Твердь Небесная

По вытянутой узкой площадке в дюжину шагов гулял ветер, неожиданно ласковый и теплый для такой высоты. В сущности, не ветер даже – ровное дыхание великана, легкие которого сплошь луга и снег. Он дул то с одной, то с другой руки, стелился по грубым плитам, выпиленным из зеленого стеатита, сложенным явно наспех, не подогнанным в толщину. Поэтому пол казался бурным озерцом с волнами, помешанными на геометрии.

Одна сторона площадки – недостроенная стена в два роста с арочным проходом, закрытым дощатой дверью. Три другие, без препон и ограждений, вдруг обрывались в бездну, где далеко внизу плыли облака над неразличимой в дымке землей.

В центре в углублении горел небольшой костер и сидели двое, оба невысокие, худые и загорелые, которые могли бы казаться братьями, если бы один не был гораздо старше и гораздо шире в плечах. Его кожа, сплошь исполосованная, была летописью сражений; дешевые солдатские латы и копье находились подле, сложенные с привычной аккуратностью; ежик седых волос редел над висками и надо лбом, обнажая вены.

Другой – молодой, в одежде мастерового, был кудряв, черноволос, подвижен и возбужден. То и дело он оглядывался, словно проверяя, ни рушится ли украдкой башня, ни просела ли Твердь Небесная… Тем и этим, если подумать, можно пренебречь и не волноваться, ибо нет спасения ни от первого, ни от второго, ни от тысяч других вещей, а более всего – от неутомимого времени, глупых безразличных секунд, простреливающих бытие навылет.

Старшего звали Когт. Юного Кондолай.

Пропасть, разделявшая их, волею судеб переметнулась мостом, а точнее – великой башней, построенной по воле царя царей, чтобы добраться наконец до желанного Небесного Свода, над которым Бог.

Заложил ее еще дед нынешнего правителя. Теперь башня была готова.

С площадки – ее навершия, в черную проковырянную в Небесном Своде дыру вела шаткая приставная лесенка, совершенно не внушительная и грязная, с потеками белой штукатурки. Видно, до того ею пользовался маляр.

Кондолай потратил почти месяц, прежде чем оказался тут. Его увесистый дорожный мешок стоял у стены у двери. Второй, поднятый сбежавшим носильщиком, так и остался на ступенях в сотне локтей внизу. Красть его было некому, и юноша не думал о нем; последние из строителей остались далеко за линией облаков. В нем боролись страх, усталость и любопытство.

– Для чего ты здесь? – спросил он наконец воина, когда они проговорили всю чепуху, которую обсуждают при знакомстве, и наелись густой как ил ячменной похлебки.

– Чтобы Бог не явился незамеченным, – заученно молвил Когт, ковыряя в углях. – Я должен задержать Его здесь и дать сигнал начальству внизу. Вон там огниво и связка факелов, – показал он на деревянный ящик, притулившийся у стены, на котором сушилась куфия. – Вестимо, и тебя сторожу… Чтобы не сбежал или как? – с сомнением сказал Когт, словно ожидая от собеседника, что он прояснит ему.

В кои-то веки начальство было внизу. Даже царь царей! Все было внизу, кроме Бога, которого они ждали здесь.

Кондолай пожал плечами, выпиравшими под хитоном, дав понять, что ни сном, ни рылом, зачем тут Когт, и что если правда тот за ним приглядывает на пару с Господом, то может не опасаться – он бунтовать не станет. Но за Бога, конечно, он не поручится, потому как Тот неисповедим.

На счет охраны Кондолаю не говорили, тем паче личной. Он вообще думал, что тут будет полно народу и удивился, обнаружив единственного спящего человека, в латах и при копье, которого не сразу смог разбудить.

– А ты как тут?

– Запомнить и намалевать Божий Лик. Если Он покажется.

– Художник?! – восхищенно воскликнул Когт.

Кондолай кивнул. Видеть на щербатом лице служивого чистую и искреннюю улыбку было странновато. Обычно люди его профессии улыбаются художникам и прочей пятой колонне не так и не без посредства кнута.

– Надо же! В голову не лезет!

– А чего так?

– Да мне, понимаешь… – улыбка отступила перед смущением. Когт, суровый и старый воин, по-ребячьи шмыгнул носом. – Обещал я кое-кому портрет. Ладно, не теперь… Может, сговоримся потом. Вот ведь как бывает, я и не чаял, а тут – на тебе!

– Если что могу, рад буду помочь. А как Его задержать?

– Кого?

– Ты сказал: должен задержать, ну… – Кондолай посмотрел наверх.

– А… – понимающе кивнул Когт. – На месте разберемся. На сей счет инструкций не предоставлено. Солдатская смекалка, на нее вся надежда. Ты к чему вообще?

– Вдруг не успею Лик разглядеть. У меня глаза… ну… не всегда сразу выходят, надо бы примериться, набросать. Вот я и хотел попросить: раз уже тебе все равно держать, ты уже постарайся потянуть время, а я тебе потом что хочешь на земле намалюю. Лады?

Когт явно обрадовался, что дело обойдется без платы. По приказу, Бога и так держать, почему бы не постараться и для товарища?

– Вроде дашь на дашь? Идет!

– Вообще, я думал, что тут будет куча священников, – молвил Кондолай, с сомнением обозревая площадку и заглядывая в дыру, в которой было хоть глаз коли, хотя Свод Небесный светился обращенной вниз стороной ровным бледно-голубым светом.

– Видать, не слишком они уверены на свой счет, – хмыкнул Когт. – Раз отправили нас с тобой.

– Песнопения, все такое… – продолжил Кондолай. – Как же без песнопений? Может, нам как-то подготовиться? Я когда-то гимны учил…

– Эко же тебя развезло, дружище! Делай свое дело, не лезь в чужое. Вот как намалюешь, спустишься, отдашь парсуну старшому, тот своему начальнику, и так дальше, и дойдет до первосвященника – там они набегут, будь спок! Песнопений будет на все лады и трубы и барабаны. Может быть и тебе обломиться с праздничного козла жирок. Но я мыслю, что… – Когт осекся, бросив взгляд на молодого художника.

– Что что? Говори уже.

– Думаю, нам, парень, не жить. Хоть явится Всевышний, а хоть и нет.

– Бог милостив, как-нибудь…

– Он-то – да. А эти?

– Уж не думаешь же ты, что свои нас?

– Ну как… Представь себе: вот ты человек, малевавший с натуры Бога. Почет?

– Не думал даже… Ну да, наверное. Все ж не каждый день, – согласился с гордостью Кондолай.

– А оно им надо? Священник не видал, первосвященник не видал, царь царей ни рылом, а ты, весь такой пригожий, накоротке. Что они с тобой сделают?

– Отправят куда-нибудь?

– Известно куда, – усмехнулся Когт. Морщинки вокруг глаз лукаво заиграли, сошлись. – К знакомцу к твоему, – кивнул он на дыру в Своде. – Куда еще? Да потом наврут, что, мол, царь царей сам сюда поднялся и Лик ему был вручен. Аль не так?

– Как же? – удивился Кондолай. – Они-то наверняка будут знать, что Творец им воздаст за все?

– Это ты по-человечески рассуждаешь, не по-царски. Вот стоит такой царь царей, мертвый, без кишок, на Судилище. Вынимает длиннющий свиток, – Когт показал какой, как показывают большую рыбу. – Храмы строил? Строил! Державу сберегал? Сберегал! А если что по крошкам не так, художника какого зарезал, солдатишек погубил… Так не сам же и ради блага! Чуешь как оно?

Кондолай задумался, помрачнел, прикинул себя царем… Выходило, так.

– Невесело как-то говоришь.

– А ты не горюй! Вон и наш Творец! Краски-то не забыл?

Кондолай словно в беспамятстве заметался, глядя как по лестнице, изрядно под ним просевшей, спускается из дыры крупный волобокий мужик в белом как пух хитоне и лиственно-зеленых сандалиях. Камень под его стопой, первой слезшей вниз, треснул со щелчком, а костер в безвременье замер, словно нарисованный прямо в воздухе.

Закончив эволюции, встав и уперев кулаки в бока, Бог уставился на пришельцев черными с золотыми проблесками глазами.

– НУ И? – вопросил Он громовым голосом.

Когт, верный привычке, уставил вперед копье – быстро и Бог весть как оказавшееся в руке Творца, а затем, но уже понятным способом, полетевшее в сторону земли.

– Еще пришибет кого… – посетовал Когт, проводив его мрачным взглядом.

– ВЕРНО, СЕ НИ К ЧЕМУ, – согласился Бог.

Тут же Когту в руки сама собой кинулась обсыпанная каменьями секира, прилетевшая из-за края вместо копья.

– Э-э-э… – в замешательстве протянул солдат, глядя на занятный предмет. – Не мое.

Секира превратилась в лук без тетивы, такой же дорогой, нарядный и бесполезный. По древку ползла мохнатая как лиса рыжая нахальная гусеница. Видимо, Господь не особенно вдавался в детали, останавливаясь на первом, что подвернется, похожем на человеческое оружие, виденное Им где-то. Вестимо, в дворцах и храмах.

– ЧТО НЕ ТАК?

На сей раз Когт не спорил, просто положил предмет на пол и встал смирно, таращась на застывший огонь.

Тем временем Кондолай развязал мешок и судорожными движениями, путаясь в тесьмах, вытаскивал из него пергамент, чтобы рисовать Лик.

– КТО СОТВОРИЛ ДЫРУ?

Посмотрев на Когта и Кондолая и убедившись, что не они, Творец молвил: «ЯСНО», – и взошел тем же манером обратно. Дыра за Ним затянулась, навеки прищемив лестницу. Часть ее оказалась в вышнем, часть осталась торчать в привычном, грубом переменчивом мире, в котором воин и художник переглянулись:

– Успел?

– Нет.

– А чего?

– Не стал.

– Вот и я.