Лыжники на реке

Что мы видим на этой картине? Я вижу Вологду 1994 года.

Вот Октябрьский мост, вот церкви Димитрия Прилуцкого на наволоке и Успения Богородицы с колокольней и группa лыжников на реке.

Женщина на переднем плане в синей куртке с красными вставками на рукавах. В это время полгорода носило такие куртки. Их продавали по товарным талонам в универмаге.
 
Вижу обычный серый, унылый зимний вологодский день, каких в моем городе гораздо больше, чем солнечных.
 
1994 год. Папа еще жив. Моему сыну 4 года. Я, наверное, еще работаю на телевидении или уже в газете…..

Я всегда знала, что это картина какой-то вологодской художницы по имени Н. Железняк. На обратной стороне есть имя. Ну, Железняк и Железняк, мало ли в Вологде художников.

А тут потребовалось заново оформить работу в раму, и меня торкнуло погуглить. При беглом поиске в интернете мне удалось намыть немножко золота...

Нина Витальевна Железняк, урожденная Буруцкая. Родилась в 1915. Жила с семьей в Москве. Папа был художником-любителем, а вот Нина училась живописи профессионально.

В 1937 году, то есть когда ей был 21 год, Нину арестовали. Слава Богу, обошлось без людоедства, и девушку просто на пять лет сослали в Вологодскую область..

Здесь она встретила Владимира Степановича Железняка-Белецкого. Он был на 11 лет старше и торчал в вологодской ссылке с 1936 года.

Писатель и искусствовед Владимир Билецкий был сыном сенатора Степана Белецкого, а по матери и вовсе потомком героя войны двенадцатого года Дениса Давыдова.
Владимир был блестяще образован и до ссылки в Вологду был вхож в тусовку известных столичных писателей.

А «Железняк» - это был его литературный псевдоним.

Нину Витальевну и Владимира Степановича познакомил Владимир Корбаков. В будущем он станет известным вологодским художником и проживет долгую и пеструю жизнь.

Это Корбаков привел Нину к Железняку-Белецкому в гости. Тот снимал жилплощадь в частном доме на улице Герцена,76 ( это я для вологодских читателей улицу указываю). Народу в доме было так много, что сын сенатора имел только небольшой угол за печкой на крошечной кухне.

И Нина влюбилась: «В одно из первых посещений мне запомнилось, как Владимир Степанович чистил крохотные, с ноготь, картофелины, которые лучше было бы сварить в кожуре. Он делал это так старательно и изящно, что я вдруг почувствовала нежность к этому человеку»

Через некоторое время Владимир Железняк -Белецкий сделал Нине предложение. Они поженились в марте 1944 года. Оба они после окончания срока ссылки решили остаться в Вологде.

Нина Витальевна подрабатывала ретушью фото и рисованием, а в свободное от работы время записывала  за мужем его новеллы. Владимир Степанович, говорят, был очень неплохим писателем.

Много лет супруги жили в башне вологодского Кремля, где расположен музей-заповедник. Владимир Степанович  работал там искусствоведом.

Комната была 28 метров, без мебели, но теплая и с прекрасным видом на Софийский собор и Соборную горку. Вологжане понимают, что центрее и краше места в нашем городе просто нет.

Так они и жили. Владимир Степанович писал статьи, а Нина Витальевна - картины. Может быть, я даже видела ее с этюдником на берегу реки или в парке.
Она умерла в 1996 году, на 12 лет пережив мужа.

От чтения воспоминаний Нины Витальевна оторваться было невозможно. Вместе со знакомыми топографическими названиями мелькали знакомые и незнакомые имена каких-то необыкновенных деятелей культуры, черт знает каким ветром занесенных в наш ссыльный край. Одна старушка Мусина -Пушкина чего стоит.

Куда это все делось? Почему сейчас такая серость и тоска ? И что я теперь буду видеть, глядя на картину Нины Железняк?

Я буду видеть тоненькую 20-летнюю девочку в переполненной камере НКВДшной тюрьмы, ее маму, нашедшую дочь в ссылке в деревне Мотыри, которой не было ни на одной советской карте, а найти это селение удалось только на английской карте, где были отмечены все деревни по реке Сухоне.

Я буду видеть, как уже в Вологде от голода и болезни в госпитале на улице Лассаля (потом Калинина, потом Зосимовская) умерла эта самая героическая мама. Перед смертью она очень просила кусочек белого хлеба, но санитарка сказала, что надо ждать часа завтрака...

Нина нашла ее совсем раздетой во дворе сарая на досках.

Я буду видеть, как сама Нина чуть не умерла от голода и дистрофии, а хозяйский постоялец-офицер смеялся над ее чудовищной худобой и советовал скорее умереть.
Но она не умерла, а поехала по вологодским деревням писать портреты по фотографиям.

За работу просила только еду.

Я буду видеть вечер и зал клуба на улице Клары Цеткин. Нина в воспоминаниях неуверенно пишет «кажется, лютеранской церкви клуб. Называли его «коробочкой». Но на самом деле это было здание бывшей синагоги. Зал клуба всегда был полон подростков и стариков.

Потом его сломают и я тоже буду это видеть.
 
Я буду видеть, как она смотрит на Владимира Степановича за чисткой микроскопической картошки, как потом туго завязывает на его голове шарф, потому что муж мучился страшными головными болями.

Я буду видеть как они вместе идут по пыльной дороге в Никола-Пенье, а вот она уже и одна.
 
Я вижу пожилую женщину с мольбертом. Она рисует натюрморты, портреты передовиков и городские пейзажи. И лыжников на реке, конечно!