работу Степана. На стенках гроба, помимо металлических вставок, имелась необычная резьба по дереву. Издалека мерещились цветы, зато вблизи узоры превращались в головы ангелков с длинными крыльями.

 — Подзатянулась церемония. Ещё чуть-чуть и я опаздываю.
 — А что, уже бежать собрался? — задал вопрос кто-то из толпы.
 — Есть немного, — продолжил мужчина с густыми усами, — у кореша по службе свадьба. На роспись точно не успею, зато с банкетом вроде бы стыкуется. До кучи надо подпола обмыть — недавно получил погоны. Короче говоря, денёк богатый на события!
 — Вот жизнь какая... На наших глазах и заканчивается, и продолжается.
 — Ладно тебе, давай не философствуй. Пошли за машиной выстраиваться.
 Став невольным слушателем беседы, Пётр Ильич расстроился. Его сердце сдавила тоска, на душе заскребли кошки, а в глазах закружились звёздочки.
 
 — Савва, Саввочка, вам плохо? — заверещала Римма Генриховна, случайно оказавшись рядом.
 — Правда, не знаю...
 — Садитесь в машину, пожалуйста. Там за рулём наш Дмитрий Леонидыч, а соседнее кресло свободно. Мужчины, держите его, держите!
 — Что случилось? Что произошло? — посыпались со всех сторон вопросы.
 — Да в обморок упал, как будто бы не видите!
 — Эмоции, куда без них. Старик друзей теряет...
 — Вы дайте нашатырь нюхнуть. Скорее, передайте же флакончик!
 — Не надо ничего, закройте сумку, — ответил Пётр Ильич, отдышавшись, — сегодня больно душно. Я лишь хряпну водички, панаму на макушку напялю и в очередь... За машиной пойду. Спасибо, не волнуйтесь. Господа, Барон ждёт!

 К половине четвёртого траурная процессия двинулась. Перед катафалком шагал оркестр с тромбонами, громадным барабаном и похожей на крендель валторной. До кладбища путь был не близким, зато дорога выглядела ровной и сухой. В чаще кустов и деревьев порхали птицы, а самые смелые из них садились на крышу машины и громко чирикали. Внезапно, под пёстрой тенью вяза, людей облепила мошка. Сначала в пешей колонне послышались крепкие выражения, а дальше раздались частые и хлёсткие шлепки. За крутым поворотом следовал подъём.
 Восхождение в гору давалось с трудом. Для самого Барона окрестные тропы выглядели простыми. В иное время здесь приятно гулялось, грудь наполнялась свежим воздухом и сладким ароматом цветов. С каждым шагом пейзажи менялись. Широкое озеро, что осталось за спиной, напоминало гигантскую сковородку, от жара которой плавилось небо с курчавыми облаками. "По высоте растут. Должно быть к ночи дождь прольётся. Наверное, зря не послушался Римму. Сидел бы сейчас в машине и тихо радовался! Там Леонидыч с двойником поди кайфуют... Закупорили окна и наслаждаются кондёром. Ладно, всего-то осталось набраться терпения. По-максимуму часа хватит на прощания, потом уютный зал, еда и бархатное пиво с гренками". Мечты Барона стали настолько явными, что ему захотелось щипнуть себя. Как ни странно, но простое действие возымело эффект. Сонную голову пронзил ток, а сознание резко прояснилось. Не смотря на это, Петру Ильичу всё же мерещилось, что полу его пиджака кто-то держит. Всякий новый шаг давался с трудом и требовал дополнительных физических усилий.

 — Чёрт побери, да кто там приклеился? — не выдержал Барон. Он свёл брови, громко цыкнул и медленно повернулся. Позади стояла Катарина. Игриво прикусив язык, и, отступив назад, она ехидно улыбнулась.
 — Старый пердун, думал тебя не узнаю?
 — Простите, навряд ли я тот, кто вам нужен. Похоже, вы что-то напутали! —ответил Барон, собираясь идти дальше.
 — Да подождите, Савва, Пётр Ильич... Как лучше обращаться? Вы для кого затеяли спектакль? А я здороваться пришла, хочу спросить о самочувствии. Ты погляди на жалких бедолаг... всё прутся стадом и даже не в курсе, что их облапошили.
 — Нет, я правду говорю, к тому же не улавливаю сути разговора.
 — Неисправимый и махровый лгун, Бароша! Я всё узнала, зато дружки твои не очень. Мне кажется, нам есть о чём договориться...
 Пётр Ильич насторожился. Он почесал затылок, присел на камень и решил больше не отпираться.
 — Ладно, выкладывай. Зачем пришла? Сама понимаешь — тебе здесь не рады!
 — Ну, ведь разве можно светский раут пропустить? Оно неплохо получилось, да только про меня забыл, не вспомнил Мишку.
 — Пошла ты в баню, дура ненормальная, прекрасно знаешь, что не мой ребёнок. Вот так всю жизнь и кормишься за счёт другого. Я по итогу многое отдал, и по судам ты бабки получила!
 — Тпру, выходит, рассчитались мы не полностью.
 — Да ладно, обалдела что ль? И наглости хватает заявлять об этом?
 — Старайся не шуметь. В конце концов, тебе не выгодно со мной ругаться. Оставь возможность сохранить банкет в секрете, а женское молчание стоит дёшево. К тому же я готова ждать, но если только сильно не затягивать. Давай, вон, куклу закопаем, потом за стол пойдём по случаю ухода. Понадобится где-то час на всё про всё, допустим два, гуманный ценник обозначу в тройку миллионов. Ведь должен понимать, что бывшая супруга не какая-то стерва!
 — Самое противное создание, что видел, — ответил Барон сквозь зубы.
 — Вот и здорово! Любо-дорого смотреть, когда люди понимают с полуслова. Догоняй, Петруччо, ряженые в гору утопали.
 В каждом слове Катарины было столько заботы, что Пётра Ильича передёрнуло. Он закряхтел, плюнул на землю и, держась за дерево, с трудом поднялся. Траурную процессию пришлось нагонять семимильными шагами.

 В голове Барона мысли сплелись в клубок, и за какую бы ниточку тот ни взялся, она сразу же обрывалась. Пролетевшая рядом сорока вернула Петра Ильича в реальность. Птица часто садилась на землю, срывалась с места и вновь опускалась поодаль. Барон симпатизировал пернатым, но он был уверен, что их появление всегда с чем-то связано. Вот и сейчас Пётр Ильич вспомнил, что встреча с птицей в пёстром наряде сулит несчастье. Ещё он слышал версии о ведьмах, которые способны обращаться в сорок. Считалось, что птица приносит одни лишь дурные вести.

 — Э-эх, и ты туда же! Давай теперь, рассказывай, что на хвосте принесла? — произнёс Барон, застыв на месте.
 Будто понимая вопросы человека, сорока ответила частым протяжным стрёкотом: "Чакр, чирк, чиррл-чиррл. Чакр, чирк!"
 — Ага, спасибо! Теперь куда яснее, — ухмыльнулся Барон и стал озираться по сторонам. Пётр Ильич ничего не заметил кроме лёгкого тумана, хотя откуда ему было взяться в плюс тридцать Барон и сам не догадывался. В ноздрях защипало, и послышался едкий запах гари. Он не был похож на тление сухостоя, так чадил больше пластик или плавился металл. Грязно-белый шлейф тянулся сверху, где кричали невнятно, но очень истошно...

 — Эй, давайте в сторону, бегите в сторону!
 — Свалите с дороги! Спасайтесь, дураки!
 Женщины визжали, а мужики орали во всю глотку. За паническим гвалтом раздался грохот, который нарастал и множился новыми звуками. Вооружившись фантазией, Пётр Ильич представил, что с вершины горы сорвался громадный камень. Бесформенный валун катился под уклон, набирал скорость и сминал под собой деревья. В течение секунд в глазах Барона промчалась жизнь... Горящий катафалк летел навстречу, подпрыгивал на кочках и хлопал капотом. Его болтающаяся дверь едва не задела Петра Ильича. Вблизи пронёсся ветер и послышался скрежет металла. Полоса искр, что тянулась следом, напомнила хвост кометы. В объятом пламенем салоне трескались стёкла, а коптящие смрадом покрышки уносили машину всё дальше и дальше.
 — Чёрт побери, с автомобилем что случилось? — заорал Пётр Ильич, лишь только испуганные очевидцы поравнялись с ним.
 — Мы точно не знаем, вспыхнула спичкой!
 — Ну, ё-моё, — задрожал голос Барона, — теперь-то что делать?
 Его глубокий паралич вмиг отступил. Ноги перешли на бег и понесли обмякшее тело словно пушинку. За метром последовал метр, дымовая завеса рассеялась, и за плечами остался излом дороги. С открытого пригорка был виден пылающий кузов Мерседеса. Преодолев узкую береговую линию, и, сохранив траекторию движения, катафалк пронёсся по деревянному пирсу. Каждая приколоченная доска отозвалась нотами воображаемого ксилофона. Последними звуками краткой мелодии стал всплеск воды и шипение раскалённого металла.
 Возможно, ещё никогда у Круглого озера не было столько людей. Они сновали взад и вперёд, нервно кусали губы, щёлкали суставами пальцев. Возбуждённая толпа не знала, что нужно предпринять в сложившейся ситуации. Нырять бы никто не решился, к тому же сомнительная затея не имела смысла. Покойник он и есть покойник, что над водой, что под её холодной толщей — лежи себе и мир слушай.

 — Пётр Ильич, что делать-то будем? — шепнула Римма Генриховна.
 — О-хо-хо, вот кто бы знал, что эдак приключится... Какая причина, почему он сгорел? Куда подевался Дмитрий Леонидыч?
 — Наверное, прячется. Боится попасть под горячую руку.
 — Тю, и вправду ребячество!
 — Римма Генриховна, — крикнул кто-то из женщин, — пора приглашать водолазов. Как долго Барону на дне озера болтаться?
 — Уже бегу, сейчас решим и что-нибудь придумаем!
 — Так давайте, идите, — продолжил Барон, — начинайте банкет и на здоровье пьянствуйте. Иначе вся еда, официанты — столько денег насмарку...
 — А как же сами? У причала останетесь?
 — Да, пока с гостями развлекайтесь. Здесь посижу недолго, кое-что обдумаю. Ну, ладно вам, не забивайте пустяками голову, отправляйтесь на базу спокойно.
 Экономка всплеснула руками и пошла собирать праздношатающуюся публику. За недолгое отсутствия Риммы Генриховны люди поделились на группы. Они разбрелись кто в лесок, кто по тропкам, а отдельные личности рассматривали высокие муравейники.
 Всё это время Степан находился рядом и слышал уговоры Риммы Генриховны. Её неуверенный голос мало на кого действовал. Участники церемонии не знали, как быть: то ли на месте остаться, то ли отправиться за стол и помянуть Барона добрым словом.

 — Господа, хорош вам скромничать, — не вытерпел Степан, — можно подумать, что понаехали бедные родственники.
 — Какое ваше дело? Гуляли тут один - вот и гуляйте дальше, - стали возмущаться люди.
 — Степан, оставьте, я сама разберусь, — вмешалась Римма Генриховна, — за Саввой лучше присмотрите, чтоб не случилось дурного...
 — Как скажете. Составлю мужику компанию.

 Лишь только берег опустел, и смолкли посторонние звуки, Степан направился к Барону. Скрестив ноги, тот сидел у края пирса и швырял в воду камешки. Расплёскивая брызги, они причудливо булькали и скрывались в высокой подводной растительности. Выдержав паузу, Степан опустился на колени. Монотонные действия Барона вводили в состояние лёгкого гипноза. Рано или поздно глаза всякого наблюдателя непременно бы сомкнулись, поэтому Степан решился нарушить атмосферу хоть какой-нибудь шуткой.

 — Именно так вы машину с концами утопите! Нам чем потом вытягивать?
 Барон цыкнул и расплылся в улыбке. Его прежние мысли в момент растворились, а следом прозвучал ответ...
 — Ничего не случится, колесницу покойника краном поднимем. Со всеми насущными проблемами расквитаемся. Вот скажи мне, Степан, хорошо ли ты помнишь день нашего знакомства?
 — Чего там помнить? День как день!
 — Мне также казалось, что обычный. На самом же деле это было предвестие, и в лодке видел сон, но только с Риммой поделился... Плыву я значит на горящем корабле, а на суше беснуются полчища викингов. Ор стоит ужасный, скандируют чего-то, руки кверху... Мой драккар вовсю полыхает, но душа ютится на палубе и наблюдает за происходящим. Ну, потом и ты с жердиной подоспел.
 — Веслом, — засмеялся Степан.
 — Весло на деле, зато во сне оглобля целая...
 — А дальше чего?
 — Да в том-то и дело, ведь подскочил тогда и продолжения не помню, но сон в итоге явно непростой.
 — Получается так, что я ненарочно обрубил электричество?
 — Весьма похоже! И ты смотри, сколько разных совпадений сегодня!
 — Многое сошлось, не спорю.
 — Стёп, забываю спросить... Как салют вам, по нраву пришёлся?
 — Конечно, вся деревня вылупилась. Без фонаря можно было шастать. Очень красиво получилось! Мы ещё долго стояли — Новому году радовались. Пётр Ильич, хабалистая баба, что целый день выводит, известно кто такая?
 Барон изменился в лице, взглянул на собеседника и тут же продолжил...
 — Катарина. Я никому не рассказывал — жёнушка бывшая. Сама пришла, её не приглашали. Я тебе одно скажу, с детьми у нас не получилось. И куда только ни бегал: тесты, лечение — всё попусту. Я значит по работам — она в дверь. Нагуляла того самого Мишеньку и всё мне пыталась втулить как родного. Я не признал чужого, ни в чём не похож. Было тест на отцовство сдавал, а после начались распространённые упрёки, что жизнь ей богине испортил, что не мужик вовсе!
 — И гнали б в три шеи! — выдал Степан, бросив камешек.
 — Считай так и вышло. Оформили развод, пришлось оставить откупные. Она делила всё, и даже больше: машина, фотокамера, квартира. Моё обручальное кольцо и то заложила. Я много тогда растерял... Сейчас же решила напомнить — пытается шантажировать. Требует денег, иначе грозит растрепать, что я фигляр, представивший всех дураками.
 — На что пойдёте? Как поступите?
 — Не знаю, как быть, — ответил Барон, — всё мысли гоняю.
 — Ладно, может ситуёвина сама рассосётся, но с ваших слов пройдоха матёрая, - подытожил Степан.
 — Редкостная, — добавил Барон, — таких сыскать ещё... А что твоя супруга, Стёп? Уж сколько раз бывал — её не видел. Всегда один выходишь, плюс девчонки. Наверное, в разводе, Стёпка?
 — Да нет, у нас всё так-то по-другому, и говорить не очень хочется.
 — Болеет, Стёп? Ты не молчи, если прав оказался. Давай решим вопрос, давай поспособствуем!
 Степан болтал ногами, дёргал одинокую нитку на брюках, но продолжал молчать. Барон вдруг заметил, что в глазах Степана проступили слёзы. Он пытался хоть как-то с ними бороться: смотрел в обратную сторону и на высокое небо. В такую минуту уже не хотелось задавать вопросов, поэтому Барон разговор оставил. Вместо этого Пётр Ильич стал прислушиваться. Даже крики утиного семейства в камышах не смогли заглушить звуков чьей-то мягкой поступи. Её выдавал неприятный скрип дощатого настила и длинная крадущаяся тень. Сжав кулаки, Барон лихо извернулся и вскочил на ноги... Посреди пирса стоял Дмитрий Леонидович. На испуганном лице водителя появилась виноватая улыбка. Этот наигранно-весёлый настрой сменился кислой миной. Уголки рта опустились, глаза принялись что-то выискивать, а неповоротливый язык выдал сущую околесицу...

 — Оннасамажетак...
 — Ну, что за ересь мне чешешь? — вспылил Барон.
 — Пётр Ильич, она в секунду закипела. Из-под капота дым пошёл, я заглушил её и на ручник поставил... Давай смотреть, и тут машина с горки полетела!
 — Пошло всё к чёрту, что теперь. Заканчивай над этим думать. Все живы главное и никого не покалечило. Забудем.
 — Спасибо, Пётр Ильич! Спасибо что вы поняли!
 — Э-э-э, Леонидыч, останься на месте. Иди ты к чёрту со своими обнимашками. Твою же мать! Постой говорю, доска хрустит! Да отвали ты, слышишь?
 Но Дмитрий Леонидович не слышал. Расколовшийся надвое пирс, рухнул в воду. От берега побежали волны, уносящие за собой обломки древесины и поднятый с глубины ил. В высоких зарослях камыша продолжили крякать утки.


 Летели минуты. Промокшая насквозь троица никак не могла отдышаться. Верхняя одежда пришла в негодность — пахла сыростью и отдавала гнилью. Клейкая ряска осела не только в карманах, она набилась в рот и облепила волосы. На измазанных лицах появились царапины, а нос Барона походил на спелую свёклу. Ко всему прочему его нещадно раздуло, потому как доска, поданная Степаном, непонятным образом спружинила и шмякнула по переносице. Пасторальную картину дополнял сюжет, где компания бродяг решила отдохнуть у озера. Материальных ценностей они не имели, зато накопили ярких эмоций и почувствовали вкус жизни.

 — Смотри как люто жрёт! — вдруг начал Степан, задрав ногу.
 — Чего это? — задал вопрос Дмитрий Леонидович, вытирая слизкое лицо платком.
 — Пиявка обедает. В воде еду нашла.
 — Погодь немного, снимем скоро. Ты сам-то не дёргай — дома спиртом зальём. Кхе-кхе...
 — Эх, Пётр Ильич, засада с лицом! У вас под глазами шкура сходит, — продолжил Степан, пока Барон откашливался.
 — Латексный грим? — поинтересовался Дмитрий Леонидович.
 — Да я что знаю? По мне так резина! Всё, хватит, довольно с меня. Кха-кхе... я сам туда пойду, пусть Катарина обломается. Меня достал весь этот долбаный спектакль! Чего вы ржёте? Что вы ржёте?
 Но Степан с Леонидычем, словно не слышали вопросов. Они закатывались со смеху и тыкали в Барона пальцем, глядя на драный костюм и опухшее лицо с висящими лохмотьями.
 — Вряд ли поверят, Пётр Ильич. Таким вас никогда не видели! Аки бомж!
 — Точно, бомж! — подхватил Дмитрий Леонидович и стал кувыркаться в песке.
 — Ой, вот же рослое вы дурачьё, — произнёс Барон, сдерживая ухмылку, — пойдёмте, красавцы, прогулка окончена.

 Со стены просторного зала смотрел Пётр Ильич. Месяцем ранее сама Римма Генриховна настояла на печати огромной фотографии, которую поместили в толстенную золочёную раму. Большая часть присутствующих не знала с чего начать, ведь каждому человеку хотелось кушать. В то время как одни жевали с удовольствием, другие глазели на застывшего Барона. Застенчивые люди не спешили с наполнением тарелок, в их головах появлялось столько вопросов, что места для ответов не осталось. Со всех сторон доносились предположения и догадки. В помещении стоял невыносимый гул, который случается во время собраний и митингов. Быть может, по этой причине первым на сцену взобрался церемониймейстер и подал руку Римме Генриховне. Она ещё долго теребила платье и надоедливо шуршала микрофоном. Почувствовав долгую паузу, церемониймейстер принял единственно верное решение...

 — Высокочтимые друзья! Мы все прекрасно понимаем душевное состояние Риммы Генриховны. В эти минуты ей нелегко собраться с мыслями, ей трудно говорить об этом, а нам всё сложнее принять роковую невзгоду. В течение жизни Пётр Ильич Барон справлялся с проблемами играючи. Таких выражений как фиаско в лексиконе Барона не существовало! Из каждой патовой ситуации он выходил победителем, всегда поднимался с колен!
 Речь церемониймейстера прервал неимоверный грохот у главного входа. Потеряв интерес к оратору, головы слушателей повернулись в обратную сторону. Всеобщему недоумению и шоку не было предела... На блестящем полу из мраморной крошки распластался официант. Его фрак был облеплен лапшой, а мелкие осколки супницы разлетелись по дальним углам помещения. В ногах бедолаги разлилась огромная лужа бульона. Стоя на карачках, в ней кто-то чертыхался и пытался подняться с колен. Эти тщетные потуги были схожи с инстинктами насквозь промокшей собаки, которой приспичило во что бы то ни стало отряхнуться. Держась за колонну, неопрятного вида мужчина разогнулся и окинул злым прищуром испуганных зрителей. Сплюнув на пол, Барон чихнул.

 — Выходи, Катарина, за тобой явился! — произнёс он, приглаживая жирные волосы. Пётр Ильич сделал шаг, но никто за столами даже не двинулся. Лишь где-то у сцены раздался пронзительный визг: "Утопленник!"
 На молчаливый зал обрушилась паника. Люди подпрыгнули с мест и бросились к лестнице. Крик и невнятные фразы неслись со всех сторон, то был неподдельный страх и жуткий хаос.
  — Катарина, ты постой! Куда бежать собралась? — свирепствовал Барон, пнув стул, что стоял на пути. Вслед за этим он вспомнил проворство киношных умельцев, действия которых много раз вызывали чувство неподдельного восхищения. На секунду представив себя таковым, Пётр Ильич схватился за оборку скатерти и дёрнул тканое полотно что есть мочи... Тарелки пустые и блюда с едой, бутылки с вином и коньячная тара — за доли секунд всё было разбито. Несмотря на погром, к великой радости Барона тотальный провал обернулся фортуной. Внимание Петра Ильича привлекло знакомое платье в серый горошек. Его длинный подол предательски скользил по полу, выдавая крадущуюся Катарину.
 — Ага, по-тихому свалить решила, —- гаркнул Барон и кинулся напрямки. Просчитав тактический манёвр противника, Катарина вскочила на ноги и принялась кружить по залу. Она петляла среди канделябров, опрокидывала стулья и вазоны с цветами, отпускала ругательства и пряталась за спинами щуплых официантов. Все попытки Барона изловить неприятную гостью завершались неудачей.
 — Тьфу ты чёрт, иди сюда! — кричал Пётр Ильич, утирая пот со лба. Его пальцы нащупали свисающий пластический грим, который до недавнего времени назывался кожей. Срывая тягучие ошмётки, Барон сминал их в ладонях и швырял в Катарину, бегущую к выходу.
 — Держи миллион, а следом второй получай, курва...
 Пётр Ильич настолько увлёкся метанием, что в порыве гнева схватился за волосы. Он было только решил запустить париком, как тут же вспомнил, что парик отсутствует. Предмет туалета остался лежать на дне озера. Несмотря на тотальный бардак и щекотливость ситуации, в помещении кое-кто остался.

 — Пётр Ильич, вы сполна наигрались? — произнесла Римма Генриховна.
 — Да вроде бы, — ответил Барон, присев на ступеньку.
 — Безмерно рада, что вы к нам вернулись.
 — Мне тоже приятно! И вообще, перестаньте бурчать в ту хреновину!
 Римма Генриховна передала микрофон церемониймейстеру и продолжила без него...
 — Ну, что дальше-то решили? Какими будут предложения?
 — На воздух охота. Устроим банкет на природе. Степан, успеем стартануть в деревню?
 — Вы собираетесь сейчас поехать? — уточнил Степан.
 — Когда ж ещё? Харчи под носом, притом компания достойная. Поедемте, друзья, не откажите... Погода больно превосходная!

 За то время, пока собирали провизию, стукнуло четыре. Барон успел привести себя в порядок и теперь общался с гостями как прежде. У последних имелась масса вопросов. Общение было таким, будто Пётр Ильич вернулся из долгого путешествия и в красках рассказывал о многих диковинках, что никто никогда не видывал. Барон начинал с философских рассуждений, вспоминал о деталях вещего сна и делился секретами недавних приготовлений. Живых разговоров хватило на всю оставшуюся дорогу.
 Растянувшись цепочкой, по тропинкам и склонам брели официанты. В их руках гремели подносы и блестящие клоши, а колёсные грили-барбекю скакали на лёгком бездорожье. Простое желание Барона превратилось в новую бредовую затею, по крайней мере, так это выглядело со стороны. Никто из местных старожил не знал ничего подобного. Самое большее, чем довольствовалось население деревни, была автолавка, которая за прошлый год совсем не приезжала; поэтому неудивительно, что высыпавшие из домов зеваки с огромным интересом изучали незнакомых щёголей. Заметив Степана, всеобщее напряжение спало, но следом возникло желание разузнать о целях визита столь странной компании.

 — Давай, Степан, распоряжайся.
 — Это кем же?
 — Да хоть любым официантом. Командуй, не робей, семью зови! — продолжил Барон.
 — А, ну если дело в посиделках, тогда неплохо ближе к дому разместиться —площадь больше. Потом кому захочется, тот сам за стол подтянется.
 — Как скажешь, ладно. Пускай программа не по плану развивается.
 Пётр Ильич расположился на завалинке и стал наблюдать, как Степан занялся организацией банкета. Кто бы мог подумать, что сегодняшний день принесёт столько сюрпризов... А между тем на первое он принёс уху из петуха, мочёные грузди под белые алкогольные напитки и много другой закуски. На второе предлагался шашлык из баранины и белой рыбы, люля-кебаб, говяжьи стейки, но как бы всё это гастрономическое изобилие ни пахло, кушать Барону по-прежнему не хотелось.
 Пётр Ильич ещё долго сидел в одиночестве. Уставшие глаза следили за мирской суетой, за простотой людского быта. Те самые срубы, что когда-то вызывали отторжение, стали добавлять душевного комфорта. От старых бревенчатых стен веяло теплом и какой-то невидимой силой, которая заряжала простыми положительными эмоциями.

 — Пётр Ильич, видать за целый день намаялись? Расположились тут с закрытыми глазами... Вот, кушайте, еды вам принесла, а то совсем ведь исхудаете.
 — Спасибо, Римма Генриховна, я, в общем-то, не сильно голоден. Пожалуйста, отставьте тарелку, может съем чуть позже.
 — Смотрите сами, но постарайтесь не затягивать — скорее возвращайтесь. Вас явно коллективу не хватает...
 Римма Генриховна погладила Барона по волосам, улыбнулась и составила компанию скачущей детворы. Общее веселье было в самом разгаре. Пётр Ильич ещё долго следил за плясками, а потом его внимание переключилось на стоявшую рядом тарелку. "Ёлки-моталки, это ж надо умудриться через край насыпать. Порция удава — ни больше, ни меньше". С такими мыслями Барон сорвался с места, обхватил тарелку и проследовал вдоль ветхих заборов, стараясь остаться незамеченным. Высокое резное крыльцо Петру Ильичу сразу вспомнилось... Здесь было несколько крутых ступенек и дверь, которая широко открывалась и громко хлопала. Выдержав паузу, Барон постучался и тяжко вздохнул.

 — Открыто же, — раздался женский голос.
 Пётр Ильич дёрнул ручку и аккуратно пересёк порог. Внутри оказалось душно, красный луч солнца пронизывал ставни и разливался по стенке. В ярком свете того пятна летали пылинки и беспокойные дрозофилы.
 — Вы кто?
 Барон прищурился и попытался разглядеть в углу хоть кого-то. Помимо халата, висящего на стуле, Пётр Ильич не видел ничего другого.
 — Барон фамилия, Пётр Ильич!
 — А-а-а, тогда знакомы — Степан всё рассказывал. Вы проходите, не топчитесь у двери, располагайтесь вон на той скамейке. Я Валентина, Валентина Сергеевна... Неужели мероприятие закончилось?
 Барон присел у стола и стал изучать щуплую женщину. Несмотря на плюсовую температуру, Валентина Сергеевна куталась в верблюжье одеяло и мелко дрожала.
 — Так что, завершили дела?
 — Конечно, закончили, — ответил Барон, выйдя из ступора, — часа два как разъехались. Кстати, Валентина Сергеевна, зашёл не с пустыми руками... Вот, на дворе что-то вроде банкета забацали. Про вас не забыли, не думайте чего. Бездонное блюдо в вашем полном распоряжении. Что скажете? В кровать подать?
 — Ой, спасибо, Пётр Ильич! Куда мне столько? Не хочу обидеть, но еда в моём случае особенная — придерживаюсь диеты. С определённых пор употребляю смеси, ещё лежу, читаю книжки...
 Почувствовав дрожь в голосе, Барон решился взглянуть на Валентину Сергеевну. Глазницы женщины были очерчены лиловой краской, а в широких зрачках погасла всякая искра.
 — Если честно, то Степан ни о чём не распространялся. Валентина Сергеевна, вы вправе сомневаться — здесь пойму, но помощь действительно от сердца. Совместными усилиями справимся, не бойтесь!
 Подняв колени, Валентина Сергеевна уткнулась в одеяло. Хрупкие женские плечи задёргались, и комнату наводнил едва различимый плач. Недолго думая, Барон переместился на край кровати и стал ободрять Валентину Сергеевну самыми добрыми словами.
 — Вы не можете понять, — продолжила она, — всё очень серьёзно... Эта гадость неоперабельна!
 — Постойте, постойте, возможно, заключения неверные — оно случается.
 — Навряд ли, Пётр Ильич, сражаемся долго, — вмешался Степан, лишь только Барон его заметил.
 — Прости, Степан, что без спроса ворвался. Хотел как лучше и спешил поделиться едой. Вы оба простите, если в личное пространство вторгся. Завтра, я завтра позвоню, а сейчас прощаюсь...
 Пётр Ильич поднялся с места, для чего-то прихватил тарелку и вышел. Стоя на крыльце, Барон взъерошил волосы, громко выругался и швырнул еду в высокую дрожащую растительность. Он поставил Римму Генриховну в известность и попросил завершить этот день без его участия.

 Дальнейший маршрут Барон не планировал. Пыльные туфли цеплялись за кочки, ноги вели неизвестно куда, мысли в голове множились и наполнялись глубокой философией. Барон вдруг вспомнил свой первый сознательный день рождения. В тот день подарили фанерного коня с изогнутыми полозьями. Он качался так лихо, что в груди перехватывал дух, а ноги взмывали к небу. Внезапно Барону захотелось оседлать скакуна, но теперь настоящего, живого, с горячим сердцем и жарким дыханием. Его галопа бы точно хватило, чтоб успеть за полоской заката, что нависла над холмистым горизонтом. Только рядом коня не оказалось, и отсюда пришлось топать пешком. Сотни метров представились громадным расстоянием. Накопившаяся в ногах усталость сломила Барона окончательно. Пётр Ильич упал на колени, склонил голову к земле и прильнул к ней губами. В лёгком шёпоте звучали слова благодарности, дрожащие пальцы Барона гладили полевые ромашки, а в глазах проступили слёзы. Этой горечи скопилось так много, что солёные капли скатились по шее. Пётр Ильич надрывно выдохнул.