Откуда есть пошла я, Лампадовна

                (Исповедь Лонгины в миниатюре) 
         Мой дед Тарас, солдат царской армии, участник «Брусиловского прорыва», под Луцком был ранен в ноги. Кровь стыла в его жилах при мысли обезножеть. Раны залечила какими-то травами волшебница-хуторянка, к которой квартировали его, неходячего. Отчего она так старалась поставить солдата на ноги, Тарас понял только тогда, как начал ходить. Ей надо было сбыть «дочкУ»  Ганну, мать которой сбежала, когда ребёнку было полгода. Ганне – шестнадцать, неплоха собой. 
         Молодой солдат женился на ней, хохлушке работящей, но своенравной до вольностей. «Язык твой – что помело на суковатой палке, злой, мстительный, – сердился дед, в час перепалки, грозясь отправить её «в рiдну хату з глиняним пiдлогою». Под такие щекотливые посулы она … начинала утихать. А чтобы её окончательно «обуздать», из Луцка дед решил вернуться в родную северную деревню, дабы она научилась у москалек выдержке и уважению к мужу, к людям.
         Привыкала она к новому месту долго и трудно, слушая русскую речь, её умеренный тон в устах простых женщин, которые называли своих мужей не иначе как «мой хозяин», «мой Иван», «мой Сам». Про дела хозяйские, семейные уважительно говаривали: «Как хозяин скажет, так будет, он знает, а я ему на помощь…»   
         Анна (в деревне её назвали так) всё реже командовала: « Ты ЧОЛОВIК, робi, я казала…А я ЖIНКА...» Соседи мило улыбались, толкуя сказанное по-русски: жена – не человек… 
         В 1917 году у них родился первенец, мой отец. Анна настояла в метрике записать имя редкое: Евлампий. Записать-то записали, но в народе имя упростили: парнишка стал ЛампадЕй. 
         В 1937 уж меня нашли в капусте. Капуста капустой, а записали всё-таки Лампадовной, – подытожила Лонгина,       

 – За тобой, небось, на свет ещё явились? До войны в семье обычно здравствовало 
   семеро по лавкам.   

   Не явились. Или плохо искали, или мало сажали её, капусты-то… Может, парники
   охолонулись…

 – Лонгина, в родословной нити теряешь. Что с дедом Тарасом, с  Ганной? С отцом
   твоим? Матерью?      

 – Бабку помню плохо: она рано покинула нас, когда мне было годка четыре. Дед не
   раз говаривал: «От злости кончилась, так и не полюбив белый свет…»  Сам он
   прожил до девяноста пяти лет, до конца на ногах, в светлом разуме, не был
   обузой. Всей деревней на погосте почтили его память,тихо проговаривая: «Добрый
   был  человек, упокоения душе его, не забудем, живя…».      
       Отец ушёл на фронт в сорок втором. Чётко помню его проводы: повисла у него
   на шее – мать оторвать не может, помню даже слезу на его щеке… Погиб под
   Ленинградом.
       В шестидесятом году, когда я после института вовсю агрономила в полях,
   были с матерью у его братской могилы. Мама сорвала несколько листочков с
   берёзы, что склонилась над могилой, и хранила их вместе с похоронкой, до самлй
   своей смерти. Бывало, достанет из сундучка письма, листочки берёзы, похоронку
   и плачет потихоньку… Тихая была женщина, немногословная, редкая труженица.
   Марфой её звали. В канун дня своего семидесятилетия вдруг сказала: «Дочка,
   баньку истопи. В дорогу надо быть чистой, я к Лампадею…»      
       Мало ли что произнесёт старый человек, подумалось тогда. Но баню натопила,
   помыла слабеющую маму. Она легла в свежую постель и еле слышно произнесла:
   « Вот и отработано всё, надеюсь, никого не обидела…». Вздохнула глубоко и –
   смолкла. Совсем…   
     Вот бы и мне так расстаться с миром земным, без хворей и суеты…» – с явной
   грустинкой заключила Лонгина. 
     Помолчав, добавила: «Про мужа моего и сына ты знаешь. Отменить бы все авто
   да пустить бы под пашню все асфаьтотрассы…».               

 – Лонгина, не отменят, не вспашут. Века спешат куда-то, вручая нам всё новые и
   новые открытия. А человек – существо НЕУГОМОННОЕ, даже если ему будет грозить
   провал (в тартарары!) из Млечного Пути в тайны Черных дыр.  Он и туда с
   неутолимым интересом кинется. 
                14.06.2022 г.