Война и Мама
… И тут уже объяснять ничего не надо. Третий месяц – война. Девятым валом накатывает осознание всего того, что у неё случилось, что у неё на Душе, и за Душой.
Взгляды на секунду соприкоснулись. Но она тут же, резко - взгляд в окно, в свою, размытую слезами даль.
Сердце сжалось. Надо что-то ей сказать, надо поговорить. Понимаю, что надо. Обязательно. Но, что-то держит. Да. Она же в дороге. Может у неё с сердцем что? Надо повнимательнее. Стоит ли именно сейчас проситься к ней в дом - в её Душу? C разговорами... Что же там сейчас, в её Душеньке? Прям воочию «лицезрю» железобетонную плотину, … за которой бездна горючих, соленющих слёз. Плотину, готовую под напором недавнего прошлого вмиг разлететься в пыль. Только коснись.
Но и не коснуться – нельзя. Нельзя! Ведь она же – живая, эта женщина. Не из камня же ведь.
… Неловкая тишина … Для меня - неловкая. А ей? Она сейчас где-то далеко. Очень далеко.
- Моё имя – Владимир…, можете просто Володя. Я - до Первомайского.
- (…не слышит, она - там, в своём до безумия реальном прошлом, и в таком отныне ядрёном настоящем).
Книгу - в сторону, какое теперь к чертям чтиво?! Вслед за ней устремляюсь взглядом в окно. Пытаюсь «разглядеть», прочувствовать всё то, где она теперь… А она? А она – застыла. Застыла в своём. Как будто и не дышит, как будто и нет её здесь вовсе.
Так сидим напротив друг друга, очами уткнувшись в замусоленное временем стекло…
… Локомотив смыкнул состав, и платформа поплыла. Медленно. Теперь уже в прошлое.
Всю дорогу – в окно? Нееет! Понимаю, чувствую: надо поговорить, ей так будет лучше. И легче. Вся жизнь моя говорит об этом. Все мои натоптанные дороги.
Беру с верхней полки гитару (она всегда со мной) – чтоб тихонько… какие-нибудь звуки, просто какой-нибудь свой мотив. Так, чтобы фоном. Чтоб и в Душу не лезть, и как-то зацепиться. Словом. За живой разговор.
- Можно я тихонько поиграю?
В ответ кивок головой: типа полу-«да», полу-«делай что хочешь». А взгляд её - всё туда: в ускользающую реальность станционной платформы и реальность прошлого.
Вижу - кто-то машет рукой, тихо спрашиваю:
- Вам машут?
- Да (кивает… и дальше сквозь тяжёлую паузу). Сестра. Старшая… на 10-ть лет… Она в ту, последнюю, тоже потеряла, … только - мужа.
Осторожно так к ней:
- Сын?
… пауза, как пропасть… но по ней вижу накатывающийся жестокий возврат в её новую реальность, которая теперь «без него». И… та самая «плотина» - просто вразнос.
Гитару – в сторону. Осторожно, тихонько, через проход, протягиваю ей навстречу руки. Касаюсь пальцев её руки, безвольно лежащей на коленке… Ноль реакции. Другой, опёршейся на столик, – прикрывает глаза, и с неё капают слёзы… Льют. Размазывает их по лицу. Как-то машинально, и - всё: рука спадает вниз.
Собираю её ладошки в свои руки… Какие же они холодные?!... Тяжёлые и ватные. Совсем без сил. Правая чуть подёргивается.
И так сидим. Вне времени и пространства.
Как же тебе помочь, взрослая девочка? Такая вот внезапно постаревшая, поседевшая девочка… Сколько ж тебе годиков то? 45-ть? 50-т? 55-ть? …. И такая вот беда тебе, на всю твою головушку.
Спрашиваю:
- Вам далеко?
- (нет – качает головой) До следующей…. станции.
Молчим… Она – взгляд вниз, туда, где её ладошки в моих руках.
О чём же думы твои сейчас, бедная девочка? О чём???
А я? Ощущения?... Да такое же: почти на грани. Как же мне понятна её боль.
Внимательно чуть сверху смотрю на неё, … а сам как будто переношусь к ней - чтобы совсем рядом: как будто обнимаю, как вроде прислоняю её головушку к себе на плечо, и тихо поглаживаю… И что-то шепчу. Она не слышит. Просто рядом с ней голос. Ей это надо сейчас: голос живого человека. И дарю ей тепло. Тепло своей Души, и своих рук.
Бедные. Бедные наши постаревшие девочки. Беда то какая у вас. Сколько же вас теперь таких вот, да по всей нашей стране?! Сколько горя?!
- Вас встретят?
- (едва качает головой в стороны), мне тут рядом. Зачем кого-то утруждать собою?!
- Может Вам чая? Я принесу. Или водички? Я – сейчас…
- Нет. Не надо, (и придерживает мои руки…, ну чтоб не ушёл), … ничего не надо.
- Прошу Вас, поговорите со мной. Как Ваше имя?
Глажу её натруженные ладошки… Внимательно смотрю на неё. Всё ещё молчит… и вдруг тихонько, из забытья:
- Валя.
- Валя, Валечка, мне это очень важно, поговорите со мной. Какой он – Ваш сын? Мне важно знать. Что он Вам в последний раз сказал? ... Радостный был? Весёлый? Каким он был? Помните, что он Вам тогда сказал? Поговорите со мной, прошу Вас...
Медленно, как и сам этот старючий пассажирский раритет, что «кланяется каждому верстовому столбу», с запинками, перемешанными слезами и внезапными улыбками, то тягуче, а то рвано, начинает проистекать её история, их история: … роддом, первые шаги, бессонные ночи, первые зубки, детсад – утренник, короткие шортики – все в растаявшей шоколадке, и щёчки тоже, и … и дальше, дальше, дальше…
Слушаю. Даже нет … - внимаю. Каждому слову, каждому вздоху. Стараюсь уловить малейший оттенок в её голосе, каждый надрыв. Каждое движение. И грею, грею её руки… И Душу.
… Даже не заметили, как в проходе появилась проводница: «через три минуты – прибываем, не забывайте вещи»…
- Валечка, там на визитке есть мой телефон, пусть ваша племянница наберёт меня. Я через неё передам Вам свою книжку. Давно написал…, когда сам был на краю жизни. О том «как помочь себе, когда вам уже никто не в силах помочь», может что-то найдёте в ней для себя.
Да, вот ещё! Вот Вам сейчас листик, ручка. Пишите прямо сейчас, … своею рукой:
- Пожалуйста, прости меня …
- Я сожалею …
- Я благодарю тебя …
- Я люблю тебя…
Валя, попробуйте это, обязательно: проговаривайте по кругу эти слова. Много-много раз. И в конце каждой фразы – имя. Имя сына. Повторяйте столько, как того Душа просит. Ваша Душа. Поверьте - станет чуть легче…. Я это точно знаю… Мы с Вами – сильные. Очень. И мы ещё нужны нашим родным.
(Проводница торопит к выходу. Обнимаемся. Душа к Душе)
- Позвоните мне, как встретит племянница. Обязательно. И сразу же скажите ей, чтобы мне завтра утром позвонила… А то я к Вам на «окрошку» не приеду… ;)
… Она чуть улыбается. Мне.
--------
Трудно. Очень трудно смотреть на Мир глазами этой мамы. Этих мам.
Свидетельство о публикации №222061601108