Василий с интересом оглядывался. Народу в храме становилось все больше - многие с непривычными сегодня глазу корзинками, другие с пакетами, сумками. Люди более-менее организованно становились рядами, Василий углядел, что молодой человек в черном лавирует между прихожанами и старается навести порядок, устанавливая каждого на свое место. В корзинках были видны нарядные куличи, яркоокрашенные яйца. Кое-где из сумок торчали палки колбасы и даже бутылки вина. Василий хмыкнул. Он чуть пожалел, что не озаботился приобрести хоть один символический куличик, было бы что сегодня освятить.
Правда он не страдал особой религиозностью, но ведь русский же, крещеный. Как-никак, пасхальное освящение продуктов - старинный народный обычай. Да и было что-то симпатичное в этих разноцветных яичках, белых нарядных пасхах, ароматных куличах. В этот день Василию всегда вспоминалась бабушка. Вот, уж, она обязательно притащила бы сегодня в храм корзинку, полную пасхальной снеди.
- Вот сюда вставайте, не мешайтесь в проходе, - парень в черном незаметно добрался и до него.
- Да, нет. Я свечку поставить, - отмахнулся Василий. – Куда за здоровье?
- Потом поставите, вон туда, - парень указал рукой в сторону большой иконы Божией Матери, возле которой весь подсвечник был уставлен большими и маленькими свечами. – А пока встаньте в ряд, батюшка уже подходит.
Василий обернулся и увидел приближающегося священника, который щедро кропил водой и разложенные продукты, и народ. Пара старушек, цепко ухватив его за пиджак, буквально втянули в нужный ряд. Василий замер с пучком свечей в руках, чувствуя себя совершенно по-дурацки. На фоне рядка бабушек и женщин в платочках и шапочках, склонившихся перед подходящим батюшкой, он – крепкий, высокий, слегка располневший сорокалетний мужик, ощущал себя великаном в стране лилипутов.
Священник мельком глянул на него, машинально брызнул в лицо Василия святой водой, от чего тот дернулся назад и чуть не отдавил ногу старушке справа. Бабушка тихо взвизгнула, батюшка уже хотел было пройти дальше, но невольно задержал взгляд на Василии и замедлил шаг.
- Са-а-ня? – растерянно протянул Василий, смутно узнавая в полном усталом лице священника знакомые черты друга детства.
- Ой, батюшка, мене еще голову покропи, а! Голова что-й-то совсем разболелась, - тут же всунулась старушка слева.
Священник почти не глядя покропил склоненную голову.
- Васька, ты? – он чуть сощурился, вглядываясь в изрядно изменившегося за эти годы Василия.
- Слушай, а ты как здесь? – Василий обвел рукой храм.
- Долгий разговор, - отмахнулся священник. – Ты чего без куличей-то?
- Так я на минутку, видишь, свечку поставить зашел. А тут такое столпотворение.
- Ладно, мне освящать надо, народу, видишь, сколько. И еще по столько же будет несколько раз. Пасха же, сам понимаешь. Ты заходи как-нибудь вечерком, после службы. Посидим-поговорим.
- Ага. А как тебя называть-то теперь? - спохватился вслед уходящему другу Василий, но тот уже не слышал.
- То отец Александр, - шепотом просветила его бабушка слева. – Хороший такой батюшка, добрый. А ты, милок, корзиночку мне поможешь до остановки донести? Совсем что-то голова разболелась, и кружится маленько. Давление, наверно, подскочило.
Василий подхватил тяжеленькую корзинку, которую старушка уже успела накрыть белой накрахмаленной салфеткой.
- А свечи-то куда за здоровье? – растерянно переспросил он, когда бабулька стала уже удаляться, ловко ввинчиваясь в толпу.
- Да хоть здесь поставь – Николе-угоднику, - кивнула она, обернувшись, и видя, что у Василия это плохо получается, выхватила у него свечки и быстро позажигала все, аккуратно и симметрично расставляя на подсвечнике, и одновременно, вытаскивая огарки. – От-же Марья! Опять не следит вовремя, а мне потом чистить. Весь подсвечник воском залит, а ей и горя нет, - бормотала старушка себе под нос. – Все, пошли уже, а то на автобус опоздаем.
На улице после духоты небольшого храма Василию показалось даже свежо, хотя погода третий день стояла не по-апрельски теплая. Небо было ясным и синим, и на его ярком фоне суетились стайки птиц, перелетая с одного обстриженного с осени тополя на другой. Василий с удовольствием вдохнул полной грудью и невольно замедлил шаг.
- Пошли-пошли, - обернулась старушка. – Чего замер-то? Автобус, говорю ж тебе, скоро подойдет. А ну как, опоздаем?
- Тихо, бабуля, тихо. Отвезу я тебя. На машине до дома доставлю, - улыбнулся Василий, настроение которого почему-то становилось все более радостным. И праздничная суета в храме, и встреча с другом детства, и эта весенняя свежесть – все вызывало желание улыбаться во весь рот, как уже давно не улыбался.
- А много ль возьмешь? – по-деловому поинтересовалась старушка, останавливаясь. – У меня ведь пенсия маленькая.
- Да уж без денег, так довезу, - хмыкнул Василий. – Ради праздника.
- А ты чего, таксист что ли? – бабушка покрутила головой, напомнив собою деловую маленькую птичку. – Где ж машина-то твоя?
- Вон там, видишь? – Василий указал рукой на большую автостоянку, расположившуюся немного не доходя до остановки, - Синяя такая, справа стоит.
Бабулька прищурилась, ничего больше не сказала и быстро направилась в указанном направлении.
- Да куда ж ты теперь спешишь? – засмеялся Василий. – Сказал же, довезу. Смотри, как на улице хорошо. Отдыхай, радуйся!
Он, только сегодня вынырнувший из череды дел, связанных с бизнесом, буквально два часа назад прилетевший из Рио-де-Жанейро, сейчас вдруг ощутил радость и полноту жизни. И теперь Василию очень хотелось продлить эти, столь редкие, минуты.
- Так еще столько дел! – ворвался в его мысли голос старушки. – Да и отдохнуть перед службой хоть часок надобно. Служба-то на всю ночь. Уж, потом будем радоваться-праздновать. А пока - Великая Суббота, Господь-то еще во гробе пребывает. «Да молчит всяка плоть человеча!» - во как сказано!
* * *
Василий махнул рукой охраннику и аккуратно зарулил в ворота коттеджного поселка «Швейцарская долина». Его новый дом был расположен неподалеку от въезда. По-европейски гладкая и чуть ли не с шампунем вымытая дорожка, обрамленная постриженными в форме кубов и шаров, но еще не до конца покрывшимися зеленью кустами, сворачивала к высоким металлическим воротам. Украшенные изящным кованным узором, красиво выделявшимся на фоне золотисто-бежевого почти непрозрачного поликарбоната, они надежно укрывали жизнь хозяев от чужих глаз.
Распахнув с пульта ворота, Василий въехал на участок и сразу свернул к гаражу. Дом высился в глубине территории, над которой не так давно качественно поработал ландшафтный дизайнер. Небольшой фонтан у каменного крыльца, белые скамьи, развешенные и расставленные тут и там вазоны с петуниями и еще какими-то ампельными растениями, в которых Василий не разбирался, и сосны, сосны, прихотливо изгибающие золотистые ветви под ясным весенним солнышком.
- Ой, Вася?! Ты уже приехал? – раздался крик со стороны дома. Из боковой двери выскочила Регина. Василий остановился перед уже открывшейся дверью гаража и распахнул дверцу.
- Привет, малыш! – он чмокнул мгновенно оказавшуюся рядом жену и улыбнулся.
Высокая, почти одного роста с ним, Регина казалась тростиночкой. Чуть тронь, и переломится. Серые домашние брючки, что-то длинное, типа жилета, серое с розовой отделкой… Василий никогда не мог запомнить, как эти все кардиганы-блейзеры и прочие штуки называются.
- Ты прическу сменила, - произнес он чуть разочарованно. Когда Василий уезжал в свою не в меру затянувшуюся командировку, у жены были пепельные волосы до плеч. Дома она завязывала их в трогательно-подростковый хвостик, а выходя в люди, укладывала волнистыми прядями, подхватывая над ушами изящными заколками, отделанными мелкими бриллиантами. Честно говоря, отличить бриллианты от хороших стразов уже давно почти никто не мог, но Регине нравились настоящие драгоценности, и Василий не скупился на расходы для молодой жены. Друзья порой посмеивались, мол – балуешь ее! Но Василий отмахивался – для чего ж тогда деньги зарабатывать, как не для радости любимых?
Теперь на голове у Рины были короткие мелированные прядки, напоминавшие птичьи перышки. Они разлетались от ветра, и казались невесомыми. Но лицо стало еще трогательнее, выступили скулы, глаза казались больше… «Да пусть так, если ей нравится - мысленно махнул рукой Василий. – Привыкну».
- Тебе не нравится стрижка? – Регина грустно махнула длинными ресницами и повернулась вокруг себя. Перышки на голове взлетели, жакет тоже разлетелся, как крылья. Василий сгреб жену в охапку и расцеловал.
- Хорошая стрижка. Только голова с непривычки мерзнуть будет, - усмехнулся он.
- А ты почему не позвонил, что самолет раньше? Я тебя встретить хотела, - протянула Рина с укором.
- Решил сюрприз сделать. Чего тебе в аэропорту киснуть. Добавили рейс удобный, и билеты удалось удачно поменять.
- Ой, как от тебя странно пахнет. Душисто как-то, - Рина уткнулась носом ему в плечо. – Это что? Новая туалетная вода такая?
- Что? А… Нет, - задумался Василий. – Вода та же, что ты дарила. Это я, наверно, в храме пропах.
- Где? – ресницы сделали пару взмахов, почти касаясь его щеки. Зеленоватые глаза распахнулись шире.
- Да я тут…, - Василий почему-то смутился. Ни до, ни после свадьбы он еще не удосужился выяснить отношение Регины к религии. – Я заехал свечку поставить. Пасха завтра. А там, представляешь, священником мой одноклассник – Санька Хрунов. Теперь – отец Александр.
- Ну, пойдем. Я тебе все покажу, - Рина выглядела чуть смущенно. – Знаешь, так получилось… Я не стала тебе по телефону рассказывать. Думала, получится сюрприз…
Василий слегка напрягся. Он не любил неожиданностей. Регина подхватила его под руку и повела ко крыльцу. Дом белел среди сосен и в его простоте звучало совершенство русских старинных усадеб. Конечно, это был новострой. На историческую усадьбу Василий еще не заработал, но пусть так, а все же - первая ступенька к мечте.
- Понимаешь, потрясающая скидка! – Василий, отвлекшийся было на созерцание стал снова вникать в Регинину болтовню. – В общем, работа со всем домом вышла всего вдвое дороже, чем с одними моими комнатами. И тех денег, что были на карте, хватило на все. Получилось просто шикарно! Ты сейчас сам увидишь.
- Понимаешь, потрясающая скидка! – Василий, отвлекшийся было на созерцание стал снова вникать в Регинину болтовню. – В общем, работа со всем домом вышла всего вдвое дороже, чем с одними моими комнатами. И тех денег, что были на карте, хватило на все. Получилось просто шикарно! Ты сейчас сам увидишь.
Ремонт, затеянный Риной перед самым его отъездом, по всей видимости, завершился. Василий терпеть не мог всей этой ремонтной разрухи, звука перфораторов, строительной пыли везде и всюду. Он был очень рад, когда Регина сама решила заняться преображением комнат под себя.
- Шебби шик – потертый шик, - понимаешь! Это так стильно! – Рина распахнула двери, и Василий вошел в обновленный холл. Он замер, осматриваясь.
Нет, это, действительно было оригинально, в чем-то даже симпатично. Вот эта старинная лампа, и банкетка, и зеркало… Только зачем так нарочито грубо выставлять ободранный низ того же столика? Можно же и покрасить заново?
- Ты не понял! – Рина уловила разочарование в его взгляде, вздохнула и любовно провела пальцем по обшарпанным доскам, Василий даже испугался, как бы она не занозила пальцы. – Это и есть потертый шик. И, конечно, это все – не старинное. Просто взяты новые доски и удачно состарены. Их обработали такой краской, создающей эффект растрескивания, потом покрыли специальным лаком.
- Ну, радует, что это хотя бы новое и чистое, - дипломатично произнес Василий. – А вообще без потертостей никак нельзя? А-то выглядит совсем, как из сарая моей бабушки.
- Ну-у в этом же вся суть! Кстати, то, что на самом деле старое, стоит гораздо больше денег. Его восстанавливают, обрабатывают… В общем, я сама всех тонкостей не знаю. Но Эльдар сказал, что этот бюджетный вариант, все равно, будет смотреться.
- Эльдар?
- Это дизайнер. Ну, я тебе говорила про скидку. Ва-ась, - Рина просительно заглянула ему в глаза, - я на вечер гостей пригласила. Надо же отметить твое возвращение! Завтра ты опять куда-нибудь по делам исчезнешь. А сегодня в один день можно отметить – и ремонт, и твой приезд. Правда же?
- Ну, ты же знаешь, как я не люблю шумные застолья, - скривился Василий. – Я еще понимаю, в кругу семьи. Но гости… вся эта суета! И мы так долго не виделись, я соскучился. Малыш, разве ты не хочешь провести весь день вместе? – Василий приобнял жену и уткнулся носом в ее волосы.
- Да какая суета?! Тебе же ничего делать не надо! Ты думаешь, мне легко было тут одной сидеть в четырех стенах? Я так надеялась… И ремонт. Знаешь, как я намучилась с рабочими?! Если б не Эльдар… А я для тебя, между прочим, старалась, хотела порадовать, - губы Рины задрожали.
- Ладно, девочка, ладно, - выдохнул Василий, отстраняясь. Младше на пятнадцать лет, жена до сих пор казалась ему совсем юной. – Хочешь гостей, пусть будут гости.
* * *
Проснулся Василий уже вечером. Голова была тяжелой, вставать совершенно не хотелось, но снизу уже раздавались голоса. Судя по всему, гости начали прибывать. Василий сел на кровати и потер виски.
- Ой, Васенька! Проснулся уже? – Регина заглянула в комнату. – А я тебя будить. Света приехала с мужем. Я их попросила пораньше. Продукты из ресторана уже привезли. Мы сейчас быстренько накроем.
- Из китайского? – глухо поинтересовался Василий.
- Ну, да. А что? Это и модно, и всем нравится, – пожала плечами Регина, поправляя постель.
- Ага. Всем, кроме меня, - пробормотал Василий, распахнул дверцы шкафа и оглядел вешалки. Чем ближе к застолью, тем хуже становилось у него настроение.
- Масик, ну ты что-о? – протянула Регина, обнимая его сзади. – Ну не сердись. Я подумала, что, если ориентироваться на вкусы большинства, выйдет экономнее. А тебе, уж конечно, найдется кусок мяса. Ты ж у меня такой бр-рутальный! – хихикнула она и потерлась головой о плечо мужа.
Брутальный масик – это было какое-то издевательство. До этой поездки Рина как-то обходилась без подобных пошлостей. От подруг что ли нахваталась? Василию хотелось плюнуть на все и сбежать из дома, но он сдержался. В конце концов, в семейной жизни бывает всякое, и без терпения тут никуда.
- Я по-простому оденусь. Вот, джинсовый костюм. Вполне подойдет, - пробормотал он.
- Ой, да ты что! У нас же почти прием. Я приличных людей пригласила, - Рина почти нырнула в большой угловой шкаф. – Вот, я костюм тебе купила. Эльза говорит, это сейчас самое то. И рубашку к нему.
- Розовая? – Василий брезгливо тряханул вещь. – Ты хочешь, чтобы я был похож не гомика?
- Васька, да ты что сегодня?! Не с той ноги встал? Тебе не угодишь! – Регина отошла в сторону и напоминала теперь гепардиху перед прыжком. – Гости не вовремя, столик не подходит, теперь вот рубашка «розовая!», - передразнила она. – Я тебя так ждала, а ты! – в голосе ее послышались слезы.
- Ладно, малыш! Ну что ты? – Василий притянул к себе слегка упирающуюся жену. – Ну прости! Я устал, такая напряженка была, а тут – надо снова на люди одеваться. И ты же знаешь, все эти зауженные брючки, блестящие рубашки с какими-то маразматическими рисуночками… Не могу я это надевать. Мне это не по возрасту, и не по комплекции.
Рина наконец отступила, хотя и продолжала демонстрировать расстройство, но он, довольный маленькой победой, облачился в «джинсу» и с приподнявшимся настроением отправился вниз. Регина заканчивала мелкую приборку в комнате, когда Василий уже подошел к лестнице.
- И что, Эдик реально к ней клеился? – Светкин резкий голос раздавался на весь дом. Она «электровеником» таскала на сервировочном столике из кухни в столовую какие-то салатники, тарелки и прочее. Ее муж развалился на диванчике у окна и, уткнувшись в телефон, тем не менее, продолжал беседу.
- Ну, то, что я видел, было вполне пристойно – по нашим временам. Так, поцелуйчики в щечку при встрече-прощании. А взгляды… Их к делу не пришьешь. Хотя я не ожидал, что она так будет гнуться и натурально хвостом крутить. Если бы ты так с кем-нибудь кокетничала, я бы тебе много чего сказал.
- Ой, да ладно, - было слышно, что Светка довольна. – Я, вот, сегодня тоже со всеми целоваться буду. Так принято. А ты поревнуй-поревнуй! Тебе полезно.
Василий нарочито громко затопал по лестнице, и Света слетела с колен мужа. Видно, от нее и набралась Рина примитивных словечек и манер. Вообще-то Василий давненько дружил с Пашей, а Светка шла к нему – «прицепом». Невозможно было пригласить Сашку без жены. Но Рина со Светой как-то находила общий язык.
- О, Василий Петрович! Наше вам с кисточкой! – крупногабаритная Света сделала символический книксен.
- Привет, Вась! – Сашка поднялся с дивана и приобнял друга. – Как съездил-то?
- Нормально. Хорошо все. Давай уже не будем о делах.
- Как скажешь, - усмехнулся Сашка, возвращаясь на диван. – Ремонт твоя Рина оригинальный отгрохала.
- Ага, - как-то неопределенно хмыкнул Василий.
- Ой, Светочка, ты уже стол накрыла! Умница! – Рина влетела в комнату и чмокнула Светлану в щеку. – Ребята, пойдемте я пока вам дом покажу. Для ванной мне такую корягу привезли. Обалдеете!
* * *
Вечер был в разгаре. Музыка бухала, кто-то запустил ракету и с ночного неба теперь сыпались ярко-розовые искры. Василий стоял на веранде и вдыхал прохладный ночной воздух. Похолодало к ночи прилично, хотя до минуса, видимо, не дошло. Василий качнул пальцем кашпо с цветами. «И не мерзнут же», - удивился он, разглядывая нежные яркие лепестки. Он допил мартини и поставил бокал на перила, покачался с пятки на носок. В дом ужасно не хотелось идти. Громкая музыка раздражала. Еще труднее было смотреть, как трясутся и извиваются под нее в общем-то нормальные в обычной жизни люди. А когда выпившая лишнего Светка повисла на нем и, припахивая потом сквозь резкие духи, потащила на «медляк», Василий махнул рукой на приличия и, вывернувшись из ее рук, буквально сбежал на улицу.
- Эдик, ну Эдичка! – Регина вынырнула откуда-то из кустов. Каблуки вязли в песке дорожки, ее пошатывало, и Эльдар по-хозяйски обнимал Рину за талью.
- Тише, детка, тише!
- Ну, Ма-асик!
Василий сделал непроизвольно шаг вперед. Его буквально затрясло. Рина развернулась и буквально повисла на дизайнере. Эльдар по-хозяйски одернул на ней платье и склонился к губам. Василий сжал кулаки, он чуть не бросился на парочку, но в последний момент резко выдохнул, развернулся и нырнул в распахнутую дверь. Он взлетел почти бегом по лестнице наверх, в спальню. По дороге он одним ударом сшиб с небольшого постамента обшарпанную статую обнаженной дивы. Но в шуме музыки этого, кажется, никто даже не заметил.
В спальне он дико огляделся. Кровать отражалась в широком зеркале, обрамленном почему-то огромной оконной рамой, такой же ободранной, как и столик внизу. Он запустил в зеркало попавшейся под руку шкатулкой, но зеркало не разбилось, лишь безделушки рассыпались по постели.
Василий знал, с самого начала понимал - терпеть измены он не станет, и самое разумное – просто уехать сейчас из дому и остыть. Потом – развод, дележка имущества, все эти юридические вопросы. Все потом. А сейчас надо было уехать, не натворив дел. Он схватил еще неразобранную после командировки сумку, распахнул окно и спрыгнул на крышу веранды. Здесь пришлось ждать, пока пара куривших на свежем воздухе знакомых закончат болтать и вернутся в дом. Мягко спрыгнув на землю, Василий огляделся, бегом пересек участок и нырнул в гараж. «Словно вор!», - горько усмехнулся он, оглянувшись на залитый светом дом.
Теперь он гнал по ночным улицам и вспоминал, вспоминал. Это было больно, но ему казалось, что, если сейчас припомнить все подробности и поставить на них крест, можно выдохнуть и начать новую жизнь. Нет, все понятно. Каждый человек имеет право на выбор, и, в конце концов, Рина вполне могла его разлюбить и полюбить другого. Но зачем целовала она его сегодня при встрече, зачем лицемерила? Или ее, как раз, устраивал вариант «рогатого», но обеспеченного, мужа и молодого любовника? Василия передернуло.
Мокрая дорога летела под колеса. Дождик покрывал мелкими каплями лобовое стекло, но Василий не включал «дворники». Машин почти не было. Он, было, включил музыку, но тут же выключил. Музыки ему на сегодня, пожалуй, уже хватило.
Пятнадцать лет разницы. Неужели дело именно в этом, и он сам виноват? Банальный папик… Василий сжал руль так, что костяшки пальцев побелели. Но ведь их знакомство было совсем другим!
Он в тот день торопился, разрешение из мэрии нужно было получить именно до двенадцати. Тоненькая девушка сбегала по ступенькам старинной мраморной лестницы. Мэрия разместилась в здании, когда-то принадлежавшем Дворянскому Собранию, и Василию нравились его богатые интерьеры. Но сейчас было не до того, время поджимало. Он и не заметил, как толкнул девушку плечом, а она уже летела вниз!
Сердце Василия сжало от привычной боли, еще той, старой, выцветшей. Когда он добежал до пострадавшей, девушка смотрела на него огромными, полными слез глазами, и он мгновенно забыл про все дела.
- Больно? – прошептал он, осторожно касаясь вывернутой под неестественным углом ноги.
Девушка вскрикнула.
- Простите меня! Я не хотел! – он сам понимал, как безпомощно и ненужно звучат слова. – Сейчас, «скорую»…, - бормотал Василий, набирая номер на мобильнике.
Так начался их роман. Он бывал в больнице каждый день. Носил цветы, книги, фрукты. Просиживал часами, покупал у медсестер право задержаться после часов посещения, мучил доктора вопросами о новых лекарствах, методиках и аппаратуре. И боялся поверить, когда во взгляде ее ловил нежность. Пятнадцать лет разницы… Он не замечал их. Рина казалась такой родной, близкой, понимающей.
«Масик!». Он снова вцепился руль и не заметил, как сильнее нажал на газ.
* * *
Людей на переходе он увидел вовремя, но машина шла слишком быстро. Василий попытался свернуть, но почувствовал, что не успевает. Он вжал педаль тормоза в полик, и только вскрикнул, когда правое крыло автомобиля смялось от удара в ствол тополя, а левое зацепило… Кого зацепило, он сразу не понял, но подняв глаза, увидел, первым делом, крест на куполе храма. «Пасха! О, Господи!», - мелькнуло в голове.
Василий буквально вывалился из машины и склонился к упавшей старушке. Мальчик, лет десяти, пытался поднять ее, сама бабушка кряхтела и отбивалась от настойчивого внука.
- Да погодь ты! Дай отдышаться!
- Бабуля, больно? Держись за меня, - мальчик бросил возмущенный взгляд на Василия.
- Как вы? Болит где-нибудь? Может «скорую»? – взволнованно вклинился Василий в диалог.
- Ниче-ниче, вроде, сохранил Бог – живая. Хоть на Пасху и хорошо бы помереть, без мытарств, сразу ко Господу. Да недостойна, видать, - непонятно пробормотала старушка. – И тебя, охламона, оставить не на кого, - приобняла она внука, осторожно вставая.
- Бабушка, он – пьяный! Давай полицию вызовем! – выпалил мальчик. – От него же за версту несет! – произнес он чуть тише, с опаской глядя на Василия и одновременно прикрывая собой бабушку.
- Погоди, милый! – старушка подняла глаза на Василия, оглядела машину. – А не ты-ль меня сегодня домой подвозил?
- Я, бабушка, - вздохнул Василий. – Ты, уж, прости меня. И это… Христос Воскресе!
- Воистину Воскресе! – бабушка неожиданно протянула руки, обняла его и расцеловала в обе щеки. – Не станем мы, Сереженька, милицию вызывать. Похристосовались, так, уж, какая милиция?
- А если он еще кого-нибудь собьет? – набычился мальчик.
- Сегодня уже не собьет, - улыбнулась бабушка. – Вишь, как машину побил. Сам-то не побился?
- Нет, вроде, - качнул головой Василий.
- Ну, тогда к автобусу нас проводи, да расскажи по дороге, с чего-й-то ты так гоняешь? Днем как человек ездил, а нынче и поворотиться не успела, а ты уже летишь. Иль тебе надо машиной заниматься?
Василий оглянулся на разбитый автомобиль и махнул рукой.
- Сейчас знакомому позвоню, он эвакуатор подгонит. Сразу и посмотрит, что тут восстановлению подлежит. Так что, если молодой человек передумал вызывать полицию, - улыбнулся он мальчику, - можем идти на автобус.
Сережа только дернул плечом в ответ.
- Вот и ладненько, - старушка подхватила под руку Василия. – А-то у меня там наготовлено всякого. Кому, думаю, скормить бы. Да и тут еще девчонки надавали, - тряхнула она тяжеленькой сумкой.
Василий тут же подхватил сумку у старушки.
- Ну, бабуля, и тяжести ты таскаешь! – усмехнулся он. – Кирпичей что ли надавали?
- Куличики, яйца, колбаску даже подложили, - довольно улыбнулась старушка.
* * *
- Ты – тварь! – кричала Регина, хлеща по щекам бывшую подругу. – Это ты ему все рассказала!
Света отлетела к стене и высоко завизжала. Подбежавший Пашка сгреб ее в охапку и потащил к двери.
- Потаскуха! – выплюнул он, уже на пороге, с ненавистью глянув на хозяйку дома. Остальные гости быстренько разбрелись, когда скандал только набирал обороты.
- Рина! Да успокойся ты! – тряханул Регину за плечи Эльдар.
- Эдик, ты че, вообще не понимаешь?! Он ушел! С вещами ушел!
- Мало ли, что могло случиться, - пожал плечами Эльдар. – Может, ему с работы позвонили, вызвали срочно. Ты же говоришь, он только свою дорожную сумку взял. А ты тут переполох развела. Он сейчас вернется и что подумает? Ты, кстати, его набирала?
- Да сто раз я его набирала! Мобильник выключен или вне зоны. Только он телефон вообще не выключает, даже когда спит.
- Ну, что ты все усложняешь? Зачем надумывать, пока ничего точно неизвестно? - отмахнулся Эдик, усаживаясь в кресло.
Рина схватила со стола бутылку «Мартини бьянко», налила почти полный бокал и разом выпила.
- Фу, горько! – сморщилась она.
- Кто-ж вермут так глушит? – усмехнулся Эдвард.
- Ох, Эдик, мне так плохо! – простонала Рина, падая в соседнее кресло. – И в груди как-то ноет…
- Да ты же толком так и не поела. Не пей больше, лучше вон – салатика что ли поешь. Слушай, я, наверное, уже пойду? – осторожно поинтересовался Эдик. – Твой муж может неправильно понять, если вернется с работы, а тут только мы вдвоем.
- Да не вернется он, - устало выдохнула Регина. – Может, он нас в саду видел, не знаю. А уйти ты хочешь, потому что боишься, что он тебе в морду даст.
- Ну почему сразу мне? – Эдик с намеком глянул на подругу. – Скорее, я за тебя безпокоюсь. И работы своей мне жалко. Ты и так тут своей дракой пару вещиц повредила, а если вломится твой слон, от дизайна вообще ничего не останется.
- Все мужики – козлы! – простонала Регина, глядя в стекло бокала.
- Дорогая, воспитание не позволяет мне уточнять, что гласит народная мудрость о бабах, но будем считать, что я свободен от забот о тебе.
Регина подняла опухшие от слез глаза.
- Да, вали уже, заботливый, - вяло махнула она рукой. – Больно ты обо мне думал все это время. Кобель!
Эдвард аккуратно прикрыл за собой дверь, Рина тупо смотрела ему вслед, потом снова плеснула вермута в бокал и стала медленно тянуть его, покачивая на пальце ноги блестящую туфельку.
* * *
Василий шел к остановке и старался не думать, просто отключить мозг от воспоминаний и размышлений. Он смотрел, чтобы старушка не поскользнулась, чтобы мальчик аккуратнее переходил дорогу, чтобы из сумки не вывалился выпиравший сверху куличик. Народу на остановке было немало. Собрались из двух храмов, находившихся неподалеку друг от друга. Автобус подошел довольно быстро, и Василий, войдя в него, сразу попросил паренька уступить бабушке место. Уши парня тщательно прикрывали наушники отделяя его от забот мира сего, и потому он вряд ли заметил бы сам, что нужно подняться.
Добрались быстро. Подъезд, в котором жили бабушка с внуком, радовал опрятностью и чистотой. Консьержка, женщина лет пятидесяти пяти, вероятно, недавно ушедшая на пенсию, приветливо улыбнулась и ответила традиционным «Воистину Воскресе!» на пасхальное приветствие старушки.
- Раздевайся. Руки в ванной помой, Сережка покажет, - кивнула бабушка Василию. – Меня, кстати, Анной Трофимовной зовут.
- Василий, - представился гость, с удивлением оглядываясь.
Квартирка казалась небольшой и представляла собой сочетание несочетаемого. Беленые стены в коридоре, резная потемневшая от времени деревянная вешалка, а рядом с нею картина в тонкой черной пластиковой рамке, бьющая в глаза своей современностью. На ней была изображена девушка в красном купальнике, она стояла, изящно выгнувшись, на огромном каменном шаре, буквально вросшем в песчаный берег. Сзади плескалось море, присутствовали традиционные чайки и белый пароход. Обычно такой сюжет можно встретить на пляжных фотографиях, но здесь была именно работа художника.
Полка с обувью и рама большого настенного зеркала были исполнены тем же мастером, что и вешалка. А рядом с полкой блестел алыми боками современный робот-пылесос. Василий скинул куртку, оглядел себя в зеркале, отметив, что амальгама кое-где уже повреждена. Он снял туфли, убрал их на коврик, прибрав заодно и брошенные Сережкой кроссовки, подивился наличию ламината на полу и прошел в ванную, дверь которой была гостеприимно распахнута.
- Сережа, полотенце дяде Васе покажи, - раздалось из кухни.
- Да оно одно возле раковины, не спутаешь, - отозвался внучек откуда-то из комнаты.
Когда Василий заглянул в кухню, Анна Трофимовна сунула ему в руки глубокое хрустальное то ли блюдо, то ли вазу, в которой возвышалась красивая творожная пасха, буквы «ХВ» были выложены мармеладом, а верх украшал небольшой резной деревянный крестик.
- Ух ты, какая у вас красота! – Василий с уважением глянул на хозяйку. За ее спиной на столе издавал душистый аромат большой кулич, покрытый белой глазурью, поверх которой были рассыпаны разноцветные мелкие шарики.
- Неси в комнату, на стол. Думала, с внучком тут разговеемся, но коли уж гостей Бог послал, будем по-порядочному все подавать.
- Да ну, что вы! Зачем? Я ж не гость, так – прохожий, - смутился Василий. – Это я ведь вас сбил, мне бы и угощать, а вы меня еще и к столу…
- Иди-неси, не говори лишнего, - отмахнулась старушка, бойко накладывая разноцветные яйца на широкое блюдо. – Мне самой в радость гости в такой Праздник. Праздников Праздник и Торжество есть Торжеств, о как! Слыхал небось? Хотя откуда, - вздохнула старушка. – Ты ж не из храма ехал, а с банкета какого-то.
* * *
- Отец, ну ты бы хоть один день дома побыл! Отдохнул бы, как все люди! – матушка, с грустью смотрела, как отец Александр одевается.
- Да ладно, матушка, не печалься! - он улыбнулся усталыми глазами. – Представляешь, как людям радостно, когда к ним с пасхальным приветствием настоящий священник домой приходит.
- Один поедешь? – матушка прижалась плечом и головой к дверному косяку. Светловолосый мальчишка лет трех выскочил в коридор и с разбегу влепился в нее.
- Ма-ам, пойдем, ну пойдем! – заканючил мальчуган, дергая матушку за полу халата. – Ну, ты же обещала, что мы игать будем! – букву «р» он еще не выговоривал.
- Димка, а ну молчок, когда взрослые разговаривают! – с притворной суровостью погрозил ему пальцем отец Александр.
- Погоди немножко, сейчас пойдем, - улыбнулась матушка и погладила его по разлохмаченной голове. – Беги пока, лото раскладывай.
- Лучше бы, конечно, с кем-нибудь поехать, - батюшка в раздумье приподнял брови. – Только выйдет ли? Если Яшка-пономарь еще в храме, его захвачу, а нет, так и один. В принципе, не впервой. Иногда одному даже лучше, людям проще заговорить о чем-то важном, вопросы задать.
- Как ты и икону, и воду, и кропило-то один держать будешь? Может, и мне поехать?
- А Димку куда?
- С собой. Куда ж еще? – вздохнула матушка.
- Не стоит. Такое переселение народов вряд ли кто оценит. Уж лучше я один, - усмехнулся отец Александр, поправляя скуфью. - Я иконку Воскресения небольшую возьму. Да и не обязательно ее во время окропления в руках держать, поставлю куда-нибудь или хозяевам дам. Выкручусь. Ну, оставайтесь с Богом! - он улыбнулся снова высунувшемуся из комнаты Ваське, кивнул матушке, осенил их иерейским благословением и захлопнул за собой дверь.
- Мам, а куда папа пошел? – Дима покрутил мамин палец и поднял голову.
- Папа поехал поздравлять прихожан. Ну что, пойдем играть? – вид у матушки был совсем невеселый.
- А вы что поссорились? А он скоро вернется? – мальчик, глядя на расстроенную мать, тоже загрустил.
- Нет, не поссорились. Просто мне папу жалко. Он устал, и Праздник такой большой, а у него совсем нет времени отдохнуть. Страстную служил каждый день, теперь и Светлую собирается, хоть бы уж второго священника дали. Пусть денег меньше, выкрутились бы как-нибудь, только он бы дома хоть иногда бывал, - матушка уже говорила не с сыном, а скорее – сама с собой.
- А папа, когда вернется, с нами поигает? – вопросил Дима о своем.
- Это вряд ли, - горько улыбнулась матушка. – Папе бы, когда вернется, до кровати добраться.
- Он что будет пить, как дядя Саша?
- Почему пить? – испугалась матушка. – Ты чего такое говоришь?
- Ну, как дядя Саша из тинадцатой квартиры, - пояснил серьезно Дима. - Он, когда сильно пьяный, всегда так приговаривает: «Эх! До ковати бы добаться!».
- Нет, папа пить не будет, - сдержала смех матушка и серьезно объяснила, - папа сильно устанет и потому будет на кровати отдыхать, как ты, когда днем спать ложишься.
- А я сегодня спать не буду, не буду! – подпрыгнул мальчик. – Сегодня же Паздник!
- Да, Праздников Праздник, и если ты не захочешь, то и спать не будешь, - улыбнулась матушка, точно зная, что после обеда малыш обязательно станет клевать носом.
* * *
После обильной трапезы старушка понимающе взглянула на почти дремлющего на стуле Василия.
- Сережа, ну-ка залезь на стул, достань комплект белья, - тихонько попросила она внука.
- Он что у нас и ночевать будет? – Сергей не испытывал приязни к гостю.
- Куда ж его выставлять? – вздохнула Анна Трофимовна. – Нам еще поговорить надо будет. Неспроста его Господь к нам в дом привел. Беда у человека, сразу видать. Думаешь, от хорошей жизни он гнал, не глядя? Э-эх, - махнула рукой старушка. – Пойдем в меленькой комнате постель стелить.
Василий слышал обрывки разговора, но в полусне почти не понимал, что происходит. Коснувшись головой подушки, он уснул сразу и глухо, словно выключился, как телефон, у которого села батарея.
Проснувшись, он долго сидел на чужой кровати, тер руками отекшее лицо и кусками вспоминал прошедшие день и ночь. Рина, Рина, Рина… Он помнил свой гнев, свою боль, но сейчас душа была, словно, под анестезией. Из кухни раздавалось позвякивание посуды и тихие голоса. Василий потянулся, похрустывая поднывающим позвоночником. Сквозь зеленоватые шторы глухо просвечивало солнце, он отдернул тяжелую портьеру и в первый момент даже зажмурился, так ярко и радостно било в глаза уже определенно весеннее солнце.
Он оглядел небольшую комнату. На подоконнике зеленели в горшках алоэ, каланхое, которые он помнил еще от бабушки, и какие-то лохматики, похожие на маленькие пальмочки. На противоположной от окна стене висели, как и во многих старых квартирах, фотографии умерших родственников. Только здесь они выглядели иначе, чем у большинства семейств.
Вместо круглолицых мужчин в мешковато сидящих темных костюмах и женщин в платках, блузках с отложным воротничком и шерстяных кофтах, чуть испуганно глядящих в объектив, здесь были дамы, затянутые в корсеты, длинные белые платья их спадали красивыми складками, укрывая туфельки, большие шляпы были украшены перьями и кружевами; их кавалеры, изящно изогнув стан, опирались на псевдоколонну или на балюстраду, поблескивая начищенными сапогами из тончайшей кожи.
- Проснулся? – короткий стук и в комнату заглянула Анна Трофимовна. – А я смотрю, свет у тебя появился, - она кивнула на непрозрачное стекло двери. – Ну, как почивал?
- Хорошо. Кажется, и не просыпался ни разу. Вы, уж, простите, что я так прям, как говорят – попить бы, а то так кушать хочется, что и переночевать негде.
- Ой, ладно тебе, - махнула рукой старушка. – Ты чего тут, фотографии рода нашего рассматривал? Смотри-смотри, достойные люди были. Упокой, Господи, их душеньки! Ох, - прикрыла она себе рот рукой, - нынче же за упокой не молятся. До Антипасхи не положено.
- А почему? – поинтересовался Василий автоматически. – У нас так все соседи на Пасху наоборот на кладбище едут. Такой шалман там стоит, чуть не народные гулянья! И едят, и пьют, и песни поют.
- Вот-вот, они на кладбище, а сродники-то их почившие наоборот – в гости к ним приходят, Празднику сорадуются. Все народ за семьдесят лет безбожия позабыл. На кладбище надо на Радоницу идти, там с усопшими христосуются, яички крашеные с ними вкушают, Часы Святой Пасхи поют. По Уставу не поминают усопших во всю Светлую Седмицу. Это неделя, что за Пасхой следует. Потому не поминают, что Бог всем умершим, ради Праздника, ослабу подает.
- Ясно, - кивнул Василий. Он не особенно вникал в слова старушки, разглядывая поясной портрет одного из предков. Шелковый галстук, спадающий на белоснежную рубашку, лицо, обрамленное взбитыми по моде кудрями, щеточка усов под носом, слегка надменный взгляд, холеные длинные пальцы…
- Это дед мой Максим Максимович, княжеского рода, - перехватила его взгляд Анна Трофимовна. - Умен был, а порою и хитер. Как революция грянула, женился на горничной, документы ее кузена прихватил и явился в Сибири простым мещанином. Умудрился при том вывезти драгоценности, которые и проживал еще пару десятков лет, фотографии взять не побоялся, чтоб его потомки о роде не забыли. И кстати, с супругой верно прожил пятнадцать лет.
Она, бабка моя, хоть и не ровня ему была, но хозяйка прекрасная. Все умела! Готовила так, что с заказами к ней соседи шли. Праздничные блюда: выпечку разнообразную, торты, птицу, рыбу фаршированную, все могла приготовить и подать красиво. Возьмет кусок масла, пару раз ложкой поправит – и вот тебе корова на тарелке лежит! И шила отменно, всю семью обшивала. Сам князюшка не брезговал костюмами ее работы.
- Так вы, Анна Трофимовна, потомственная княгиня? – улыбнулся Василий, глядя на аккуратную старушку. На голове у нее был белый платочек, замысловато перевязанный и смотревшийся словно шапочка. Седые волосы слегка выбивались из-под него, создавая вокруг лица серебристый ореол. Темно-зеленое длинное платье было подвязано пояском в тон. Из кармашка на груди торчал уголок кружевного платочка. Лицо ее, хоть и выдавало возраст, но почти не имело морщин. И только натруженные руки, с выступившими старческими венами не соответствовали образу.
- Ну, что ты, Вася? Какая там княгиня?! – махнула рукой старушка. – Я, вишь ли, мезальянс совершила. Вышла замуж за простого казака, так что, теперь я, в лучшем случае, казачка, - усмехнулась она. – Однако, пора и чайку попить. Пойдем что ли?
* * *
Звонок в дверь раздался, когда они уже почти закончили завтракать. Сергей уже убежал куда-то к друзьям, с которыми они собирались, как непонятно пробросил он, катать яйца. И Анна Трофимовна направилась открывать дверь сама.
- Христос Воскресе! – звучно пробасил мужской голос. – Мир дому сему!
- Воистину воскресе! С миром принимаем! – раздался радостно-звонкий голос старушки из коридора. – Батюшка, благослови, родной! И как тебя матушка отпустила? Все отдыхают, а ты снова трудишься!
- Да ничего. Господь силы подает. Раньше так по всей России было принято, - слышалось, что священник улыбается.
- Василь, поди сюда, святую воду подержишь! – окликнула Анна Трофимовна.
В коридоре уже снимал куртку бывший одноклассник Сашка, а ныне – дородный батюшка. Он передал хозяйке икону Воскресения Христова, святую воду поставил на тумбочку, но кропило почему-то не положил и теперь неловко размахивал им, высвобождаясь из верхней одежды.
- О, мать, у тебя, оказывается, гости?! – улыбнулся он Василию, которого, кажется, не узнал. На фоне ярко освещенной солнцем кухни гость выглядел, скорее, темным силуэтом.
- Отец Александр, ты что ли? – неловко поинтересовался Василий. Он еще не привык к мысли, что друг детства теперь перешел в загадочную священническую категорию.
- Васька? Ну так – Христос Воскресе! – батюшка неожиданно протянул руки и обнял смутившегося Василия.
- Воистину! – пробормотал он, отвечая на объятие.
- Ну, раз ты тут в гостях, то помогай, - улыбнулся в бороду батюшка. – Держи святую воду, будем жилище окроплять с пением пасхального тропаря «Христос Воскресе из мертвых, смертию смерть поправ и сущим во гробех живот даровав!». Запомнил слова?
Василий невразумительно пожал плечами, принимая чашу с водой.
- Ты пой, не стесняйся. Помнится, в школе ты классе в пятом в хоре неплохо пел, - подмигнул ему отец Александр.
Батюшка обошел всю квартиру, оказавшуюся довольно большой - четыре комнаты, кухня, коридор и чуланчик для старья. Чувствовалось, что отец Александр не первый раз посещает Анну Трофимовну. К концу обхода они уже вполне слаженно пели «Христос Воскресе…» и Василий испытывал от этого какую-то непривычную радость. Святая вода, которой щедро окропил его батюшка, словно вымыла из души тяжесть или хотя бы значительно ослабила ее давление.
- Отченька, покушай с нами, уважь старуху! – Анна Трофимовна потянула отца Александра к дверям кухни.
- Мать, не спеши. Вы уже покушали, а я не голоден. В каждом доме - где яичко, где кусочек кулича уговорят съесть. Хоть ты меня пожалей! Я потом и за руль не влезу! Пойдем, лучше в комнате присядем. Нам с Василием есть, о чем поговорить.
- Ну, давайте в комнату! Я пока все-таки чайку скипячу, - Анна Трофимовна убежала на кухню и прикрыла за собой дверь.
* * *
- Такие дела! – развел руками Василий, заканчивая рассказ. – Странно, да. Если бы мы вчера с тобой поговорили, я рассказал бы тебе, как у меня все здорово – жена, дом, работа. А сегодня…
- Н-да, - сочувственно выдохнул отец Александр. – Непрочно земное счастье. Что тебе сказать? Да и надо ли? Ты ведь уже все решил, правда?
- Отчего же? Скажи. Ты теперь – батюшка, тебе по должности полагается быть мудрым, - усмехнулся Василий, откидываясь на спинку дивана.
- По должности, ага, - хмыкнул священник. – Ну слушай, коли сам спросил. Гнев – это штука страшная, сродни ядерному взрыву. Р-раз, и разнесло все в пыль, а потом хоть что делай, а прежнего не вернешь. И, с одной стороны, хорошо, что ты из дома уехал молча, ничего не разгромил, никого не прибил. Слава Богу! А с другой, мне такая мысль покоя не дает – а что если твоя Регина тебе изменить-то и не успела? Мы же не знаем, на какой стадии у них отношения были.
- Знаешь, Саня, в смысле, батя, мне как-то уже все равно, на какой там стадии все было. Ваза, она, когда бьется, то уже не важно, на сколько осколков, - скрипнув зубами, глухо произнес Василий.
- Да понимаю я. Просто, видишь ли, ты – мужчина, глава семьи. Ты несешь ответственность за все, что происходит в твоей семье…
- Не понял, это что же, по-твоему, я сам виноват? – вскинулся Василий.
- Вина – понятие сложное и многогранное. Давай попробуем посмотреть не на твою ситуацию, а на некую абстрактную схему. Есть муж, жена и есть человек, пытающийся жену соблазнить. Когда муж рядом, соблазнитель не рискует совершать решительные действия, а когда муж покидает дом, да еще надолго…
- То есть это из-за моих командировок все? Ты это хочешь сказать?
- Возможно, отчасти. Командировки, и твой уход из дома в разгар праздника. Он мог быть расценен как отказ от дальнейшей семейной жизни и, таким образом, мог толкнуть твою жену в объятия этого дизайнера, в том смысле, что ей уже нечего стало терять.
- Послушай, это вообще все как-то шиворот навыворот, - раздраженно заметил Василий. – Сколькие жены верно ждут своих мужей с моря, а там порой и на полгода уходят.
- Да, конечно. Но в нашем развращенном мире это, все же, редкость. Наоборот, что мы видим каждый день в телевизоре – какие-то дурацкие шоу, в которых лицедеи и певички учат нас жить; безконечные любовные истории; сериалы, наполненные кровью и похотью. Даже детские мультики перестали быть добрыми и чистыми. И вот это все мы впитываем сами, на этом возрастают и наши дети. Впрочем, я не о том, - отец Александр потер слегка покрасневшие от недосыпа глаза. – Видишь, я сейчас немножко не в форме. Но если кратко, то настоящая любовь и верность в нашем развращенном мире – аномалия. Твоя жена младше тебя на пятнадцать лет. В тебе еще что-то осталось от старого воспитания.
- Советского что ли? - уточнил Василий.
- Тут, как сказать. Советского, да. Но вообще-то, советское воспитание во многом было подобно дореволюционному в том смысле, что опиралось на христианские нравственные ценности. Бога советское общество отвергло, но заповеди – не убий, не укради, не прелюбодействуй и так далее, все они были понятны советскому человеку и даже входили в кодекс строителя коммунизма. А ведь в первые годы после революции советская власть напротив отвергала их полностью – кровь лилась рекой, экспроприировалось нажитое трудом имущество, женщины объявлялись всенародной собственностью. Но даже эта безумная власть вскоре осознала, что, отвергая нравственный закон, она разрушает самые основы общественного устройства. Опять меня занесло, да? – усмехнулся отец Александр.
- Да не, нормально. Тебя интересно послушать.
- Это я, собственно, к тому, что твои, Васька, родители жили нравственно и тому же учили тебя. А сегодняшняя молодежь, к которой относится и твоя Рина, воспитывалась телевизором, модными журналами, компьютерными играми. И вся эта западная, с позволения сказать, культура сформировала ее, как личность.
- Мне казалось, что между нами есть и чувства, и взаимопонимание.
- Вполне возможно, что в чем-то есть. Нельзя же красить ее только черной краской. Конечно, в ней есть и что-то доброе. Только, если ты ее любишь, то тебе придется, хочешь ты того или нет, заняться воспитанием Рины, как личности. Ты – муж, и поставлен главой над женой, как над «немощнейшим сосудом».
- Сань, да какое там – воспитывать! - взвился Василий. – Мне ее вспоминать то тошно, не то, что видеть.
- Н-да… Я понимаю, ну, в смысле – теоретически. Только ответь-ка ты мне на один важный вопрос – венчались вы с ней или нет?
- Венчались. Ей всего хотелось по высшему разряду – и венчание, и ресторан, и свадебное путешествие. Там, правда, проблемка была. Короче, Ринка оказалась то ли крещеная, то ли нет.
- Это как? – поднял бровь отец Александр.
- В общем, там как-то мутно получилось. Ей года три было, мать повезла ее в деревню к бабке или вообще - прабабке, та ее дома и покрестила. Сама-то Ринка, естественно, ничего толком не помнит, только по рассказам матери, а бабка та давно уж умерла. Ну, батюшка и сказал, что надо Рину заново крестить, так как некрещеных не венчают, а она чего-то уперлась… В общем, дал я тогда батюшке денежку, он и повенчал.
- Ой, Васька!.. – вздохнул отец Александр. – Вот так все беды и начинаются.
- А что, нельзя было деньги давать? – слегка смутился Василий.
- Понимаешь, ты священника подкупил, сам согрешил, его в грех ввел, а получили ли вы благодать в том венчании? Кто теперь ответит… Ты ладно, в детстве крещеный, а Рине надо было креститься с формулировкой «аще не крещена», раз уж теперь не узнать, как ее та бабка деревенская крестила. А венчаться с некрещеной это глумиться над Таинством. Видишь ли, церковные Таинства – это не игрушки, не красивые обряды. В них Бог подает благодать людям, укрепляет их на жизненному пути, помогает подготовиться к переходу в Вечность. А когда тот переход каждому предстоит, никто ведь не знает. Ты, кстати, в Бога-то веруешь ли?
- Ну да, наверно, - пожал плечами Василий. – В мире столько необъяснимого с точки зрения материализма, что Бог, наверно, тоже есть.
- То же есть, это наряду с шаманами, друидами, гороскопами и прочим полтергейстом, да? – тон отца Александра построжел.
- Нет, вернее, как… - запутался Василий. – Я думаю, Бог есть, Он как бы над всем миром, а то, что ты перечислил, оно тоже есть, но ниже что ли.
- Ну, хоть так. В общем, сложная у тебя ситуация – и с венчанием, и с изменой. И не разрубишь этот узел с плеча, только сильнее запутаешься. Надо тебе, Вась, самому жизнь менять. Как раньше говорили – без Бога не до порога. Потому у тебя так все и запуталось, что живешь без веры, без храма, без Таинств. Ты, прости, что я так прямо говорю, не деликатничаю. Устал я сегодня, да и много уже нарассуждал с тобой. Так что дальше тебе решать, - вздохнул отец Александр. – Только, последнее скажу, нет случайностей в жизни. И то, что мы с тобой вчера встретились, и то, что ты нашу Анну Трофимовну чуть машиной не сбил, и то, что сегодня этот разговор состоялся – все это действие промысла Божия в твоей жизни. Зовет тебя Господь, не откликнешься – сам себя накажешь.
- Зовет, в смысле – умирать пора? – напрягся Василий.
- Нет, я-то не о том говорил, а о призыве к жизни во Христе, - засмеялся отец Александр, - хотя на счет смерти, не знаю. Вообще-то всем умирать, и кому сколько осталось, кто ж знает.
* * *
Комнатка была чистой и опрятной. Вся потребная мебель оказалась в наличии, как и указывалось в объявлении. Правда, была она вопиюще советской. Полированный сервант был полон простенькими тарелками с вишенками, старыми чашками с пожелтевшими от чая и времени сколами, фарфоровыми фигурками. Василий усмехнулся. Да, такое и жильцам не жалко оставить. Дверца плательного шкафа все время открывалась, хозяйка прикрывала ее пару раз, и наконец просто облокотилась на нее всем своим весом, благо, шкаф был массивен и тяжел.
- Ну, что решили? – женщине, видно, надоело ждать.
Василий еще раз окинул взглядом желтоватые обои с красными цветами, вздохнул и кивнул.
- Да, я согласен.
Комната, конечно, ему не нравилась - безвкусно, неуютно. Но хотя бы чисто и недорого. С деньгами у него было не так уж хорошо. Регина жутко переплатила за ремонт, плюс эвакуатор и автосервис обошелся в копеечку, да и на работе из-за западных санкций наметились проблемы. Но остаться у Анны Трофимовны, как та предлагала, он счел неудобным. И сам он им совсем посторонний, и Сережка смотрел косо…
Захлопнув дверь за довольной хозяйкой, Василий устало опустился в продавленное кресло с деревянными полированными подлокотниками, впрочем, уже весьма облупившимися. Сегодня он зашел в банк, чтобы запретить доступ Регине к его счету и не сделал этого. Глупо, конечно. Только… В общем, не смог он. Потолкался в очереди, а когда вызвали его номер, развернулся и ушел. Хотя, может быть, так и лучше. Сначала сказать ей все напрямую, а потом уже лишать денег. Да и с домом надо что-то решать, но он не был готов к разговору с Региной, хотя с юрисконсультом в офисе уже переговорил.
Василий откинулся на спинку кресла. Перед глазами замелькали осмотренные сегодня комнаты. Одни почти в офисном стиле – светлые панели на стенах, металлические стулья, стандартная мебель; другие – замурзанные неопрятными хозяевами или жильцами, с протертым линолеумом и обоями в жирных пятнах, с характерным тяжелым запахом… Пожалуй, ему еще повезло и с комнатой, и с хозяйкой, практически это был единственный подходящий вариант.
Он вспомнил квартиру Анны Трофимовны – вот уж где бы ему хотелось жить. Эта квартира вспоминалась, словно покинутый родной дом. Там было и уютно, и красиво, и просто хорошо, словно эта квартира укрывала от всех житейских бурь и проблем.
* * *
«Я к Анне Трофимовне», - кивнул Василий консьержке, уже другой, не той, что была в тот раз. На секунду он испугался, что не помнит ни номера квартиры, ни фамилии старушки. Но консьержка не спросила ничего, она лишь равнодушно окинула его взглядом и махнула рукой.
Звонок мелодично заиграл полонез Огинского. Василий улыбнулся, полонез, да еще пару произведений, под настроение играла его мама. Сегодня после работы он быстро убедил себя, что необходимо навестить старушку и отдариться за все ее заботы хотя бы тортом. Правда, в магазине тортом дело не ограничилось, он накупил умопомрачительно пахнущих свежих беляшей, мороженого двух сортов, мандаринов и яблок, не особенно задумываясь, как это все сочетается между собой. Пакеты оттягивали руки, полонез все играл, а из-за толстой старинной двери не раздавалось ни звука.
Может быть, они опять в храме? Василий оглядел большую лестничную площадку, собираясь уже присесть на ступеньку и подождать, когда дверь распахнулась. На пороге стояла молодая женщина в красном брючном костюме. Черные длинные волосы были убраны в прическу, строгое лицо ее показалось бы в другое время красивым, но в это минуту оно искажалось крайним раздражением.
- Вам кого? – бросила она, уже готовясь захлопнуть дверь.
- Анна Трофимовна здесь живет? – на минуту смутился Василий, полагая, что ошибся этажом. Расположение квартиры он запомнил хорошо, но вот этаж…
- Мама, к тебе, - резко крикнула женщина. – Что там, гуманитарка какая-то что ли? – кивнула она на пакеты.
- Нет. Я знакомый, поговорить зашел, - Василий пожалел, что не взял у старушки номер телефона, тогда бы не пришлось так некстати вломиться. Но кто ж знал, что тут появится дочка. Кажется, и для самой Анны Трофимовны это было неожиданностью, иначе бы не приглашала она его к себе пожить.
Старушка появилась на пороге. Но как она изменилась с их последней встречи! Круги под глазами резко обозначились, вокруг губ залегли складки, а сами губы казались почти голубыми.
- Васенька, Христос Воскресе! – тем не менее произнесла она радостно. – Заходи, мой хороший.
- Да я, наверное, некстати. Вы уж простите, что так вот, как снег на голову, заявился. Телефон-то ваш не записал.
- Ну, и ладно, ничего, что без звонка. А номер вот, с аппарата спиши, - кивнула старушка на старый, еще дисковый телефон, спрятавшийся на полочке в коридоре, и не замеченный Василием в прошлый раз. – Это у меня дочка приехала, Сережкина мать. Навестить изволила, так сказать, - хмыкнула Анна Трофимовна.
- Мама, ты скоро? - раздался резкий голос откуда-то из комнат.
- Ты, Милка, не кричи. Лучше помоги чаю накрыть. Видишь, гость в дом пришел, - Анна Трофимовне неожиданно подмигнула Василию. – Ты уважь старуху, чайку-то попей. Чего там у тебя в пакетах-то?
Через минуту Василий уже выгружал на знакомый стол все накупленное. Анна Трофимовна ахала и посмеивалась, а Людмила с каменным видом застыла в дверях кухни.
- Это, Васенька, дочь моя единственная – Людмила. А это Василий… Как тебя по батюшке? – обернулась старушка к нему.
- Да можно и без отчества, - Василий чувствовал себя не в своей тарелке. Он понимал, что Людмила просто мечтает выставить его за порог и продолжить выяснение отношений с матерью, но видел и то, что Анна Трофимовна, напротив, воспользовалась его визитом, дабы взять паузу. Посиневшие губы свидетельствовали, что недалеко ей уже до сердечного приступа.
- В общем, Васенька – друг нашего благородного семейства. И он изволил посетить меня на Светлой седмице.
Из глубины квартиры раздались громкие голоса, хлопнула дверь, что-то упало. Людмила дернулась, Анна Трофимовна усмехнулась.
- Иди, дочка, посмотри, как там твой суженый с пасынком отношения наводит. И веник захвати! - крикнула она удаляющейся Миле, - Они там, кажется, вазу расколотили. Эк, я ее кстати на новой полке-то поставила!
- Анна Трофимовна, может, я лучше пойду? У вас тут семейство. Я потом позвоню, и зайду как-нибудь?
- И ты что ль моей погибели хочешь? – вздохнула хозяйка, устало опускаясь на стул, прикрытый вышитым чехлом. Она словно стала в минуту ниже ростом. – Видишь же, какие у меня тут родственники. Хоть передохну от них, пока ты тут, а то, чувствую, доведут они меня. Уже два раза валидол брала.
- А чего хотят-то? – поинтересовался Василий, откусывая беляш.
- Ой, Вася, чего только они не хотят! Милка замуж за этого своего американца хочет, а оба они квартиру мою продать хотят и на эти деньги какой-то там бизнес в своей Америке устроить.
- И вы с Сережей тоже в Америку собираетесь? - удивился Василий. – Он как-то совсем не мог представить себе эту милую старушку в американских реалиях.
- Эх, на что мне, та Америка? Да и мы с Сережкой там никому не нужны, - Анна Трофимовна как-то совсем пригорюнилась и теперь выглядела совсем не моложе своих лет. – Не поеду я никуда. Впрочем, меня и не зовут. Сережку, вот, жалко. Испортят мальчишку! Но мы еще посмотрим, как выйдет.
- Анна Трофимовна, вы мой номер мобильного запишите, мало ли – пригодится, - Василий смотрел на старушку с безпокойством. Родственники бывают разные, не дай Бог, обидят еще.
- Ты, прямо, как серый волк из сказки. Я, говорит, тебе еще пригожусь, - грустно улыбнулась Анна Трофимовна. – На, вот, в блокнотик мне номер запиши, - она извлекла из кармана махонькую записную книжечку с обложкой из натуральной кожи и крохотным серебристым карандашиком на цепочке.
* * *
Звонок раздался через две недели. Василий как-то совсем закрутился в делах фирмы. Регине он принципиально не звонил, в дом не ездил и решил дать паузу и себе, и ей, чтобы цивилизованно разрешить потом отношения посредством адвокатов. Душа тихонько ныла, но обилие работы позволяло забыться.
Сама Рина пару раз набирала его, он не снимал трубку. Счетом она не пользовалась, хотя доступ к нему Василий жене так и не перекрыл. Юрисконсульт даже похвали его за такой шаг, утверждая, что в суде его благородство будет оценено по достоинству.
Анна Трофимовна вспоминалась с теплом, но появляться у нее Василий больше не рисковал. В конце концов, члены ее семьи совсем не будут ему рады. И вот теперь, в разгар совещания, старушка звонила ему на мобильный. Василий крутанул кресло, на ходу извинился перед коллегами и снял трубку.
- Анна Трофимовна, день добрый!
- Васенька? – голос старушки звучал слабо. – Ты меня слышишь?
- Слышу-слышу, - хмыкнул он. – Как поживаете?
- Плохо, Василий, - четко отрезала Анна Трофимовна. – Я понимаю, ты на работе. Но, прости уж, старую. Не стала бы я тебя просто так безпокоить. Помощь твоя нужна! Можешь ко мне приехать.
- Выезжаю сейчас же, не волнуйтесь, - Василий уже хотел положить трубку, когда Анна Трофимовна снова окликнула его.
- Спаси тебе Бог! Только ехать надо не ко мне домой. Знаешь пансионат для стариков «Лунная соната»? Хотя откуда, - перебила она сама себя. – В общем, слушай: как выедешь на трассу в сторону Москвы, за заправкой есть поворот направо. Проедешь перелесок, за ним ферма, а уж за ней будет трехэтажный желтый дом с железной оградой. Это и есть пансионат «Лунная соната». В нем я теперь живу, - вздохнула она, не сдержавшись.
- Да вы что?! – пораженно пробормотал Василий. – Вас что же, из квартиры выселили?
- Сама согласилась, дура старая! – раздраженно откликнулась старушка. – В общем, приезжай. Тут с Сережкой беда, а обратиться мне больше не к кому. Отец Александр по благочинию уехал, так что без тебя никак.
* * *
Желтый дом Василий нашел быстро. Старушка объяснила все предельно ясно. И теперь он доказывал охраннику на входе, что он – не террорист, что это – пансионат для пожилых людей, а не режимная тюрьма, и что даже в сончас пенсионеры имеют право пригласить гостей. Он уже пытался набирать номер, с которого звонила Анна Трофимовна, но по нему ответила дежурная по этажу и отказалась пригласить Анну Трофимовну к телефону, сославшись на тот же пресловутый сончас. Василий уже намерен был посетить кабинет директора всего этого заведения, когда сама Анна Трофимовна показалась из лифта.
- Васенька! Наконец-то! – она обрадовано засеменила в его сторону, качнувшись на повороте и привычно ухватившись за стену.
- Совсем вас до ручки довели! – пробормотал Василий расстроенно, подхватывая ее под локоть.
От возгласов охранника, предупреждающего о запрете покидать заведение в сончас, они оба только отмахнулись. В машине Анна Трофимовна устало откинулась на спинку сиденья и сама пристегнула ремень.
- Ну, рассказывайте – что случилось, куда ехать, чем помочь и как вы вообще тут оказались? – тепло глянул на нее Василий.
- Ох, Вася, тут история сложная, - старушка теребила ручку старой кожаной дамской сумочки, уже слегка потертой, но еще не потерявшей вида. – Давай пока в город, а там я дальше скажу. А пока расскажу тебе, как мы до такой жизни дошли.
Василий кивнул и завел машину. Анна Трофимовна несколько секунд смотрела, как он разворачивается на пятачке перед пансионатом, а потом пощелкала замком сумочки, достала шелковый платочек, протерла глаза и начала говорить.
- В общем, оказывается, Милка за своего американца уже успела выйти замуж, от меня только скрывала поначалу, знала, как я отреагирую. Сережку решила она тоже в Штаты увезти. Малой – молодец, уперся, дескать не хочу я в эту дебильную Америку. Да только что мы против них?!
- А отец Сергея? Без его согласия же нельзя ребенка вывезти.
- Да нету у него никакого нормального отца, - вздохнула Анна Трофимовна. – Милка моя, хоть по образованию и экономист, а давно в модели попасть мечтала, все нервы мне измотала, позорница! Познакомилась на конкурсе с председателем жюри, думала – выстелет он ей путь к славе розами, да про шипы забыла. В общем, в конкурсе том она победила, работу получила, а через полгода он себе новую конкурсантку завел. Моя дуреха думала его ребенком привязать, чтоб женился, потому и аборт не сделала. Да и слава Богу, хоть ребятенка не угробила. Ну а папаше наш Сережка никогда нужен не был. Так и воспитывали его сами. С работой у Милки заладилось, по всему миру ездить стала, ну а я его нянчила, даже и без садика обошлись. Так что вместо папаши Сережкиного Людмила в свидетельстве о рождении имя отца своего указала.
- Ясно. А вас как же из квартиры выселили?
- Так я ж и рассказываю. Усыновил Милкин американец нашего Сережку, быстро как-то все оформили. Денег, небось, не жалели. Ну, с квартиры-то все восполнили. Меня перед фактом поставили, либо сама от квартиры отказываюсь и в пансионат переселяюсь, либо они Сережку навсегда увезут и общаться запретят – ни звонков, ни писем. Такие вот дела. Подумала я и согласилась. На что мне эта квартира одной-то? Я ж надеялась, вырастет Сережа, женится, детишек народят – будет у них квартира хорошая, что их предков до четвертого колена помнит. А теперь уж что, - махнула она рукой. – Малой он еще, боюсь, про веру там, в Штатах этих безбожных, совсем забудет. Сейчас он меня любит, будет и звонить, и письма писать. Глядишь, и удастся в нем огонек веры поддержать, а запретят общаться, поплачет, да и забудет со временем. Так что подписала я все документы, квартиру на Милку переоформила.
- Нет, ну это же шантаж настоящий! – возмутился Василий. - А разве можно у нас продать квартиру, в которой ребенок прописан.
- Да тут они тоже как-то выкрутились, - вздохнула Анна Трофимовна. – У американца этого, который теперь официально отцом Сережке числится, есть дом, ферма. А на деньги с квартиры они решили булочную там что ли открыть. В общем, получили они разрешение на продажу.
- Если Людмила – модель, на что ей муж-булочник? – хмыкнул Василий.
- Э, милый! Где ж она другого американца, готового жениться, найдет? Такие нынче – редкость. Так что, хоть фермер, хоть булочник – а все давай сюда, если хочешь американского счастья. Ну а у него, ясно дело, свой интерес – квартира наша хороших денег стоит. Всяко ему это выгодней, чем очередной кредит брать.
- А Сережка, значит, безплатным приложением ко всему этому коммерческому предприятию идет? – скрипнул зубами Василий.
- Ох, Вася, с Сережкой тут совсем неладно получилось. Милка его решила в Штаты побыстрее вывезти, даже второй класс не дала доучиться, говорит, дескать, там все равно программа другая. К тому же, у нее там контракт, спешка какая-то. В общем, оставила она своего Бена с доверенностью квартиру продавать, чтобы в спешке не продешевить, а сама с Сережкой в аэропорт поехала. Оставила его с вещами на минутку, в туалет отошла, а тот и сбежал.
- Так он в бегах теперь?! – ахнул Василий.
- Да поймали уже. В милиции сидит. Но Милка пока об этом не знает. Она ж, не будь дура, в милицию идти побоялась. Все-таки история не совсем чистая – бабку в пансионат, ребятенка из квартиры выписали да в Америку увозят. Короче, подумала она, что он всяко ко мне побежит. Ну куда еще? Приехала, всех тут перебаламутила, мне нервы вытрепала, охраннику наказала, если появится мальчонка, сразу ей звонить; да в квартиру нашу поехала, решила, может там он появится. Только она уехала, мне, значит, из милиции звонят. Поймали они Сережу, когда он пытался на автобусе безплатно сюда добраться. Он про мать им ни словечка не сказал, а только про меня – дескать, бабушка в пансионате. Я обещала за ним приехать, да тут пока доберешься. Денег то у меня нет почти. Пенсию за проживание отдаю, крохи остаются. На такси никак не хватит, а автобус ходит редко, вот я тебе, Васенька, и позвонила.
- Ну понятно теперь. Только что ж мы делать будем? Вам без документов Сережку никак не отдадут. Все равно, мать потребуют.
- Ох, Вася, не знаю я. Думала, может, ты мне старой что-нибудь дельное посоветуешь. У тебя там, в фирме, небось и юристы есть.
- Есть, конечно, - согласился Василий, - только время-то поджимает. Заберет сейчас Людмила Сережку и улетят они сегодня же вечером. Оттуда, пожалуй, мы их точно не достанем. Эх, вам бы раньше мне позвонить, может быть, что-то и придумали бы.
- Да, серый волк, моя вина. Не сообразила. Да что уж теперь. Не думала я, что Сережка так упрется. У него, конечно, и отношения с Беном не сложились. Тот на мальчонку только покрикивает, а Милке и дела нет.
- Знаете что, давайте-ка сейчас заедем ко мне на работу и с юристом все-таки посоветуемся, - повернулся Василий к Анне Трофимовне.
- Ну давай что ли, - кивнула она. – Я милицию-то предупредила, что нескоро доберусь.
* * *
- В общем, Людмила Михайловна, моя клиентка попросила меня озвучить следующие условия сделки, - юрисконсульт поправил на носу маленькие круглые очки в тонкой оправе и зачитал с листка, - Вы оставляете сына Сергея с бабушкой, то есть оформляете официальный отказ от ребенка и передаете опеку над ним бабушке, а сами, как и планировали, продаете квартиру и уезжаете в США.
- Но это же абсурд! – Людмила резко откинулась на спинку стула, но та подозрительно скрипнула, и она снова села прямо. Мебель в отделении полиции явно нуждалась в ремонте. Эта комнатушка без окон была предоставлена им для беседы по просьбе Василия. Просьба, разумеется, была хорошо оплачена.
- Давайте оставим эмоции в стороне, - покачал головой юрист.
- Моя мать, будучи в здравом уме и твердой памяти, сознательно отказалась от своей квартиры и переехала в пансионат, где ей предоставлены оптимальные условия и уход. Но проживание ребенка с ней теперь невозможно!
- Анна Трофимовна больше не проживает в пансионате «Лунная соната», сегодня она прописалась в коттедже, расположенном в загородном поселке «Швейцарская долина». После оформления опекунства там же будет прописан и ваш сын Сергей.
- Какая «Швейцарская долина»? Откуда она вообще взялась? Кому принадлежит коттедж? – возмущенно выдохнула поток вопросов Людмила.
- Коттедж принадлежит Василию Петровичу Зеленцову. Он берет на себя все обязательства по содержанию Анны Трофимовны и Сергея.
- Но это же какая-то афера! И вы – юрист, помогаете этому! Этот человек знаком матери несколько дней, а он уже принимает обязательства! Бред! Я добровольно должна отдать ребенка в детский дом, а потом под опеку неизвестно кому.
- После вашего отказа, Сергей, до оформления опеки, будет помещен не в детский дом, а в православный монастырский приют. Согласие настоятеля монастыря и директора приюта уже получено, - ровным голосом пояснил юрист.
- А, ну-у понятно теперь. Мать совсем на вере свихнулась. Кстати, вы еще не сказали, что будет, если я не соглашусь? – фыркнула Людмила.
- Если вы окажетесь, то Анна Трофимовна передаст это заявление в прокуратуру для возбуждения уголовного дела, - юрисконсульт протянул Людмиле бумагу. – Полагаю, суд признает переоформление квартиры на ваше имя незаконным. С ребенком, правда, сложнее. Но и тут вам не удастся так просто вывезти его.
Людмила быстро просмотрела текст, потом вернулась к его началу и внимательно прочла.
- Да это же ложь! «Шантажом принудила меня переоформить квартиру на ее имя», «воспользовавшись моим безпомощным состоянием…», «Отказалась вызвать скорую помощь во время сердечного приступа», «…дурное обращение американца с ребенком, приведшее к побегу», «насильственный вывоз из страны», - Людмила ошарашенно подняла глаза на юриста. – Это неправда.
- В юридической практике встречается множество ситуаций, когда у каждой стороны своя правда, - прокомментировал он равнодушно.
- Я не могу вязнуть в этом безумном деле! – пробормотала Людмила растерянно. – У меня контракт, там сумасшедшая неустойка… Я должна лететь не позже, чем завтра.
- Подпишите документы, и пригласите вашего супруга, чтобы он сделал то же самое, - юрист протянул ей новые бумаги. – И вы можете лететь, куда вам угодно.
* * *
- Мама – ты монстр! – на прощанье Людмила попыталась хлопнуть дверью, но сработало замедление рычага и дверь затворилась медленно.
- Бабушка! – Сережка обнял Анну Трофимовну и вдруг разрыдался.
- Ну, что ты, милок! Так хорошо держался. Ну, поплачь-поплачь, - бабушка гладила ребенка по голове, целовала лохматую макушку и сама утирала слезы. – Все уже, все. Господь помог. Видишь, какого Он нам дядю Васю послал, а он тебе не нравился.
- Дак я ж не знал, - всхлипнул Сережа невнятно. – А долго мне в приюте жить?
- Постараемся как можно быстрее все оформить, - улыбнулся Василий.
- А квартиру нашу никак не вернуть уже?
- Нет, Сережа, - строго ответила Анна Трофимовна. – Квартирой мы расплатились за нашу с тобой свободу. И это – не великая цена. Да еще, благодаря дяде Васе, мы сможем все наши любимые вещи вывезти. А квартира что – стены одни. Будет у нас комнатка у дяди Васи в доме, нам и хватит.
- А потом я вырасту и заработаю на свою квартиру, и мы будем там с тобой жить, - Сережа сжал бабушкину руку.
- Будем, обязательно будем, если Бог даст, - прошептала она.
- Ну вот и специалист из опеки подъехала, - кивнул полицейский в сторону входа. – Можете выходить. Да вы не бойтесь, там приют хороший, не чета нашему детдому городскому. Оттуда дети не бегут, уж мы-то знаем.
Строгая женщина в синем плаще поздоровалась со всеми общим кивком, пролистала документы, перезвонила в приют, что-то согласовала и обернулась к Сергею.
- Ну, все, дорогой. Больше бегать не придется, поедем в хорошее место. Да ты это и сам знаешь. Бабушка может проехать с нами, с остальными прощайся здесь.
- Анна Трофимовна, не безпокойтесь. Я следом поеду, потом вас заберу, на обратном пути за вещами в пансионат заедем и домой, - улыбнулся Василий. – Давай, Сережа, не грусти! Завтра заеду, вещи тебе привезу.
Он как никогда радовался, что построил такой просторный и удобный дом. А Рина… Ну уж не ей теперь закатывать сцены. Теперь он не боялся ни дома, ни Регины, словно у него появилась наконец настоящая семья.
* * *
Оставив Анну Трофимовну на кухне, разбирать пакеты с продуктами, Василий пошел разыскивать Регину. Так хотелось надеяться, что она тихо уехала куда-нибудь, без разборок и скандалов…
В спальню он заглянул в последнюю очередь, все-таки время было уже вечернее. Сначала ему показалось, что на постели просто брошена куча белья, но потом он разглядел между двумя подушками маленькую головку жены. Она спала так тихо, что Василий даже испугался. Приблизившись к кровати, он запнулся за что-то, громыхнувшее под ногами и оказавшееся эмалированным тазом с подозрительной зеленоватой жидкостью на дне.
Рина приоткрыла глаза. Лицо ее казалось абсолютно белым на фоне фиолетового белья. Волосы налипли на лоб влажными прядями. Губы были искусаны и неестественно алели. Василий отшатнулся.
- Ты что? – невольно вырвалось у него. – Таблеток что ли наглоталась?
Рина отрицательно качнула головой.
- Я болею, Вася.
- Простудилась? – Василию было трудно говорить с женой просто, как раньше. Но не начинать же сейчас обсуждать происшедшее.
- Нет. Я не знаю. У меня такого никогда не было. Сейчас полегче немножко, а то по нескольку раз в день боли, ломота по спине, по груди, рвота. Ты прости, я не убрала, - она кивнула на чудом не пролившийся таз.
- Да ладно, лежи. Я уберу сейчас, - отмахнулся Василий.
Снизу, через не закрытую им дверь, в комнату проник запах жареной колбасы, что-то слегка грохнуло.
- Там кто-то есть? – вскинулась Рина, приподнявшись на локте.
- Да. Это моя знакомая.
- А-а, - протянула Регина. – Ты, наверное, ждал, что я съеду. Со знакомой приехал…
- Да нет, - хмыкнул Василий. – Она мне в матери годится, старенькая уже. Мы в храме познакомились. Ей просто сейчас жить негде. Зовут ее Анна Трофимовна. Хорошая женщина. Сейчас вот ужин готовит. Она у нас жить будет, - закончил он твердо.
- Конечно. Как скажешь, - пробормотала Рина, откидываясь на подушку. – Только я не прибиралась толком эти дни. Хотя в угловой комнате, там все прилично.
- Ты есть будешь? – спросил, пересилив себя, Василий уже на пороге.
- Нет, - замотала Рина головой. – Я совсем не хочу. Пока водички попью.
- А, ну ладно. Врача бы тебе.
- Потом решим, - отмахнулась Регина и свернулась клубочком под одеялом.
* * *
- Это Петя Иванов, а это - Сережа Изотов. Теперь мальчики будут учиться в нашей гимназии. Садитесь, мальчики, вон туда – на третью парту, - молодая учительница оглядела класс, поправила перевитый вокруг головы шарфик и присела к столу. Мальчишки тихо шептались, оглядываясь на новеньких.
- Вы домашние или приютские? – обернулся со второй парты темноволосый мальчишка, чуть нерусской внешности.
Новенькие переглянулись.
- Приютский, - буркнул Петя.
- А я – домашний, но пока живу в приюте, - пояснил Сергей.
- Мальчики, мальчики, не разговариваем! Потом познакомитесь. Слушаем новую тему, - учительница уже стояла у доски и выводила четким почерком тему урока.
- А если ты – домашний, то почему в приюте? – тихонько поинтересовался Петя у Сергея.
- Бабушка опекунство оформляет, - прошептал Сережка. – Она могла бы меня хоть сейчас забрать, но для документов надо, чтобы я тут пожил.
- А у меня мама умерла, - вздохнул Петя, - а папа здесь монах, вот меня сюда и взяли.
- Как это папа – монах? – удивился Сергей. – Им же жениться нельзя.
- Ну, он не сразу стал монахом. Сначала он с нами жил, а потом они с мамой рассорились и развелись. Мама тогда в церковь не ходила. И папа в монастырь ушел, а потом мама тоже стала в церковь ходить и меня тоже водить. Мы даже к папе сюда ездили два раза, и по две недели жили тут. А потом мама заболела раком и умерла, - Петя сглотнул слезы. – Бабушки у меня нету, и папа договорился, чтобы меня сюда взяли, ему же из монахов уже не выйти.
Учительница опрашивала класс, не вызывая новеньких. А Сережка думал о том, что мама его, наверное, совсем не любит, и, если бы она умерла, он бы не заплакал. Вот бабушка, та да! Она была для Сергея главным человеком. Про папу ему еще в шесть лет объяснили, что он ушел от мамы к другой тете, и Сережка больше не интересовался этим вопросом. Таких, как он, и во дворе, и в школе было немало.
Вот Петьке, конечно, плохо одному. Но если папа будет навещать, то может и ничего. Как они с бабушкой будут жить теперь у дяди Васи, Сережа старался не думать. Было немного страшно, хотя и любопытно. Коттеджный поселок он представлял себе смутно. Почему-то казалось, что там должно быть все очень красиво и чисто, а за брошенную не в урну обертку, наверное, штрафовали. И улицы с мылом мыли, как в Германии. Как мама однажды рассказывала, когда оттуда с фотосессии вернулась.
Сергей так задумался, что звонок ударил по ушам неожиданно. Он поднялся, мальчишки уже выбегали из класса.
- Пошли на улицу, - позвал Петя.
- А тут можно гулять? Монастырь же? – на всякий случай уточнил Сергей.
- У школы можно, - кивнул Петька. – Пойдем, я тебе покажу, докуда можно ходить, а где братская территория начинается. Вообще-то я и туда ходил, когда к папке приезжали. Маму туда не пускали, потому что она – женщина, а меня в библиотеку на послушание отправляли.
- И че ты там делал?
- Книги помогал разбирать. Туда от какой-то старушки целую кучу книг привезли. Она умерла, а книги в монастырь пожертвовала.
- А правда, что тут надо исповедоваться каждую неделю? – поинтересовался Сергей. – Мне пацаны вчера вечером говорили.
- Не знаю, - пожал Петька плечами. – Я же в приюте не жил, меня только сегодня привезли. А когда с мамой приезжал, так мы только раз исповедались и причастились.
- А девчонок в школе нет, потому что – монастырь, да?
- Ну, да. В женских монастырях школы для девочек, а в мужских – для мальчиков, как до революции было, мне папа рассказывал, - Петя тихо вздохнул.
- Ой, а тут что, прямо кладбище? – удивился Сергей, оглядывая старые каменные кресты и куски надгробий.
- Не, монастырское кладбище там, за оградой. Видишь купол часовни? Вот там. А здесь собрали то, что от старого кладбища осталось. Это красные, когда монахов разогнали, то кресты и памятники разбили. Ну, коммунисты.
- Это тебе тоже папа рассказывал?
Петька кивнул.
- А зачем они кресты разбивали?
- Чтобы осквернить, наверно, - пожал Петя плечами, - И это, на фундаменты еще. А вон за тот забор, на братскую территорию, без благословения ходить нельзя. Но мне разрешили к папе ходить.
- А мне нравится, что без девчонок будем учиться, - невпопад высказался Сергей. – Я бабушку попрошу, чтобы оставила меня здесь учиться, когда она меня заберет.
- Ага. Мне тоже нравится. Хотя мы еще мало тут, - кивнул Петя. – И училка, вроде, нормальная. А где ты раньше учился?
- В двадцатой, а ты?
- В сорок второй.
- А… Только я не знаю, может, мне и не разрешат дальше тут учиться, - вздохнул Сергей, сламывая зазеленевшую веточку с куста. – Может у дяди Васи в поселке своя школа есть, а сюда далеко ездить будет.
- Ты ветки не ломай, заругают, - махнул головой Петька в сторону быстрой походкой проходившего по параллельной дорожке старенького монаха в сером подряснике. – А в каком поселке твой дядя живет?
- Он мне не дядя. Он – бабушкин знакомый. А живет в «Швейцарской долине», и мы теперь там будем жить. Только я пока там еще не был.
- Ух ты! Круто! – удивленно глянул на Сережку Петя. – Там же только бизнесмены богатые живут. Моя мама, когда они еще с папой жили, все хотела туда переехать. Говорила, что там красиво и безопасно. Там, наверное, школа своя.
- Не знаю, - дернул плечом Сергей. – Наверно. Только я в ту школу не хочу. У нас в классе те, у кого родители богатые, все – козлы.
- Интересно, здесь епитимии бывают? – Петя, после Сережкиной грубости, невольно вернулся к мыслям об исповеди.
- Не знаю. Мне вообще-то никогда епитимию не давали. А тебе?
- А меня, когда я тут исповедовался, на поклоны поставили.
- И че?
- Да нормально. Сделал, - пожал плечами Петька. – О, звонок! Побежали что ли?
* * *
Анна Трофимовна оглядела большой холл и, разобравшись, направилась к регистратуре. Девушка в предельно коротком зеленоватом халатике что-то набирала на компьютере, не реагируя на собравшуюся небольшую очередь.
- Деточка, вы бы подошли? – заглянула за стекло Анна Трофимовна.
- Я занята. Сейчас регистратор подойдет, - отозвалась та, не поворачивая головы.
Старушка вздохнула, перекинула в другую руку пакет с продуктами и встала в конец очереди. Она немного нервничала перед встречей с Региной. Дома они так и не познакомились толком. Василий и не знал, что Анна Трофимовна собралась навестить его жену в больнице. Но той казалось, что это – ее долг. Вася рассказал ей все, но Анна Трофимовна хотела разобраться сама, кто перед ней – прожженная циничная штучка, клюнувшая на Васины деньги, или же запутавшаяся девчонка, страдающая от совершенной ошибки.
Скорую Анна Трофимовна вызвала сама сегодня утром, когда выяснилось, что у Регины снова была рвота и боли. Василий не возражал, а сама Рина уже ни с чем не спорила. Она лежала вся зеленая и кривилась, когда начиналась ломота.
- Что вы хотели? – окликнула ее мрачноватая регистратор, зеленый халат которой не скрывал излишне развитых форм. Размышляя, Анна Трофимовна и не заметила, как очередь подошла.
- Здравствуйте! Подскажите, пожалуйста, Зеленцова Регина в какой палате?
- Отчество, дата рождения, когда поступила? – скороговоркой уточнила регистратор.
- Отчество и дату рождения не знаю. А поступила сегодня около десяти утра.
- Ходят, нече не знают, а ходят! – пробормотала регистратор себе под нос, вбивая запрос на клавиатуре ноутбука. – В инфекции, в двадцатой ваша Зеленцова. Только туда нельзя!
- А продукты передать? – расстроенно уточнила Анна Трофимовна.
- Корпус голубой, слева от входа в центральный. Там, на вахте, уточните, что ей можно, - и регистратор посмотрела на следующего человека.
Анна Трофимовна вышла на улицу и огляделась. После больничного запаха воздух казался особенно свежим и вкусным. Высоченные березы росли почти по всей территории больницы. Но листья еще только разворачивались и деревья казались ажурно-прозрачными. Пара женщин в синих рабочих халатах засаживали рассадой цветов клумбы, сделанные из автомобильных шин и несколько безвкусно окрашенных в яркие цвета. Красные, зеленые, голубые, они напоминали игровую площадку в детском саду.
Одна из женщин подхватила опустевший ящик из-под рассады и направилась куда-то в сторону инфекционного отделения.
- Маша, Машенька! – радостно окликнула ее Анна Трофимовна. – Христос Воскресе!
- Ой, здрасте! Воистину Воскресе! – улыбнулась девушка, останавливаясь. – А вы заболели что ли, или посещать?
- У меня тут знакомая лежит. А ты тут работаешь? – с надеждой спросила Анна Трофимовна. Машу она знала по храму, но не близко. Так только, здоровались в основном.
- Да, в инфекции, - девушка махнула головой в сторону голубого корпуса.
- О, а мне-то как раз туда надо или хоть продукты передать, - вздохнула Анна Трофимовна.
- А с чем ваша знакомая лежит? – уточнила Маша на ходу. – Там вообще-то у всех диета. Не все можно.
- Да я и не знаю. Ее только сегодня утром привезли. Зеленцова Регина. Может, знаешь?
- Ну, да. Ее при мне привезли, - кивнула Мария. – Только, вроде, она к нам по ошибке попала. Ее потом вторая хирургия забрала.
- На операцию что ли, - ахнула Анна Трофимовна.
- Не знаю. У нее анализы пришли и гемоглобин очень низкий оказался. И там еще, вроде, холецисто-панкреатит. В общем, вам в хирургию надо.
- А в регистратуре сказали, что в инфекцию, - Анна Трофимовна с грустью представила, что нужно снова общаться с неприветливым регистратором.
- Это, наверно, к ним еще информация не прошла. Хирургия ее еще не оформила, - кивнула Маша. – Вы погодите, я переоденусь, а то вся в земле, и узнаю, где ваша Зеленцова. Посидите тут пока, она махнула рукой в сторону зеленой скамейки, явно недавно покрашенной.
За то время, пока Мария отмывалась и переодевалась, Анна Трофимовна успела прочесть половину Богородичного правила по четкам, спрятанным в кармане пальто.
- Ну, вот, - Маша присела рядом, - правильно я вам сказала. Во второй хирургии она, во второй палате. Приемные часы уже начались, так что вас туда пустят. Это в главном корпусе, на втором этаже. Только про диету уточните, так продукты не оставляйте, а то больные наедятся, а потом обострение. Ладно, побегу я.
- Спаси Господи, Машенька! – Анна Трофимовна кивнула и поднялась следом.
* * *
- Рина, девочка, ну не плачь! – старушка осторожно, чтобы не сбить капельницу, погладила Регину по руке. Они разговаривали уже больше часа, и Анна Трофимовна все больше убеждалась, что Рина любит мужа, а история с дизайнером – всего лишь глупость, помноженная на скуку.
- Вася меня не простит и уже не поверит, что я ему по-настоящему не изменила, - уже в который раз произнесла девушка, с тоской скользя взглядом по зеленым, уже слегка облупившимся у потолка, стенам палаты.
- Я тебе так скажу, простит – не простит, мы, конечно, не знаем, но просить прощения нужно. Да и я за тебя попрошу. Только и ты не думай, что не виновата, коли, как ты говоришь, по-настоящему не изменила. Бог сказал, что и мысленно допустивший грех, уже виновен, что посмотревший с вожделением, уже согрешил в сердце своем.
- И что теперь?
- Риночка, теперь вам с Василием без Бога, без Церкви никуда, - сжала тонкие холодные пальцы девушки Анна Трофимовна. – Только Бог может очистить человека от любого, даже самого тяжкого греха. Во-первых, тебе надо креститься нормально. Я понимаю, ты уже говорила, - остановила она попытавшуюся возразить Регину, - ты уже говорила, что бабушка тебя крестила. Ты бабушку любила, и думаешь, что обидишь ее память, если примешь крещение в храме. Но это глупости, девочка! Если твоя бабушка искренне веровала, то она сейчас у Господа, и только порадуется за тебя, если ты придешь в храм.
Мы уже не можем спросить ее, как она тебя крестила, но при совершении Таинства Крещения важно каждое слово и действие. В крайнем случае, может его совершить и мирянин и даже женщина. Но тут есть важные условия – совершающий крещение сам должен быть крещеным в православии и все положенные слова и действия он должен совершить правильно. Человека окунают в купель троекратно, со словами на каждое погружение: «Во Имя Отца. Аминь», «И Сына. Аминь», «И Святаго Духа. Аминь».
Если твоя бабушка ошиблась хоть в одном слове, Крещение не совершилось. А поскольку покойницу не спросишь, то надо идти в храм, к батюшке, и креститься со словами «аще», то есть – если, не крещена. А после Крещения надо еще, чтобы священник совершил Таинство Миропомазания и причастил тебя. Это, уж, никто из мирян сотворить не может. Понимаешь теперь?
- Хорошо, - тихо произнесла Рина.
- А еще, главное для тебя сейчас – подумать о своих грехах, то есть о том, в чем ты преступала Божии Заповеди. Я вот тебе завтра книжечку принесу, ты про грехи почитаешь, повспоминаешь, в чем виновата, попросишь у Бога прощения. Да запиши все, а потом батюшке расскажи, когда креститься пойдешь. И выйдешь ты из купели крещения как голубица непорочная, - улыбнулась Анна Трофимовна. – Куда ж потом нашему Василию деваться? Прощать придется, если уж Бог тебя простит и очистит, то не человеку тебя судить.
- Хорошо бы так, - улыбнулась Регина и натянула повыше тонкое, коловшееся даже через пододеяльник одеяло.
* * *
Анна Трофимовна нервно мяла в руках кружевной платочек. Василий сидел рядом и то начинал барабанить пальцами по краю стола, то обрывал себя под укоряющим взглядом старушки. Директор приюта, пожилой мужчина, с резкими морщинами и усталым взглядом, поднял глаза от документов.
- Ну что же, все в порядке. Сейчас секретарь подготовит документы с нашей стороны, и вы можете забрать Сережу.
- Спаси Господи! – Анна Трофимовна облегченно улыбнулась.
- Да, из гимназии вы его тоже забираете? – уточнил директор.
- Сергей хотел бы продолжить учебу здесь, ему у вас понравилось.
- Хорошо, хорошо. Так и решим, - директор постучал ручкой по столу. – Учительница тоже хвалила вашего мальчика. И в классе у него, вроде бы, отношения сложились, хотя, конечно, еще мало времени прошло. Только вот возить-то вам его не слишком далеко будет?
- Я смогу перед работой отвозить, а обратно он может с вашими педагогами на «Газельке» служебной до города добираться, - вклинился Василий. – У вас же только одна смена, и едут все вместе, в одно время. Сережка уже сам умудрился с водителем переговорить.
- Ну да. Молодец, активный мальчик, - устало улыбнулся директор. – В общем, подождите, пока Ирина Витальевна вам документы подготовит. Можете в коридоре посидеть, а хотите, так на первом этаже актовый зал, там сейчас отец Андрей духовные лекции взрослым читает, можете и там подождать, время с пользой пройдет. Ирина вам и туда документы занесет.
- Хорошо. Спаси Господи! Мы уж лучше на лекцию, - обрадовалась Анна Трофимовна и потянула Василия из кабинета.
* * *
Зал был небольшой, и заполнен народом только на половину. Большей частью это были женщины средних лет, как, впрочем, и вообще в храмах. Хотя присутствовало и несколько довольно молодых мужчин, пара из них - даже бородатые. Анна Трофимовна и Василий присели на крайние сиденья, поближе к двери.
- Теперь посмотрим, какие вопросы мне тут передали, - батюшка надел очки и стал просматривать записки на столе. – Ну, о грехах вы лучше подойдите переговорить лично после беседы. А вот хороший вопрос: «Почему запрещается слушать светскую музыку, смотреть фильмы, читать светские книги»? - священник оглядел аудиторию.
- А что, правда, что все это нельзя? – прошептал Василий Анне Трофимовне.
- Погоди, послушаем, что батюшка скажет, а мы с тобой и дома про это поговорить можем, - шикнула она на него.
- Здесь речь не о запретах, а скорее, о самовоспитании. Цель жизни христианина – спасение души. А что может дать душе современный мир? Ведь в нем православных не более одного процента. Следовательно, все плоды современной культуры - есть плоды душ безбожных, отрицающих веру в Истинного Бога, и находящихся непременно под воздействием сил бесовских. Что могут дать христианину эти плоды? Куда поведут его эти властители умов и воспитатели человечества?
По существу, сегодня мы живем в языческом мире, в котором отрицается уже не только православная вера, но и те христианские ценности, отголоски которых, порой невольные и неосознанные, мы находили в творениях авторов прошлого. Помните, как относились святые первых веков по Рождестве Христовом к культурному наследию языческого мира, из которого вышли?
Святители того времени учились в языческих школах, потому что тогда еще не было школ христианских. Но учились не для приобщения к языческой безбожной культуре, пропитанной духом развращения, не для восхищения гармонично написанными строфами, а для того, чтобы достойно противостоять риторам-язычникам в проповеди христовой веры. Разве встретим мы у святителей наших восхищение Гомером или совершенством статуй языческих божеств? Нет, обучившись наукам светским, они уходили в пустыню, к святым старцам, чтобы впитать от них живое богословие христианства.
Если упорно и неустанно идти по пути спасения, то настанет такой момент, когда мы сердцем почувствуем, что нам чужда светская музыка, что любимые стихи больше не созвучны душе, а фильмы не хочется смотреть, потому что это мешает потом молиться.
- Что, правда, только один процент населения в храмы ходит? – поинтересовался Василий тихонько.
- Ну, примерно, - кивнула старушка. – Хороший батюшка, правильно говорит.
- Вот еще важный вопрос: «Как правильно молиться?». Это, конечно, тема очень обширная, и я бы адресовал автора вопроса, в первую очередь, к творениям святителя Феофана Затворника. Но если в двух словах, то тут уместно такое рассуждение.
Молиться может каждый, но это как с любовью - каждый подразумевает под этим словом что-то свое. Один молится – дай: здоровье, успех, деньги; другой тоже просит, только уже мирного состояния души, избавления от страстей, спасения. Кто-то, получив просимое, перекрестится чуть-чуть дежурно: слава Богу! У другого душа бывает столь переполнена благодарностью, что не знает, как и выразить ее, и обычных благодарственных молитв ей не хватает, а все хочется славословить Милостивого Бога. А третий молчит и чувствует, что душа его раскрыта пред Богом, как цветок пред солнцем, и это пребывание с Богом в тишине, когда и чувство времени теряется, тоже молитва.
Что касается многого моления, то это, наверно, тот случай, когда количество может перейти в качество. Нельзя научиться молиться, не молясь. Если не предпринимать труды для молитвы внимательной и сколько-нибудь длительной, ничему и не научишься. Конечно, все должно быть с рассуждением, потому что, если отложить, например, для молитвы заботу о родных, вряд ли она пойдет на пользу. Святые чередовали молитву, духовное чтение и работу. Так заповедали им ангелы.
- Вот ваши документы, - девушка секретарь протянула Василию, сидевшему с краю, пластиковую папочку. – Сережу уже позвали, он в холле ждет.
* * *
К дому они подходили все вместе. Анна Трофимовна сжимала ладошку Сережи, Рина держала под руку Василия.
- Ух ты, как у вас красиво! – восхитился Сергей.
- А как же! – улыбнулся Василий. - Это ты еще сад не видел. Все, как в настоящей усадьбе.
- А в бадминтон у вас есть, где играть?
- Конечно, - Василий потрепал мальчишку по волосам. – У нас даже настольный теннис в подвале есть, только играть мне не с кем было, ну теперь, уж, наиграемся!
Шебби шик
© Copyright: Екатерина Игоревна Михалева, 2022
Свидетельство о публикации №222061501527
Свидетельство о публикации №222061501527
Рецензии