За линией фронта. Часть вторая. 4 глава

  В районе Старой Руссы было неспокойно. Частые передвижения немецких войск вызывали опасение внезапного окружения. В штабе дивизии Антонова поздним вечером шло совещание на котором присутствовали командиры всех приданных дивизии подразделений. Всех беспокоила неразбериха со связью и разведданными во фронтовой полосе армии.
- Все наши проблемы, я считаю, на данный момент связаны с растянутостью войск и не возможности собрать все данные воедино, - говорил Антонов, - и почему так получилось, не трудно догадаться. В апреле месяце, когда поступила директива Ставки о ликвидации соседнего с нами Волховского фронта, уже можно было понять, что было принято ошибочное решение. И это как раз в тот момент, когда готовилась наступательная операция на Любань. Командующий фронтом Мерецков пытался доказать это в Ставке, но Верховный принял сторону командующего Ленинградским фронтом генерала Хозина, предложившего передать ему войска Волховского фронта.
- Нахрапистый этот Хозин, за спиной Мерецкова всё обговорил с вождём, - добавил Стрельников.
- Сталина мучит блокада Ленинграда, он хочет скорее прорвать её, вот он и ищет надёжные пути, а поиск, сам знаешь, трудная штука, могут быть и ошибки, - продолжил Антонов.
- Ну, а нам на месте их никак нельзя допустить, тем более с таким небольшим пополнением, - снова вставил свои высказывания Стрельников. – Кстати, о пополнении: куда ушла танковая бригада, приданная нашему полку?
- Вот об этом и речь, мы и собрались тут сегодня обсудить с вами создавшееся положение дел. Как стало известно командующего фронтом Мерецкова после передачи его войск Хозину, отправили заместителем к Жукову. Но он просил дать ему армию и его просьба была удовлетворена. Кстати, Жуков тоже был не согласен с решением Ставки о ликвидации Волховского фронта, и не один он. Маршал Шапошников тоже возражал. Но Сталин поверил Хозину, что тот снимет блокаду Ленинграда. Я в это не верю.
  Смелые высказывания командующего дивизией были для его подчинённых не новостью, Антонов отличался иногда такой словесной несдержанностью доходившей до экзальтации. Но в основном это был уравновешенный человек с прямым взглядом и спокойным, ровным голосом, что придавало его фразам продуманность и взвешенность.
- Жуков считает, что Хозин – генерал не из робких, но порой действует не сжатым кулаком, а растопыренными пальцами, - продолжал Антонов. – Сколько у него теперь армий? Девять! Да ещё три отдельных корпуса и две группы войск. Сил много, но как бы он не сорвался. Вот и с управлением войсками, приданными ему, теперь возникла сущая неразбериха. На соседнем с нами Западном фронте беда случилась. Там потеряли командарма, генерала Ефремова… Я хорошо знал этого человека, он мой ровесник и боевой друг.
- Как это произошло? – раздался вопрос из-за стола, так как не все знали про эту трагедию.
- Он застрелился, - выдохнул Антонов и пояснил. – 33-я армия генерала Ефремова вела бои за Наро-Фоминск и Боровск. Она дошла до Вязьмы, и здесь её остановила 4-я танковая армия гитлеровцев. Сзади линия фронта сомкнулась. Ефремов отдал войскам приказ повернуть на юго-запад, в направлении на Ельню и Дорогобуж. Бойцы с боями выходили из окружения. Ефремова тяжело ранило, его пытались вывезти в тыл, но не смогли. Не желая попасть к немцам в плен, он пустил пулю в себя. Человек воевал за Родину, и воевал геройски, и вот его уже нет, - Антонов в пылу рассказанного вскочил со своего места и прошёлся по комнате, заставленную длинным столом из конца в конец. – Да, война жестокая штука, сегодня ты на коне, а завтра – с седла на землю. Жаль Михаила… Но, в общем, его 33-ю армию, которая сражалась под Вязьмой, геройски сражалась, хочу отметить, хоть и дала себя окружить фашистам, теперь передали Мерецкову.
- Она же пустая, так как вышла из окружения с большими потерями, - вставил начальник штаба.
- Мерецков эту армию воссоздаёт, хотя будет очень тяжело. И начал он с танкистов, поэтому понятно – куда делись наши резервные пополнения? Вот от того мы теперь не можем находиться на правом фланге, где уже налажена оборона. Мы теперь будем прикрывать тылы нашей Новгородской группировки и своими силами налаживать взаимодействия с соседними партизанскими бригадами, раз от армейской разведки мало толку. От Хозина тут ничего не дождёшься, раз он даже взаимодействие с основными войсками развалил. Он забрал 6-ой кавкорпус, который должен был усилить 2-ю ударную армию, в противном случае её нужно было срочно выводить из лесисто-болотистой местности. А вот теперь она окружена немцами, правый фланг западного направления открыт и мы, оставленные в резерве, теперь должны постоянно маневрировать, чтобы не потерять свои войска и технику, прикрывая наши северные тылы. В нашем положении теснейшее взаимодействие с партизанскими отрядами должно быть обеспечено на самом высоком уровне, в том числе и разведывательном. Здесь усилия не прошли даром, в полку у Стрельникова есть подвижная группа майора НКВД Деева Алексея Григорьевича, опытного кадровика. Сейчас 40-я партизанская бригада, действующая на Ленинградском направлении, должна соединиться с разрозненными отрядами, рассеянными немцами в ходе наступления под Новгородом. И основная задача нашей дивизии, пока идёт пополнение войск свежим составом, помочь этому большому формированию, которое пробивает брешь в обороне противника для соединения с нашей армией, попавшей в кольцо.

  От пологого берега реки по песчаным ухабам и дорожной пыли Шульц и Дёнитц тащили за руки своего приятеля-коменданта Юргена Геллера. Они волокли по земле его неподвижное, расслабленное тело. Его ноги болтались по песку из стороны в сторону, собирая на себя всю осевшую грязь. Друзья дотащили его до избы в которой находился их штаб, и как тряпичную куклу бросили у порога.
- Тяжела ноша, - сказал Шульц, хрипло дыша и вытирая липкий пот со лба.
- Дальше потащили? Может, всё-таки, внесём его в дом? – предложил Дёнитц.
- Да, пусть тут проспится, - и Шульц отрывисто вздыхая, стал подниматься по скрипучим ступенькам крыльца.
Дёнитц опустился рядом с Юргеном на корточки, убрал светлую чёлку со лба приятеля, посмотрел на его посеревшее и осунувшееся лицо:
- Ну, что ты творишь, Юрген? Зачем ты так? – спросил он вслух, будто тот в таком состоянии мог его услышать.
  Геллер был мертвецки пьян. И его срыв был понятен только Дёнитцу. Юрген не мог морально пережить увиденное в Береговом. Дёнитц был там с ним, но оказался крепче приятеля. Но с Геллером это продолжалось уже третий день, и если кто-нибудь донесёт об этом начальству, парню не сдобровать. Но к счастью Жмеринки находились от всех порядком и лишь в Дергачах неподалёку, стоял мотоциклетный полк, но к ним он не имел никакого отношения.
Дёнитц покрутился ещё немного возле Юргена, но потом тоже вошёл в дом.

  Ночь была очень беспокойная. Стояла непонятная гнетущая тишина, необычная для войны, и Настя Ляпунова не могла заснуть до утра. Было что-то тревожное и нехорошее в этом безмолвии, а потом ещё где-то на окраинах села завыли собаки. Дрожащую утреннюю дымку разбавили туманы с дальних болот, воздух загустел и совсем остановился. В этой предутренней сизой мгле под окнами Ляпуновой Насти послышался посторонний шорох, а потом раздался тихий глухой стук по оконной раме. Девушка, едва заснувшая под утро, вздрогнула и стряхнула с себя остатки сна. Она вскочила с кровати, накинула на плечи клетчатый шерстяной платок и робко подошла к окну. Там внизу за туманным стеклом в предрассветной синей дымке, она увидела чьё-то страшное лицо, и вскрикнула от неожиданности. Эти обезумевшие чёрные глаза в упор смотрели на неё снизу, будто из преисподней. Одутловатое бледное лицо, синяки под глазами и на скулах, запекшиеся губы, растрёпанные волосы – и всё это напоминало женщину. У Насти от страха подкосились ноги, но ей всё-равно хватило сил отойти от окна, толкнуть дверь в сенцы и выйти во двор. К ней от угла дома метнулась тень и вскоре она, эта тень, будто чёрное обугленное дерево предстала перед нею.
- Настя, - еле слышно позвала она и стала заваливаться к девушке на руки.
Настя в первые минуты не понимала кто это, но знакомый голос заставил её вздрогнуть и похолодеть.
- Тётя Валя?!.. – опомнилась Ляпунова и, крепко обхватив обессиленную женщину за талию, быстро увела её в свой дом.

- Господин комендант! Господин военный комендант! – кричали под окном.
Геллер поднял с подушки тяжёлую голову.
- Ну, что тебе, старик? – раздалось в ответ.
Геллер прислушался. Это Дёнитц во дворе разговаривал с кем-то и Юрген снова уткнулся в подушку носом. Кто его притащил вчера в дом или он сам сюда, как-то добрался, Юрген не помнил.
- Ведь вы тут гарнизонное начальство? – спросил скрипучий голос.
- Ну, так!
- Меня вы знать должны, я местный староста, Рыжов моя фамилия. Господин комендант, я к вам пришёл доложить.
- Комендант ещё спит, но мне доложить тоже можешь, - расслышал Юрген и снова погрузился в сон на этих словах Дёнитца.

  Из объятий пьяного морфея и тяжёлого хмельного кошмара его вытащил всё тот же Дёнитц. Он тряс своего товарища за плечо: - Юрген, вставай! У нас партизаны! К твоей Насте пришёл кто-то из леса. Сейчас староста донёс, что под утро видел, как к Насте Ляпуновой во двор входил кто-то тайком. А потом они скрылись вместе в доме.

  Геллер тут же протрезвел. Он открыл глаза, сел на кровати и потянулся рукой к стулу за одеждой. Через пять минут он уже собрался и готов был идти в дом Ляпуновых, но что-то его удерживало от огласки этого события, поэтому прихватив с собой оружие, он взял лишь Дёнитца.
- Пойдём, проверим. А вдруг – это не так, - предложил Геллер, - пока не говори никому.
- Шульц стоял рядом, он слышал. И его возьмём в качестве сопровождения.

Они втроём вошли на крыльцо.

- Ты останешься здесь у двери. Карауль, чтобы чужой никто не выскользнул, - обратился к низкорослому Шульцу Геллер.
Вместе с Дёнитцем они толкнули дверь и прошли в сенцы.
Настя услышала шум и громкий топот каблуков по деревянному полу, стоя в чулане, где лежала в полуобмороке её родственница, чудом оставшаяся в живых после расстрела в Береговом.
Девушка выскочила на шум и прошла в горницу, чтобы встретить непрошенных гостей.
Геллер и Дёнитц не заставили себя долго ждать. Они широко распахнули дверь в горницу и быстро прошли на её середину.
- Что вам тут понадобилось? – дерзко спросила Настя, гордо вскинув голову и зло посмотрев на Юргена.
- Настя, - начал он без подходцев, - староста Рыжов сейчас пришёл и сказал, что ты прячешь в доме партизан.
- Что?! Каких партизан я прячу? Что за бред несёт этот Рыжов, что за…
Она не договорила, так как Юрген в это время уже стал осматривать все углы в комнате. Прошёл он и в закуток за которым была дверь в чулан.
- Найн! – закричала Настя по-немецки и бросилась на перерез Юргену, загораживая всем своим телом вход туда.
  Он отпихнул её в сторону и, всё-таки, вошёл. Там в духоте и при свете керосиновой лампы на ватном тюфяке под старой телогрейкой лежала женщина.
  Геллер шагнул за порог чулана, приблизился к этому полуживому существу и взяв в руки керосиновую лампу, поднёс к её лицу. То, что он увидел, поразило его. Юрген отшатнулся, поставил лампу назад, постоял несколько секунд в нерешительности, а потом позвал войти сюда Дёнитца.
- Ты узнаёшь её? – спросил он. – Узнаёшь эту женщину?
Дёнитц побледнел и, так же, как и Юрген, отшатнулся в сторону.
- Но, как?! – переспросил он в изумлении.
Когда они вышли из чулана, то наткнулись на Настю, которая стояла у входной двери с винтовкой в руках, ствол которой направила в их сторону.
Геллер не удивился. Девчонка была боевая, внучка охотника и не секрет, что она владела оружием и умела стрелять.
- Опусти, - сказал он спокойно и махнул рукой вниз.
- Я не выпущу вас отсюда, слышите? Не выпущу!..
- Ты только хуже сделаешь, Настя. На выстрелы сразу сбегутся и тогда уже ничего нельзя будет скрыть.
И не обращая внимания на дуло ружья, направленное в его грудь, Геллер уселся за стол в горнице.
- Кто она тебе?
Настя молчала.
- Послушай, мы видели эту женщину, там в Береговом. Её расстреляли вместе с семьей. Тогда говорили, что она жена командира, - заговорил теперь и Дёнитц.
- Да, это так. Она моя тётя. Мамина двоюродная сестра.
- О, мой Бог! – вымолвил Геллер и прикрыл ладонью лицо.

  К вечеру того же дня стало известно, что пропал староста. Шульц, которому приказали за ним следить, прибежал в штаб и сообщил Геллеру и Дёнитцу, что нигде не может найти Рыжова. Тот, как в воду канул.
- О, мой Бог! – ходил из угла в угол Геллер. – А, если он отправится в Береговое и там донесёт в комендатуре о Ляпуновой. Он может, он на то сюда и поставлен.
- Да, честный служака, однако! – заключил Дёнитц.
- Значит это, по твоему, честно доносить на своих?
- Ну, он же выбран на эту должность новым руководством, ещё до нашего прихода. Наверное и за нами его просили приглядывать, и доносить высоким чинам.
- О, майн Гот! Мы пропали… Если он доберётся до Шнайдера, мы погибли – все!

 В это время километрах в пятидесяти от Жмеринки на железнодорожной насыпи близ населённого пункта Лосиная Падь, уткнувшись лицом в землю, лежали разведчики майора Деева. Сам Алексей, обессиленный длительным переходом и безуспешной вылазкой в прифронтовую зону, целью которой было подобраться к станции Лесная, куда по последним данным в спешном порядке прибывали немецкие эшелоны с боеприпасами, лежал у самых рель, засыпанный дорожной пылью. Его выцветшие сухие губя сейчас, что-то безмолвно шептали. Подползший к нему Гераленко отвернул крышку у фляги и протянул её майору.
- Выпейте немного, будет легче.
Алексей повернулся на бок и отпил чуть-чуть живительной влаги.
- Где же мы прокололись, Валентин? – с досадой, полушепотом спросил Алексей.
 - На боевом охранении. Никто не знал, что они его в таком количестве поставят вдоль дороги, да ещё к этому делу привлекут испанцев.
- Да, придётся возвращаться обратно. А жаль! У наших нет точных данных о прибывшей живой силе и технике на эту станцию. Что-то они закопошились не в меру, да тут этот испанский корпус ещё… Явно фрицы нам готовят подарок. Очевидно, намечается наступление на этом участке.
- Или они не хотят допустить соединения двух крупных партизанских отрядов – Старостина и Дрозда, - добавил Гераленко к рассуждениям майора.
- Ты думаешь, им об этом известно?
- А почему тогда они спешно стали перебрасывать к Белогурову свои войска и эсэсовцев в Усть-Лабино прибавилось? Я слышал в Береговом они провели ликвидацию. Начальник штаба Сабуров говорил на марше.
  Деев приподнялся после этих слов.
- Почему ты не доложил мне об этом?
- Я докладывал Стрельникову. Но он сказал, что перед такой серьёзной вылазкой не стоит вас беспокоить этими сведениями, что штаб дивизии сам знает, когда и где вам про это сообщить. Наше дело с вами в первую очередь – разведка. К тому же, он был очень расстроен, информация про Береговое застала его в расплох.
- Что такое?
- Он не знает точно, но возможно там находилась его семья. Скорее всего перед оккупацией жена и дети не смогли оттуда выбраться и остались у матери, не успели уйти. Но точный данных нет.
  Деев глубоко вздохнул и, повернувшись к Валентину, посмотрел на него с ноткой укора, а потом медленно произнося слова, спросил:
- Значит, как только прошло совещание у Антонова, а потом и собрание объединённых партизанских отрядов – сразу началось?
- Да.
  Алексей поднял голову и пригляделся. Вдоль железнодорожного полотна было чисто.
- Осторожно поднимай людей, Валентин. Отходим в лес. Сегодня уже ничего не получиться. Силы не равны. Отходим через Пригорье.
- Будет исполнено, - и Валентин быстро отполз вниз по насыпи.

  Мощный косой ливень с ветром и грозой застал группу майора Деева на марше. Зарницы разрезали голубым и оранжевым светом всё небо пополам – от горизонта до горизонта. Гремело так, что сквозь эти расстрельные разряды не было слышно собеседника, шедшего на расстоянии одного локтя. В связи с этим остановиться решили в Пригорье, где у партизан были надёжные явки.

  Вскоре восемь разведчиков уже сушили свою изрядно вымокшую верхнюю одежду у горячей печи в доме деревенского старосты Плетнёва. Четверо были в боевом охранении.

- Вишь как, - говорил Плетнёв, сидя за столом против Деева и приворачивая фитиль керосиновой лампы, - немцы пока появляются редко. Бургомистр как-то приезжал, попа местного с семьёй куда-то увезли. У нас церковь-то уже давненько закрыта. Её и не восстановить теперь, там склад зерновой был, потом столярная мастерская, всё разрушено…
- Ты о деле, - перебил его Деев.
- А я о деле и говорю! Отвадили людей от Бога, вот через это все беды на нас и обрушились.
- Тёмная ты личность, Плетнёв, - вмешался в разговор Фёдор Лузгин, один из разведчиков Деева.
- Ты слишком светлый стал, прям просветлел до ангельского нимба, - рявкнул на него Плетнёв.
- Ты сюда старостой поставлен для чего? Для того, чтобы держать связь с партизанами, с разведчиками, серьёзные данные давать, а ты за религию пропагандируешь.
  Никита Плетнёв махнул рукой на Фёдора.
- Ладно, что с него взять с неграмотного, с Федьки этого, - улыбнулся Деев, - давай о настоящем деле поговорим…

  За окном хлестал ливень. Непогода нагоняла пронзительный северный ветер с болот и топила округу в непроглядной мгле. Один из солдат боевого охранения вскоре забежал в дом и обратился к майору.
- Товарищ командир, там на окраине села идёт какое-то движение. От леса появились люди, подводы, собаки залаяли.
- Что, немцы? Откуда их сюда ночью чёрт принёс? – Деев и остальные семь человек стали на спех стаскивать с печи просушенные вещи.
  Никита Плетнёв, бородатый коренастый, лет шестидесяти мужчина, вышел из дома первым. Он прошёл под ливнем вдоль забора на соседнюю улицу и вскоре вернулся.
- Свои, - доложил он, - кто-то из Дроздовского отряда, похоже Воропаев Андрюха с товарищами. Тоже, видать, в разведке были и болотами мимо наших мест на базу идут. Тоже, небось, ливень пригнал.
  Деев выслушал Никиту и, накинув на плечи плащ-палатку, быстро вышел во двор и направился в конец села в сопровождении Гераленко. Там у крайней избы под дождём столпился народ. Кучка партизан стояла с винтовками у подводы с понурой чёрной кобылой в упряжке. На подводе сидела связанная испуганная девушка в мокром, прилипшем к телу платье и в самой телеге за бортом на соломенной подстилке лежал искалеченный парень с верёвкой на шее.
  Когда Деев и Гераленко подошли, отряд партизан, вышедший в село из леса, расступился. Этой странной картиной разведчики были немало удивлены.
- Что здесь происходит? – спросил Алексей, откинув капюшон с лица.
Андрей Воропаев, местный житель, бывший сейчас в лесу с партизанами, ответил первым:
- Товарищ майор, вот, отбили у фашистов двух товарищей. Это Сергей Волков, комсомольский активист из Берегового, захвачен был немцами и брошен в гестапо. Сегодня его везли в Коблино на публичную казнь, повесить хотели. Он и не сопротивлялся уже, потому что, смотрите, на нём и живого места нет, все руки перебиты и сломаны пальцы. А это девушка его, с ним была тоже на подводе. Плачет всю дорогу и кричит, странная она, Ариной её зовут. Когда мы в лесу наткнулись на немцев, вот в этой подводе их везли, с верёвкой на шее уже парень был, мы сразу сгруппировались и бросились на дорогу, так тут же фрицы все и сгинули. Напали когда на них, они все в рассыпную и разбежались. С ними были полицаи все из наших, предатели. Они сопровождали подводу и пара автоматчиков-немцев… А она, как безумная, орать начала и убегать, как только мы к ним подошли. Ну, мы её и связали, чтоб охолонула. А парень в сознание так и не пришёл. Худо дело. Вначале с ним ещё успели поговорить, а потом он совсем откинулся в беспамятство. И оставлять их тут в деревне нельзя. Прятать-то где? А немчура отыщет, так всю деревню и положат под каток.
- Что значит, под каток? – спросил майор.
- А как в Ермолино.
- Что там было? Докладывай.
  Андрей помялся, переступил с ноги на ногу, потом прямо глядя в лицо Алексею, тихо заговорил:
- Там, товарищ майор, эсэсовцы, когда партизан обнаружили у кого-то в хате, местных жителей всех вывели из своих домов. Потом их: стариков, женщин и детей, всех кого застали и нашли – вывели на дорогу и приказали всем лечь. А потом… потом пустили по ним танки.
- Не может быть?! – не сказал, а прокричал Валентин Гераленко.
- Может… У нас в отряде есть свидетель. Чудом уцелел. Его раненого одна из женщин, жительниц села, на огородах запрятала, а сама погибла вместе с годовалым сыном. Танками всех подавили…
  После этих слов установилось гнетущее молчание. Лишь дальнее эхо грома и алые вспышки зарниц освещали побледневшие от ужаса лица солдат и собравшихся вокруг жителей деревни.

  Штаб дивизии Антонова был перенесён в Аркадино в целях безопасности, так как вдоль линии фронта со стороны Белогурова замечено какое-то непонятное движение. Разрешение на это было получено в штабе армии, тем более что Ставка ВГК приняла решение о переходе советских войск к обороне на северо-западном направлении и этот указ от 21 мая срочно был передан в войска. И вот в одну из тёмных майских ночей штабисты скрытно покинули свои бывшие позиции. На месте остались радисты в целях дезинформации, они продолжали переговоры в своём привычном радиусе, так как немцы к ним привыкли и знали о месте нахождения штаба, а так же в Дорохове находился полевой госпиталь, который тоже готовился к эвакуации.
- На юго-востоке Ленинградской области немцы готовят наступление, - докладывал в штабе дивизии Стрельников.
- Откуда такие данные? – спросил командующий Антонов.
- Наша прифронтовая спец.группа НКВД сработала. По их разведданным, а они только что вернулись из рейда, нет никаких сомнений, что наступление готовится со дня на день. Немцы приводят в порядок шоссейные дороги, мосты, прибывают в распоряжение их частей ветеринарные команды, спец отряды, а так же в нашу сторону выдвигается большая танковая группа. На станцию Лесная в Лосиной Пади прибывают эшелоны с боеприпасами.
- Ну, что ж! А мы сидим в обороне… Вот теперь самое время активизировать наши сводные партизанские отряды в лесу. Пусть действуют на опережение. Отдавайте приказ всем объединённым бригадам держать связь со штабом армии и 40 партизанским отрядом в момент активных действий в тылу врага.

  Начальник связи разведывательного батальона Осмоловская Татьяна Петровна вошла в комнату к начальнику штаба Гераленко. После длительного последнего рейда по немецким тылам он немного приболел и сейчас сидел одетый в толстый ватник и сверху ещё закутанный в тёплый шерстяной платок. Он вскинул голову на вошедшую, бросил на неё свой быстрый взгляд и произнёс:
- Я ждал вас для личной беседы... Вы не против?
- Вот как?! Уже личные беседы тут проводить будем, а делом заниматься когда?
Гераленко вопросительно взглянул на неё.
- Я, кстати, по делу, - и она прошла к столу из грубо сколоченных досок.
- Я вас слушаю, - прохрипел начштаба и отхлебнул из стоявшей рядом кружи горячего чаю.
- К нам в батальон прибыл из Старой Руссы мальчик. С большим риском перешёл линию фронта с помощью партизанских товарищей и теперь хочет видеть своего брата, которого уже считал погибшим. Парнишку зовут Витя Волков. Ему стало известно, что дроздовцы отбили подводу, в которой его брата везли на казнь. И вы, кажется, были свидетелями этой истории, когда ночевали у Плетнёва.
Гераленко поднялся:
- Где он, этот Витя? Приведите его сюда.
  Через несколько минут двенадцатилетний парнишка уже стоял перед начальником штаба и рассказывал следующее:
- Брат мой был комсомольским вожаком у нас в городе. Все собрания проводил и ещё до войны, очень активную деятельность вёл, мероприятия там разные, походы... А теперь вот, ушёл с заданием от подпольной организации и не вернулся. Нам сказали, что нет его больше, а потом выяснилось, что он жив.
- Когда выяснилось? - спросил Гераленко. В этот момент в комнату стали входить разведчики, которые были в ту памятную ночь в доме старосты Плетнёва.
- День назад из отряда Дрозда пришёл связной и рассказал, что Воропаев Андрей спас моего брата и привёл к партизанам вместе с девушкой его. Я в ту же ночь стал пробираться вместе с этим связным туда, чтобы брата увидеть, но нас застукал немецкий патруль на выходе из города, пришлось бежать в сторону болот, а там заплутали немного и потом вышли на наши посты у Белогурова.
- Молодцы, что добрались живыми.
- Я - да, а этот товарищ в госпитале. Контузило его сильно взрывом, когда немецкие патрульные бросили в нас гранату.
  Мальчишка был черноволосый с густой волнистой чёлкой и вихрастыми завитками возле ушей. Он был невысокого роста крепыш с круглым лицом и по-детски припухшими губами. Выцветшая гимнастёрка его была разорвана в нескольких местах. Он стоял и переминался с ноги на ногу, ожидая от Гералено рассказа про брата.
- Ну, что я могу тебе рассказать, и чем тебя утешить? - разгадав его взгляд, начал начальник штаба. - Я видел его лежащим в телеге без сознания, с изуродованным лицом и перебитыми руками. Его сейчас, наверняка, лечат в полевом госпитале у Дрозда. Там хорошие санинструкторы, ничего... Ты не переживай, главное, что он живой остался.
  Парнишка всхлипнул.
- А, как мне туда попасть, к брату? Я хочу его видеть, очень скучаю. Ведь у меня кроме него больше никого не осталось, всех побило во время бомбёжки, когда мы всей семьёй эвакуироваться из города пытались.
Гераленко вспомнил эту историю про неудачную операцию наших войск, пытавшихся освободить Старую Руссу, но без успешно. Тогда город в момент боевых действий, был очень сильно разрушен.
- Ты, вот что... Пойди сейчас с ребятами, - он кивнул на разведчиков, стоявших тут же, - к нашему завхозу, он подберёт для тебя подходящую одежду, потом в столовую зайдите. А насчёт брата - увидитесь ещё. Просто, группа Дрозда - она постоянно маневрирует. С отрядом Старостина они ещё не объединились, в их зоне неспокойно, идёт постоянное движение вражеских группировок. Нельзя, пока, пройти. Ну, а ты с нами тут останешься, для нас ты человек полезный, хорошо знаешь город, можешь в этой связи, кое-чем нам помочь.
  Витя успокоился и с надеждой посмотрел на Гераленко.
- Но, потом, я всё же увижу своего брата?
- Обязательно, я тебе обещаю. А ему скажут при первой же возможности, что ты его ищешь и ждёшь. Ладно?
Парнишка с улыбкой кивнул и вышел с разведчиками во двор. Гераленко тут же перевёл взгляд на Осмоловскую.
- Я читал твою докладную записку, Татьяна Петровна, которую ты передала в штаб Антонова, - начал он охрипшим голосом.
Осмоловская сразу смекнула, о чём идёт речь и строго спросила:
- Ну, и что же в ней такого крамольного? Это моё право доложить о своих подозрениях. Ничего не вижу дурного в том, что...
- Подождите! - не дал ей договорить Гераленко. - Это же подло, так гнусно выливать помои на своих же товарищей, да ещё тайком. Ведь вы не пошли к Стрельникову сперва, а через его голову Антонову стразу доложили. И на кого? На Ольгу... Нелепо.
- А вы Дееву про это расскажите, - вызывающе отозвалась она и направилась к выходу.
- Я случайно наткнулся на копию этой докладной, что вы оставили в столе, ведь и копию вы хотели пустить в дело и направить её в штаб армии. И потом, если вы так любите майора, что способны ради него пойти на такую низость, неужели вы не могли понять, что такие сплетни могут ему только повредить?
- Это не ваше дело... Занимайтесь своими прямыми обязанностями, у вас их, вижу, не впроворот.
Она повернулась резко с укоризненным взглядом, и быстро вышла, скрипя половицами.

ПРОДОЛЖЕНИЕ СЛЕДУЕТ.