3. Мрачный тип и непредвиденные обстоятельства

Дарья Аредова
Ирина Жукова

Дэннер вдруг с удивлением отметил, что нервничает. Казалось бы, дело сдвинулось, и довольно шустро, и надо радоваться. Однако внутри нарастала необъяснимая тревога.
— У вас есть инструменты? — осведомился он у Олега. Малыш отвёл машинку в "гараж", коим являлась перевёрнутая коробка из-под обуви, и деловито уточнил:
— А тебе какие нужны?
— Отвёртка. Плоская.
Ребёнок серьёзно кивнул и продемонстрировал старенький фанерный чемодан, внутри которого обнаружился целый арсенал. Дэннер отремонтировал рабочий стол, прошёлся по комнате, почитал малышу сказки и распереживался окончательно. До встречи с Сэд оставалось сполчаса, однако ему казалось, что время тянется очень-очень медленно. Мучительно медленно. Пёс, покрутившись, умостился у ног и доверчиво положил морду ему на колени. Ребёнок благополучно отключился на диванчике. Стемнело. За окнами бушевала гроза. Тянулись долгие минуты. Дэннер сидел, смотрел на сбегающие по стеклу капельки, слушал тиканье часов на стене и машинально поглаживал собаку.
Гроза была весьма кстати, она будто специально подчёркивала мрачную и таинственную личность Сэда, пробирающегося по крышам и козырькам мимо чужих глаз к указанному адресу.
Конечно, о такой бодрой беготне Сэд ещё пожалеет: скорее всего, когда она вернётся домой, её свалит с ног ещё один тяжёлый приступ, но эта работа того стоила. Неизвестно, откуда, но в чёрной-пречёрной душе хакерши обозначились неясные благие порывы, даже можно сказать, альтруистического характера. Правда, хорошо это или плохо в конкретной ситуации, она бы сказать не смогла. В этом городе почти не осталось вещей, о которых можно судить однозначно и легко.
Стоя под дверью указанной квартиры, Сэд вдруг поняла, что испытывает нервозность. И с чего бы это? Ну, с клиентами она и правда общалась вот так, лично, крайне редко, однако же, что могло пойти не так в этом диалоге? Разве только если Дэннер потребует показать лицо. Сэд заранее знала, что категорически откажется, но всё равно было страшновато.
Хакерша стояла под дверью и не решалась протянуть руку, чтобы постучать: вроде как, здесь должна была настать точка невозврата, после которой угрюмая жизнь хакерши изменится кардинально, но... Как именно? Этого сказать тоже было нельзя.
Наконец Сэд собралась с силами и постучала в дверь механической рукой.
Пёс коротко гавкнул, вскинув уши и хвост.
— Тише, — сказал ему Дэннер. — Свои.
Овчар напряжённо дёрнул хвостом, покосился на Владимира и, всем своим видом демонстрируя крайнюю заинтересованность, улёгся в ногах у Олега. Дэннер же, плавно сдвинув предохранитель, приоткрыл дверь.
— Такой дождь зарядил с утра, — произнёс он заранее оговорённый пароль, — а у меня украли мой любимый зонтик.
— Я убью этого урода, — ответил Дэннеру механический бесполый голос, больше, правда, похожий на мужской.
Перед Владимиром предстал довольно высокий человек, целиком одетый в броню. В ярком электрическом свете на ней виднелись царапины и следы от пуль, а на том месте, где у человека должно было быть лицо, вместо металла и пластика находилось непрозрачное стекло. Поверх брони Сэд надел длинную кожаную жилетку с меховым воротником, правда, какой в ней был смысл, кроме эстетики, непонятно. В руках долгожданный гость держал сумку с ноутбуком, а под жилеткой слегка топорщилась пистолетная кобура.
В целом, Сэда легко было принять за андроида, и, хотя они редко склонны к юмору, сарказму и уж тем более ношению одежды чисто для дополнения образа, если бы Сэд сняла жилетку, вытянулась по струнке и молчала, то стала бы очень даже похожа. Но сейчас она специально демонстрировала то, что является живым человеком, и носит броню чтобы сохранить инкогнито. Что и не удивительно, учитывая обстановку в городе.
— Входите. — И Дэннер посторонился, пропуская Сэд в квартиру. Пёс деловито обнюхал гостя, заключил, похоже, что опасности нет, и улёгся обратно на диван. Олег проснулся и принялся тереть глаза.
— Привет! — Сказав это, малыш тут же унёсся на кухню и загремел там чашками. Дэннер махнул на освободившийся диван.
Сэд ожидала увидеть в квартире ребёнка, и даже не одного, а потому готовилась успокаивать истерику и прочие эмоциональные реакции на непонятного мужика с жутким голосом и без лица, но этот малец поразительно приветливо отреагировал на вошедшего и, кажется, даже пошёл готовить чай, от которого гостю придётся отказаться вовсе не ввиду невежливости или боязни отравиться.
После приглашения Сэд уселся на диван, вытащил ноутбук из сумки, раскрыл и тут же принялся в нём ковыряться. Было что-то неестественное в движениях хакера, но и броня у него была далеко не новая, так что скрипты движений, тоже не первой свежести, подозрений особо не вызывали.
— Я чуть со стула не упал, когда смог прочитать некоторые вещи, — начал свой рассказ хакер, пока ноутбук с трудом переваривал внушительную массу информации, втиснутую в него на скорую руку. — Я, конечно, ожидал увидеть практически всё, но меня поразили масштабы и невероятная жестокость. Взгляните, — он повернул экран к Дэннеру, чтобы тот мог увидеть список врачей, поставленных на своеобразный счётчик в виде находящихся в заложниках членов их семей. — Здесь фамилии сотрудников, которые как-то раз влезли не в своё дело и получили в итоге чудовищный шантаж. Пофамильно установить соответствие я не успел, но у каждого из этих людей где-то в застенках клиники сидит по родственнику, и что там с ними происходит, можно только догадываться, хотя карты на них наверняка есть в базе так называемых "опытных образцов". Это ещё один потрясающий сюрприз.
Сэд забрал ноутбук, чтобы открыть другой список, ещё более чудовищный.
— Вот эти "образцы" или так называемый "материал", как говорится во внутренней почте. Впечатляет, не правда ли? Где их держат, мне тоже установить пока не удалось, но это вопрос времени – при таком-то багаже...
Дэннеру удалось сохранить отстранённо-невозмутимый вид, но рука его при этом сжалась в кулак, сминая одеяло. Если ранее он допускал вероятность убийства доктора при аресте, то сейчас твёрдо решил во что бы то ни стало сохранить ему жизнь. Только трибунал. Не менее. Смерть – это слишком гуманно для таких. Смерть, она, вообще, дама гуманная, исцеляет навсегда любые раны. И его могла бы...
Владимир тряхнул головой, привычно отгоняя крамольные мысли.
— Ну, точно, фашист. Самый настоящий. Постараюсь найти этот временно-живой-уголок. Может, здесь? — Он навёл курсор на точку на схеме. — Стальная дверь с кодовым замком. Сюда дрон не залетел. Я умыкнул ключ-карту у Октябрины, но что-то мне подсказывает, что у неё вряд ли есть доступ.
— Уровень доступа – дело поправимое, — усмехнулся Сэд, не подавая виду, что заметил этот короткий всплеск жестокости. Смерть и ему тоже могла помочь весьма неплохо, да вот только отношения с ней у хакерши не складывались. Когда она была желанной гостьей, то не откликалась ни на какие призывы, а когда вызывала страх и раздражение, то непременно ошивалась рядом, как ни в чём не бывало. Но сейчас было не до того: в руках у этих двоих воздыхателей дамы в чёрном было много невинных (может, правда, не очень) жизней.
— Только я должен эту карту забрать с собой для перекодировки. Верну быстро, можете не переживать. А что до двери...
Сэд зарылся в тонны внутренних писем и тикетов; вначале он запустил поиск по словам "замок" и "дверь", но результаты лишь запутали его сильнее. Бросив эту затею, он стал проверять все письма подряд, и вдруг наткнулся на одно, авторства был начальника лаборатории клиники.
— А вы поразительно догадливы, — даже не видя лица хакера можно было почувствовать, как на нём появляется азартная улыбка. — Похоже, эта дверь действительно служит банком материала... впрочем, так его тут и называют. Скольких мы найдём в живых – неизвестно, в реестре пленников нет пометок о смерти, нужно будет искать эту информацию где-то ещё. Это сделано для перестраховки, — пояснил Сэд. — Специально на случай, если вдруг в этом мире найдётся такой же отбитый задрот, как я, который сможет залезть внутрь.
— Мне удивительно с вами повезло, — пробормотал Дэннер, подавшись вперёд и сцепляя пальцы в замок. Зелёные глаза его заблестели. — Похоже, в ближайшее время я заболею. Очень серьёзно. Настолько серьёзно, что придётся меня госпитализировать.
Дэннер выглядел жутковато: губы улыбались, а глаза при этом горели каким-то хищным, злым азартом. Если бы кто-нибудь видел его часом ранее, то очень бы удивился: вот только что этот человек мирно читал малышу сказки и гладил собачку, а сейчас вдруг глянула из глубины души холодная, тяжёлая ненависть.
Впрочем, в следующее мгновение Владимир уже вновь глядел спокойно и ласково, точно зверь, спрятавший грозные клыки. И как нельзя кстати объявился Олег – по уши мокрый, обсыпанный чайным листом, за себя ужасно гордый.
— Пора ужинать! — объявил он. — Я там приготовил.
Такие перемены в лице заказчика даже немного испугали Сэда, однако эта броня не считывала мимику носителя, так что судить об этом мимолётном испуге было нельзя.
— Извини, друг, но я откажусь, — ответил мальчугану Сэд так мягко и добро, насколько ему позволял его синтезатор речи. — Но если вы, Дэннер, предпочтёте перенести наше общение на кухню, я последую за вами.
— Давайте переместимся, — засмеялся Дэннер, пытаясь вытереть ребёнку рубашку. — Надо уважить гостеприимство.
На кухне действительно был накрыт стол: три миски риса, "заваренный" едва тёплой водой чай и три карамельки в вазочке. Ребёнок так и лучился от радости.
— На здоровье, — сказал он.
Дэннер взял свою чашку и сделал пару глотков, закашлялся, но улыбнулся.
— Спасибо.
Сэд же в ответ на предложение Дэннера лишь кивнул и проследовал за ним на кухню.
Зрелище ему открылось удручающее, но вида он не подал, да и не мог бы из-за непрозрачной маски.
На самом деле Сэд испытывала довольно неприятные чувства по поводу всего этого. Она разворошила редкостный гадюшник, будто сама окунулась в него с головой, а ещё ей довелось увидеть жизнь обычных людей, пусть и не обременённых таким страшным недугом. Парализованная и больная Сэд жила гораздо лучше, чем вполне себе здоровая медсестра или врач, которая успела родить ребёнка, хотя бы потому что могла себе позволить питаться не только варёным рисом, а в этом доме вряд ли было что-то более деликатесное, чем простые крупы.
— Я так понял, что вы хотите проникнуть внутрь с перекодированной мною картой? Но тогда вас нужно как следует снарядить или оставить кейс с экипировкой где-нибудь, где вы могли бы его найти. Сомневаюсь, что если вас, копающегося в кодовом замке "зоопарка", найдут охранники, вы отделаетесь лёгким испугом. Да и вам нужно как-то со мной связываться. Что думаете?
— Мне потребуется инструктаж. А вам – наш передатчик, чтобы мы могли общаться, не опасаясь деконспирации или внезапной потери связи, — сказал Дэннер, который, наконец, восстановил дыхание после попадания в организм полусухих чаинок. — Прикроем эту лавочку.
— Инструктаж? — переспросил Сэд. — По поводу?
Если Дэннер имеет в виду порядок действий и какие-то финты на случай непредвиденных ситуаций, то это скорее ему в пору было инструктировать своего помощника. А вот что касается входов-выходов, способов связи и систем безопасности, то тут уже Сэд мог и сам разгуляться в многочасовой лекции на тему "как влезть в чужой гадюшник и остаться при этом в живых". Хотя сам он никогда ещё не влезал в подобные места.
— Инструктаж по поводу обращения с электронно-вычислительными системами, — кивнул Дэннер.
— И когда нам назначать операцию? Я должен быть у себя, чтобы иметь все технические возможности её курировать. К сожалению, мне не по силам таскать с собой по Городу целый оперативный штаб.
— Думаю, сегодня мы составим план действий, и я подключу Октябрину. А завтра утром заболею, часам к семи, пока дежурные не сменились...
Телефонный звонок заставил Дэннера вздрогнуть и замолчать.
— Владимир, вы дома? — осведомился из трубки прерывающийся от усталости голос. — Прошу вас, уберите Олега. И собаку. Куда-нибудь в дальнюю комнату. Я через пять минут...
Раздался грохот, чей-то крик, и связь оборвалась. Владимир перезвонил, но телефон уже отключили. Дэннер вскочил, едва не опрокинув стол.
Сэд молча выслушал, не успел ничего сказать и сам чуть не рухнул со стула – динамики позволяли хорошо расслышать странный прерывистый разговор.
— Кажется, что-то идёт не по плану, — сказал хакер мрачно и даже немного устрашающе. — Ваша зубастая подруга, видимо, как-то свою зубастость выдала. Провести экстренный ликбез?
В принципе, Сэд легко мог бы рассказать обо всех системах клиники, поскольку успел их изучить, пусть и не досконально, а вот перекодировать карту на ходу бы не вышло, хотя знал бы – взял с собой перезаписывающее устройство.
— Ребёнка можно спрятать у меня, если ему угрожает опасность. Уж там его никто не достанет. Да и мы все, наверное, можем туда передислоцироваться.
Конечно, после этого Сэд придётся менять конуру, ведь клиенты не должны знать, где живёт хакер, чтобы не выдать его, но она всё равно собиралась в скором времени переезжать, ведь в этом доме воду могли отключить воду в любой момент. А если это произойдёт зимой... Даже подумать страшно
А ещё было страшно думать о том, что в ней проснулся совершенно необъяснимый альтруизм.
— Это было бы весьма кстати. — Дэннер замер и чуть понизил голос. — Спасибо.
Это прозвучало так, словно Владимир не привык к человеческому отношению.
— Собирайтесь тогда, а я поеду в больницу.
В общем, вряд ли разумно ожидать человеческого отношения от мрачного типа с довольно жуткой репутацией и без лица. Если бы сейчас вместо Сэда перед Владимиром стояла какая-нибудь обыкновенная серверная крыса, то она непременно бы замахала руками и заявила, что в такое пекло на полезет. Да и вряд ли она вообще бы тут стояла. Но и с таким человеком Дэннер вряд ли связался, с учётом особенностей дела.
— И что, даже не послушаете мою лекцию об ЭВМ? Ну да ладно, я вам буду её по вечерам в палате читать, как колыбельную, — снова можно было слышать, как по лицу незнакомца расползается улыбка, беззлобная, но и не добрая, скорее, с хитринкой. Сэд поднялся и решил подойти к мальчугану.
— Я уже знаю, как тебя зовут, так что пора представиться и мне. Я Сэд, — и протянул ребёнку механическую руку для рукопожатия. Тот с некоторой опаской глянул на него, а затем всё-таки пожал руку в ответ.
— Приятно познакомиться, — улыбнулся ему интонацией Сэд. — Ну что, собирай свои самые ценные вещи, придётся тебе немного пожить у меня.
Сэд умела обращаться с детьми. Когда-то давно она жила там, где таких же брошенных и ненужных, как и сама она, было много, и все они стали друг другу братьями и сёстрами. Пока не погибли от взрыва. У Олега была хотя бы мама, которая любила его и защищала, как могла, но и он на данном этапе нуждался в её заботе. И тут в голову хакерше ударила мысль: как объяснить ребёнку инвалидную коляску? Да и выдержит ли она в экзоскелете столько времени, сколько придётся прятать его у себя? Но эти вопросы пришлось пока отодвинуть на второй план.
— Будьте осторожны, — не предупредил, а, скорее, пожелал Дэннер. — Лекции в палате – то, что нужно.
Он открыл свою сумку и извлёк из неё металлическую коробочку с чёрно-жёлтым знаком биологической угрозы на крышке. Но она его чем-то не устроила – повертев коробочку в руках, Владимир убрал её обратно, и взамен на сцену явился чемоданчик, тоже металлический. Причём, размеры сумки явно не позволяли в неё всё это запихать. Бережно открыв чемоданчик, Дэннер достал механический шприц с красноватой жидкостью внутри, закатал рукав и сделал себе инъекцию. Невозмутимо устроился на диване и, тряхнув запястьем и поглядев на часы, достал бутылку бурбона.
— Ну, товарищи, скоро мне станет очень плохо. Пишите письма с апельсинами. Инфекционное отделение, палата для пациентов-с-чёрт-его-знает-какой-дрянью-в-крови.
— Ни пуха, ни пера, — только и сказал Сэд, после чего аккуратно взял Олега за руку, которому, возможно, происходящее казалось увлекательной игрой, а не настоящей операцией, от которой зависят чужие жизни, в том числе и жизнь его мамы. Но откуда семилетнему ребёнку это знать?.. Сэд, будучи маленькой, тоже думала, что всё – не серьёзно. Что побои от отца – это он так её любит, просто не умеет сказать, что бесконечные клиенты матери – это друзья, с которыми ей хорошо... Она не стала такой же, как родители. Вероятно, её спасла любовь к чтению, ставшему доступным способом спрятаться от разрушительного влияния семейных обстоятельств, да ещё человек, которому удалось её подобрать.
Дэннер, залпом выглушив два стакана и почти не чувствуя при этом вкуса, решил, что надо отвлечься. Выламывать себе пальцы и рушить нейронные связи далее не виделось ему разумной затеей. Всё равно, сидя здесь, он не защитит хакера и малыша, и Октябрину уж точно не вытащит из лап Хейгеля. Рассудив сим мудрым образом, Владимир порешил ввести в курс дела Джейми, а также прикинуть приблизительный план операции. Он привык импровизировать, ориентируясь по ситуации, но свободных полчаса у него оставались. Удивительно вирулентная дрянь, и сейчас это как нельзя кстати. До развития остальных заболеваний из контейнера с образцами Октябрина рисковала попросту не дожить.
— Командир, не чуди, — тихий голос Джейми плескал страхом и растерянностью. — Ты же с огнём играешь...
— Декстер, не паникуй. Это не огонь, а просто оружие.
— Массового поражения!
— В данном конкретном случае – очень даже точечного поражения. Я никого не инфицирую, даже если захочу.
— Всё равно. Это же Морена... как же Четыреста тринадцатая...
— Погибла, — оборвал Дэннер, пожалуй, резче, чем следовало. Эмоциональные реакции начинали выходить из-под контроля, а значит, Морена уже влияла на адренорецепторы. Дэннер ощутил приливную волну тяжёлой, душащей злости. — Поумничай мне тут. Тебя там не было! И ты ни малейшего представления не имеешь...
— Началось. — Даже на экране было видно, как фельдшер побледнел. Он неуютно дёрнулся, судорожно сцепил пальцы. — Ты уже на меня орёшь.
— Я же просто ору, а не рву зубами чужие артерии, — примирительно сказал Дэннер и засмеялся – осознание того, что времени до приезда в клинику всё меньше, вызвало радость и, тем самым, спровоцировало перепад.
— Я не хочу этого видеть. — Джейми порывисто развернулся и швырнул передатчик, отчего картинка сменилась, и Дэннер увидел стремительно приблизившееся покрывало гостиничной кровати. Аляповатые ромашки термоядерной окраски смазались и превратились в расплывчатое пятно. Только Владимир придумал достойную колкость, как резануло поперёк живота, в районе диафрагмы, будто мечом полоснули. От неожиданности Дэннер вскрикнул и скорчился на полу. Захлебнулся кровью и потянулся к телефонной трубке, но пальцы свела судорога, и руки его не слушались. Дэннер улучил момент в интервале мышечных сокращений и, попытки с третьей, трубку всё же ухватил.
— Помогите... — прохрипел он, услышав на том конце провода голос диспетчера. — Мне плохо...
— Что у вас случилось?
— Не... не знаю... — Зубы выстукивали чечётку, случайно прикусывая язык, и неприятный железный привкус крови спровоцировал тошноту. Замутило. — Какая-то болезнь... Я задыхаюсь. — Тут даже врать не пришлось, горло правда сдавил спазм. Хорошо, что у него с Мореной отношения свои, особенные, и различия симптоматики смажут клиническую картину. Он сможет задержаться подольше и, если повезёт, заинтересует Хейгеля с научной позиции.
— Адрес.

Подозрительный тип повёл ребёнка на улицу, а тот сжимал в ручонке потрёпанный ранец, и следовал за Сэдом вприпрыжку. Правда, хакер не выглядел таким уж беззаботным, как его маленький спутник, да и в целом, парочка смотрелась довольно подозрительно, однако и обратить внимание было некому – улица опустела. По странному стечению обстоятельств ни души вокруг.
— А нам далеко идти?
— Достаточно, — отозвался Сэд. Был бы он здесь один, то незамедлительно вызвал Томаса, который с ветерком бы домчал его до дома, но ведь ребёнка на мотоцикл без шлема не посадишь, а ситуация пока не настолько экстренная, чтобы пренебрегать техникой безопасности.
Пока Сэд думал об этом, Олег уверенно сжимал механическую руку своего опекуна и заинтересованно глядел по сторонам. В рюкзаке, наравне с игрушками, были ещё два комплекта одежды на смену, да несколько книжек со сказками, чтобы хоть как-то загонять малыша спать, что, очевидно, придётся.
Пока мимо бесконечно тянулись одинаковые улицы, Сэд размышлял, открывать ли этому пострелу свою истинную личность или до последнего скрываться? После довольно долгих раздумий хакер пришёл к выводу, что, если малыш захочет знать правду, он её всё равно узнает, да и спать в этой жестянке не хотелось. Олег станет первым из ныне живущих, кому доведётся увидеть настоящую Сэд.
— А хочешь, я тебе песню спою? — предложил Олег, заглядывая в лицо и ободряюще улыбаясь. — Чтобы тебе не было грустно.
Такая ирония была в словах мальчишки, что Сэд даже почернела там, под маской. Правда, вряд ли подобное благородство её спасёт, здесь нужно было нечто более масштабное. А поразительно пронзительный взгляд мальчишки порядочно удивил Сэда: Олег сквозь непрозрачное умудрился заглянуть прямо в глаза своему новому другу. Вернее, подруге.
— Не думаю, что это хорошая идея, — довольно мягко ответил Олегу механический голос. Мы здесь не одни, нас могут схватить. А вот в квартире нам уже никто не помешает, — снова сделалось слышно, как человек под маской улыбается. — И ты совсем меня не боишься? — решил на всякий случай уточнить хакер. Разумеется, он видел, что мальчуган не шарахается от него, не плачет и не просится к маме, а значит всё более чем неплохо, но такое поведение явно нетипично для ситуации. Любой нормальный ребёнок, увидев человека без лица с жутким голосом, должен хоть немного испугаться – незнакомец всё-таки, а тут... Как будто весь мир – друзья. А на солнечного ребёнка Олег не был похож, пацан как пацан... Странно всё это.
— Не-а, не боюсь, — малыш замотал головой так активно, что едва не потерял равновесие. И констатировал следом: — И ты меня не боишься.
Сказано это было столь естественно, будто маленьких мальчиков бояться следует наравне с незнакомыми взрослыми. Сэд покосилась на него, и вдруг вспомнила себя. С ней обращались очень жестоко, пока она была ребёнком, но злости у ребёнка не было, только обида и непонимание: за что? Злиться начала уже взрослая Сэд, поняв, как отвратительно вели себя окружающие по отношению к маленькой девочке.
Тем временем более-менее живые улицы сменились глухим запустением брошенных кварталов.
— А хочешь пока машинку? — тут же перепрыгнул Олег на другое. — У меня две, я тебе одну подарю.
— Правда, не боюсь, — ответил ему механический голос. — Давай с подарками обойдёмся до дома? Там чаю выпьем, расположимся и тогда посмотрим. Кстати... — благодушный и мягкий тон, которым до сих пор говорил Сэд, вдруг сильно переменился и очерствел. — Мама разве тебе не рассказывала, что незнакомые люди могут навредить тебе?
И тут вдруг Сэд осознала, что они совсем забыли про собаку. Как же можно было бросить в квартире животное, которое просто помрёт там с голоду! Хакер резко остановился и беспокойно огляделся по сторонам, в надежде увидеть собаку. И точно: пёс всё это время тихонько плёлся за мальчиком и его гостем, держа при этом в зубах свою, очевидно, любимую игрушку – рыбку.
— Ох, — Сэд облегчённо вздохнул и покачал головой. — А я уж было подумал, что из обычного преступника я превратился в живодёра.
Ну, раз пёс на месте, то можно было спокойно продолжать путь. А еду ему, да и Олегу тоже всё равно придётся заказывать – как раз освоить призовой фонд с последнего турнира.
— Конечно, рассказывала, — очень серьёзно кивнул Олег. — Поэтому Локи всегда со мной. Мама говорит, что собаки понимают, есть ли угроза, и защищают детёнышей в стае, а мы для него стая. — Формулировки были совсем не детские. Интересно, мелькнула мысль, сколько раз мама это говорила, чтобы малыш запомнил её слова досконально?..
— Локи... — Сэд будто попробовал кличку пса на вкус. — Хорошо, раз так. Права твоя мама.
Оставшийся отрезок пути прошёл без эксцессов, несмотря на обстановку в районе. На несколько кварталов всего два дома, где кто-то жил, да и то чаще первые этажи занимали бродяги и нищие. Такие обитатели, как Сэд, здесь являлись большой редкостью, а подъезд у этого дома совсем засыпали отходами, и Сэд мельком подумала, что не стоит ей выпускать ребёнка на улицу одного, да даже и с собакой – шприц, оставшийся от какого-то наркомана, мог стать причиной гибели или инвалидности.

Никогда не делай того, чего не сможешь потом объяснить бригаде "скорой помощи", припомнил Дэннер старую истину, вдохновенно сочиняя себе слезливую предысторию.
— Только, значит, из больницы выписали, включаюсь в работу – и вдруг такое!
— Вы что-то принимали? — перебил врач – жилистый, полуседой, в старомодных пластмассовых очах, правда, оснащённых камерой. Он не скрывал, что его раздражает болтовня пациента, да и сам пациент горячей симпатии не вызывает.
Дэннер удивлённо распахнул глаза и защёлкал пальцами.
— Этот... как его... термал... и ещё этот... бутанол. Мне врач прописал! Врач же не мог не то прописать, он же врач...
— Таких препаратов не существует. Вспомина...
— А вот и существуют! — Чего ради он сейчас ломает комедию, Дэннер сказать бы не смог. Его это просто забавляло. — Вам рецепт показать?!
— Не надо, — терпеливо вздохнул врач, натягивая перчатки, и кивнул фельдшеру: — Эуфиллин приготовь, на всякий случай, и магнезию сделай ему.
— Трамал и буторфанол, — расшифровал фельдшер, который был значительно старше своего коллеги.
— Глупостей не говори, их уже сто лет, как не используют, — фельдшер врачу тоже не нравился. Вряд ли ему, вообще, кто-нибудь нравился в разгар смены с обилием метеочувствительных пациентов.
— Может, он не местный... — Фельдшер подошёл с магнезией и едва не поскользнулся на кровавой лужице. — Чёрт!..
— Не местный, — подтвердил Дэннер с самым бестолковым видом, на какой только был способен.
— На препараты и антитела. — Врач набрал номер диспетчерской. — И сахар проверь... Да, третья, мы на месте. Нам инфекцию, только смотри, чтобы токсиколог был...
— Из препаратов только алкоголь. Он чистый.
— Нет, — кивнул ему врач, — нарколога не надо. Страховка?
— Военнослужащий.
— В Парадайз тогда.
Дэннер едва не заорал от радости, но успокоительное к тому моменту успело вступить в реакцию. И Дэннер поэтому не заорал.
Машина "скорой" включила проблесковый маячок и бодро покатила по пустым поздневечерним улицам, и Дэннер, поддавшись действию седативного, закрыл глаза, наблюдая, как окружающий мир плавно уплыл, и как мерно шуршат колёса автомобиля. Сознание теряло фокус, и Дэннер буквально видел, как они крутятся, крутятся, смазываясь в движении, и казалось, будто силой мысли он заставляет их крутиться всё быстрее и быстрее.
Что за идиотское название для больницы – Парадайз?.. Владимир отрешённо смотрел, как санитары подхватывают носилки, но кислородная маска немного закрывала обзор. В голове настойчиво играл марш Победы, правда, в модерато и периодически перескакивая в си, а оттуда в ре.
— Да вам просто потрясающе везёт на неприятности, — сдержанно произнёс знакомый голос, и Дэннер распахнул глаза, рефлекторно дёрнулся, но обнаружил, что с каталкой его роднят прочные дублёные ремни.
— Октябрина?! Я думал, вы... что с вами...
Рука Октябрины, меняющей капельницу, на мгновение замерла с пакетом.
— Вы что, за меня беспокоились? — Вид у неё сделался настолько потерянный, трогательно-беззащитный, серые глаза распахнулись, губы больше не кривила ставшая привычной усмешка. В одно мгновение взрослая, умная, циничная женщина обратилась в беззащитную маленькую девочку. Дэннер сообразил вдруг, что это не теперь началось. Что он сломал эту броню ещё при первой встрече. Она ведь искренне сочувствовала ему, и даже доверила свой дом и своего ребёнка – что было, с точки зрения Дэннера, непростительным легкомыслием.
Впрочем, в следующее мгновение взгляд снова похолодел, а движения утратили гибкость и плавность, вновь становясь по-солдатски скупыми и точными.
— И совершенно напрасно. — Октябрина дёрнула рукав его рубашки, открывая доступ к венам, грубо и резко. — Вены у вас хорошие, мечта медсестры. — И женщина устало засмеялась.
— Ага. Или наркомана. Почему меня к койке привязали?
— У вас были судороги. Вы не помните?
— Нет. — Похоже, он отключился на какое-то время.
Октябрина уселась за стол. Она задавала вопросы, иногда обращалась к справочной литературе, выписывала направления на диагностику – спокойно собирала анамнез, уставившись в монитор.
Владимир вдруг заметил подсохшую кровавую морось на безупречно-чистой кафельной облицовке. Возле двери. Кровь как кровь, в конце концов, это же смотровая. Но ряд обстоятельств не позволял отвлечься, игнорировать мелочи – разум напряжённо работал, продираясь сквозь действие седативных препаратов как бешеная лиса сквозь колючие заросли боярышника. С таким же остервенением и упорством.
Она не применяет средства защиты. Она выполняет работу младшего медперсонала. Она даже кровь не распорядилась вытереть – в инфекционной смотровой! Она видела его анализы – вот же они, на мониторе – и при этом не сообщила куда следует о неизученном вирусе. Октябрина игнорировала базовые должностные инструкции!
И здесь было что-то совсем не так.
— Это моя кровь? — спросил Дэннер. — Справа от стола.
— Где?.. — Она наклонилась, заглядывая за стол, и вернулась к компьютеру. — Ах, это. Да, ваша.
— И вы не боитесь заразиться?
— Чем это? — Октябрина окинула его взглядом, сцепив пальцы в замок. — У вас обыкновенный тиф.
Дэннер настолько ошалел от такого, что уставился на неё, позабыв про своё амплуа дурачка.
— В смысле – тиф?.. — осторожно переспросил он. Октябрина отреагировала ещё более неожиданно: торжественно поднялась и захлопала в ладоши.
— Браво, маэстро! — насмешливо провозгласила она. — Невероятный образ!
Дэннер ощутил, что краснеет.
— Вы меня сразу раскусили, — пробормотал он. Так опозориться!..
Октябрина посерьёзнела и подошла к нему, на ходу натягивая перчатки и надевая рефлектор.
— Я вас осмотрю. Лежите спокойно.
Дэннер послушно притих.
— Ну, неудивительно, — заключила Октябрина, завершив осмотр.
— Значит, — произнёс Дэннер совсем тихо, — вы в курсе, отчего бывают чёрные пятна в глазах?
— В курсе, — так же тихо отозвалась она. — Конечно, я в курсе, Владимир Александрович. Вам удобно? Или, может, вам привычнее обращение Маэстро? Или образец пятьдесят семь? Как лучше?
Дэннер инстинктивно рванулся, а Октябрина ласково улыбнулась.
— И много у вас ещё Морены?
— Больше нет, — соврал Дэннер.
— Очень жаль. — Она вернулась за стол. — При сыпном тифе могут проявляться следующие симптомы...
Владимир отвернулся, не слушая лекцию и выискивая глазами микрофон. Не нашёл. Может, в цветке?..
— ...Полежите пока, полечитесь, быстро вас починим.
Дэннер сообразил, что это значит, и не удержался от улыбки.
— Спасибо, доктор.

Квартира Сэд, несмотря на неполноценность её хозяйки, выглядела хоть и пыльно, но всё же довольно опрятно, без насекомых и неприятных запахов. Из небольшой квадратной прихожей вела дверь в просторную комнату, совмещавшую в себе спальню, рабочий кабинет и кухню по разным сторонам от окна; оставшиеся две двери отделяли коридорчик от второй комнаты, поменьше, с забитым окном да складом разных вещей, и санузла. Сэд внимательно закрыл дверь на все замки, снял с Олега промокшую под лёгким дождём курточку, чтобы повесить её на вешалку, и указал на кровать:
— Располагайся. К сожалению, со стульями здесь напряжёнка, придётся тебе его поискать.
Бросалась в глаза одна деталь, предательски выдающая ложь хакера: к платяному шкафу была сиротливо притёрта инвалидная коляска, из которой Сэд давеча прыгнула в экзоскелет и умчалась на рандеву. Теперь предстояло вернуться в своё привычное амплуа, только вот, к несчастью, со свидетелем. Но тут уже ничего не поделаешь.
Толстый слой полимеров и металла начал сползать, как линялая шкура, являя маленькому гостю уже не столь суровую личность: вместо детины с твёрдым и низким голосом перед мальчуганом оказалась высокая, но очень хрупкая из-за нездоровой худобы молодая азиатка с большими синими глазами. Сперва она наклонилась, чтобы поправить обувь и умостить свои нечувствительные ноги на подножке, а затем выпрямилась и оказалась прямо под пристальным взглядом Олега. Без маски на лице сделались видны татуировки, уходящие корнями в мифологию времён феодальной Японии. Одета девица была просто и мрачно: чёрная футболка с коротким рукавом и такие же чёрные брюки без застёжек из эластичной ткани. Ребёнку довелось лицезреть настоящую Сэд.
Хакерша потянулась к столу, слепо пошарила там рукой, нашла под монитором очки, опустила их себе на нос и сказала виновато:
— Сюрприз. Не слишком приятный, но, кажется, стоил того.
Олег моргнул, потом неожиданно улыбнулся и погладил девицу по руке.
— А я знаю, что ты девочка. И у тебя красивые глаза, — сообщил он. — Хочешь, я тебе чаю сделаю?
Чай он, однако, отложил на попозже: имелось более срочное дело. Сосредоточенно пыхтя, малыш порылся по карманам залатанных штанов, неизвестно, каким чудом до сих пор не расползшихся на нитки, и выудил две крохотные машинки, вырезанные из дерева и запросто раскрашенные акриловыми красками. Самоделка была грубоватая и явно поспешная. Одна машинка изображала "скорую помощь", вторая – БТР. Через бок броневичка тянулась надпись: "Кривой, потому что после боя!"
Олег протянул ладошки:
— Выбирай.
— И откуда же ты знаешь о том, что я девочка? — спросила Сэд с неподдельным интересом, принимая тёплое прикосновение мальчишки и сильно притом смущаясь. Она вроде бы помнила, что ни разу не проговорилась, да и шлем скрывал её лицо вместе с голосом, а уж характеру точно было далеко до девичьей сентиментальности... или всё-таки нет?
В ожидании ответа Сэд бросила взгляд на игрушки. Ребёнок, не задумываясь, отдавал незнакомке то, что было ему дорого. Она подивилась такой доброте, ведь сама уже давно выросла и думать о ней забыла, а этот мальчик был пока слишком маленьким, чтобы это почувствовать. Да и всё-таки в семье его любили... От этой мысли у хакерши внутри всё сжалось от обиды и чувства несправедливости, но очень быстро весь этот жуткий коктейль перешёл в лёгкую грусть. Не может же она желать зла ребёнку из зависти, что его любят родители?
— Знаешь, что, Олег... для меня это слишком ценный подарок, я не могу его принять. В этих вещах много любви, а я её не заслужила хотя бы потому, что я врушка, причём ещё какая.
— Конечно, заслужила, — уверенно ответил Олег. — Ты хорошая. Мама говорит, что иногда люди врут, чтобы не было плохо. Как-то у мамы умер пациент, и он спросил, увидит ли он свою семью на том свете. Мама сказала, что конечно, увидит, хотя знала, что никакого рая на самом деле нет. Человек просто умирает, и всё.
Малыш сосредоточенно погладил пальцем свои машинки. Видно было, что ему не хотелось расставаться ни с одной из них. Он насупился, крепко задумавшись.
— А откуда узнал?.. Ну... это... понимаешь, если смотреть с закрытыми глазами, то видишь. А у тебя была маска, и даже глаза закрывать не надо. Мама такая всегда весёлая, всегда шутит и смеётся. Вчера сказала, что мы с ней как гуси, потому что едим одну крупу. И руками замахала, как будто это у неё крылья. А когда я глаза закрыл, то видел, что мама вовсе не улыбается, а плачет. — Олег поднял на Сэд встревоженный взгляд. — А может, у меня болезнь такая, ну, знаешь, когда видишь то, что другие не видят?
Последней своей фразой мальчишка так огорошил Сэд, что она ненадолго зависла, прежде, чем прийти в себя и суметь ответить.
— Э-не, дружище, эта болезнь называется шизофрения, а шизофреник никогда не признает себя больным, так что ты уж точно в пролёте. Просто тебе удаётся скорее чувствовать, чем видеть то, что другие прячут. Это не хорошо и не плохо, всё зависит от того, как ты с этой своей особенностью поступишь. Ладно, хватит о грустном, пойдём выпьем чаю.
Сэд бодро подкатила к кухонному столу, щёлкнула кнопкой чайника и стала собирать простецкий ужин в виде бутербродов, а ещё – пожертвовала Олегу давно припрятанную с вечера шоколадку.
— Давай только ты другим не будешь рассказывать о том, что я девочка? — попросила хакерша, подставляя ребёнку чашку с чаем, сахарницу и тарелочку с бутербродами. — Это важно для меня.
Малыш торжественно кивнул и прибавил, для пущей убедительности:
— Это наш секрет!
Сэд заподозрила, что секреты – неотъемлемая часть его жизни, учитывая обстоятельства.
И тут вдруг, когда Сэд немного отвлеклась от своих прямых обязанностей, в кармане её жилетки булькнул передатчик Дэннера. Невнятно выругавшись, девушка добралась до шкафа, выудила из кармана устройство и прочла сообщение:
«Наша союзница цела и готова сотрудничать. Я на месте. У вас там всё в порядке?»
«Всё отлично. Сейчас я перекодирую карту и будем думать над продолжением.»
На шоколадку Олег посмотрел как октябрёнок на портрет Ленина, будто лампочки в серых глазах загорелись. Предельно аккуратно развернув фольгу, он, с видом хирурга, проводящего надрез возле коронарной артерии, отделил дольку и разрезал её пополам. Одну половинку положил себе, другую Сэд. Причём, ей выбрал побольше. И торжественно уселся за стол.
Видимо, жизнь у сотрудников этой клиники очень далека от хорошей... Получается, что даже полупарализованная хакерша живёт лучше, ведь может позволить себе купить практически всё. Другое дело, что эти деньги складываются на счетах ради мифической мечты об излечении – сколько оно будет стоить, Сэд даже примерно представить себе не могла.
— А как ты думаешь, — тем временем поинтересовался Олег, откусив от бутерброда, — сколько планет во Вселенной? Больше миллиона?
Опять мальчишка задал не совсем детский вопрос, на который хакерша ответила с небольшим опозданием – дожёвывала бутерброд.
— Может быть. А может их и в десятки раз больше миллиона. К сожалению, мы, особенно те, кто застрял здесь, на этой умирающей планете, очень ограничены в своём сознании мира, лежащего за границей атмосферы. К тому же у нас у всех столько проблем, что нам просто некогда познавать что-то великое. У меня есть какое-то подобие образования лишь из-за того, что я долго лежала в постели без возможности встать. Родители у меня тоже были совсем не богатые, так что мне оставалось только читать.
Сэд пришлось уйти от снисходительности, с которой она до сих пор общалась с Олегом. Он был немного старше своих лет, а значит и разговаривать с ним нужно совсем серьёзно, но главное слишком сильно не разоткровенничаться. Хранить секреты он, несомненно, умеет, однако всё равно с конспирацией шутить не приходилось.
Закончив с ужином, Сэд метнулась к компьютеру и за пятнадцать минут справилась с операцией смены уровня доступа на ключ-карте. Теперь её нужно было передать в клинику, только вот как?
«Как мне передать вам карту? Через что или кого?»

— Ваш сегодняшний ужин. — Октябрина, улыбаясь, продемонстрировала бутылочку. Владимир сунул передатчик под подушку и перехватил цепкий взгляд соседа по палате. У того не хватало конечностей – обе руки были ампутированы почти полностью, а вот глаза и уши были на месте. Дэннер решил быть осторожнее.
— А ложку к нему дадут? — уточнил он, косясь на процесс установки внутривенного катетера.
— Да, она у вас в руке. Во всех смыслах. — В вену упали снежинками первые капельки. — Хотите, я напишу вашей жене? А то вам неудобно, с капельницей.
— Спасибо! — вполне искренне обрадовался Дэннер, передавая ей передатчик.
— Ой, разрядился. У вас есть адаптер?
— Дома остался.
— Тогда я поставлю в ординаторской, а потом вам принесу.
— Вы очень добры, — улыбнулся Дэннер. Главное убедиться, что все точно уснули, и не могли заметить, что передатчик Октябрина ему не вернула, и не собирается. Но для создания конференцсвязи достаточно было и браслета. Мало ли, зачем человек смотрит на электронные часы. Может, на зимнее время переводит.

Октябрина закончила с картами и уронила звенящую от усталости голову на вытянутые руки. Сердце болезненно заходилось, и в нём кололо и жгло, точно кто-то очень вредный ковырялся там раскалённым шилом.
Если полежать так пару минуточек – пройдёт. Сейчас... всего пара минут, она только передохнёт и вернётся в приёмник. Компьютер звякнул системным оповещением, и рука рефлекторно дёрнулась –  уставший разум интерпретировал звук как сигнал спускаться к пациенту. Но такого сигнала не подавали уже сполчаса. Странно. Обычно так не бывает... не бывает так тихо...
А Дэннер – он, конечно, её не узнал. Худенькую и вечно голодную студентку с тяжёлой тёмно-русой косой, каждый день читающую пациенту книги.
«Здравствуйте, Владимир. Какое солнечное утро! А за окном снежинки, такие пушистые, как на открытках рисуют! Вы слышите, как птицы поют? Вот сейчас закончим, и почитаем новую книжку, я вам финские сказки принесла, такая интересная...»
Она надеялась, что он её слышит. Что её голос поможет ему вернуться. Чудовища, испытывающие на пленниках бактериологическое оружие, наконец, там, где им и положено быть – в тюрьме, а их жертвы в заботливых руках медиков. "Образец №57" – бросалось в глаза клеймо, когда она обрабатывала спиртом руку, чтобы поставить капельницу. Руки у него сильные, жилистые. Рабочие. Шрамы от оков, совсем их не портят. Октябрина выполняла привычную работу и думала, что клеймо, наверно, можно убрать лазером, или замаскировать татуировкой... Нельзя же клеймить людей, как скот!..
Она помнила в лицо каждого своего пациента – фотографическая память чеканила лица, фрагменты картинки. Солнечные лучи рассыпаются ярким половичком. Подмигивает красным огоньком диод пожарной сигнализации. Крупная деловитая ворона за окном на кленовой ветке. Жуткие шрамы на смуглой коже, шрамы и унизительное клеймо.
А теперь, вот, он здесь, в Парадайзе. Человек, которому она когда-то сохранила жизнь, вновь под смертельной угрозой.
И вдруг дверь распахнулась. Сон разом слетел – Октябрина распрямилась пружиной, глядя на вошедшего и изо всех сил стараясь не выказывать страха.
— Как работа? — вежливо-доброжелательно уточнил Хейгель, мягко улыбаясь. — Я вам тортик принёс, пациент угостил.
Октябрина ощутила вдруг, что вот-вот не выдержит. Вцепится ему в глотку. Рука под столом сжалась в кулак, так, что ногти впились в ладонь.
Хейгель поставил на стол тарелку с кусочком шоколадного пирога с апельсиновым желе, от запаха которого желудок невыносимо свело, а в глазах потемнело.
— Спасибо, — выговорила она, нечётко из-за прилива слюны. Организм никак не мог уразуметь, что его не покормят. — Сын такие очень любит.
Ага, и видит только от тебя в качестве издевательства, беспринципная тварь, ввернул внутренний голос. Ты же мне копейки платишь.
Хейгель перестал улыбаться – и вдруг больно стиснул её запястье. Голос его зазвучал жёстко, и в нём засквозила угроза.
— Маэстро, значит? Запугать меня решила? Не получится.
— Ничего я не решила, — в тон ему ответила Октябрина. — Я пошутила.
Хейгель толкнул её, так, что она опрокинулась на пол вместе со стулом и второй раз за день приложилась головой об пол. Опять кровью замарает, мелькнула совершенно неуместная мысль.
— Ты пошутила, а я посмеялся, — сказал доктор своим прежним мягким голосом, с прежней ласковой улыбкой. Развернувшись, Хейгель потянул дверь за ручку и бросил через плечо: — Торт убери в холодильник, испортится.
Октябрина сцепила зубы и наградила ударом ни в чём не повинный стол. Отшибла руку.
— Ну, подожди у меня, фашист, — прошипела она.