Антимифы. Пневмус. Битва

        «Тебе капут, – пообещал Крезею Пневмус. – Комедия финита!»
        Крезей усмехнулся и закатал рукава, полагая, что оценивает ситуацию трезво и беспристрастно.
        Пневмус выпустил зигзагообразное жало и прогулочной походкой направился к своему врагу, чтобы погубить его ядовитым лобзанием.
        И тогда Крезей отсек Пневмусу жало ножом для разрезания страниц непрочитанных книг и вскрытия конвертов.
        «Ты посмел тронуть мое жало?» – не поверил Пневмус дерзости Крезея.
        «Да, я выдрал тебе поганое жало», – подтвердил свершившееся Крезей.
        Пневмус подобрал жало с земли и, взвесив утрату на ладони, повязал вокруг шеи. Затем ощерил свои острые, как сабли, зубы (среди которых недоставало половины, отчего сохранившиеся выглядели вдвойне жутко) и грозно двинулся на Крезея.
        Крезей играючи ударил Пневмуса кулаком в челюсти.
        Пневмус остановился, выплюнул зубы изо рта и растерянно уставился на них. Потом аккуратно собрал и закопал в суглинок – в надежде, что из посева взойдет верная армия сатрапов. Но утекали последние минуты жизни врага, а зубы не давали желанных ростков. Тогда Пневмус выкопал их, сжал в кулаке в качестве кастета или талисмана и ринулся на Крезея, чтобы не оставить от него мокрого места.
        «Ну, берегись же, Крезей! – сотряс окрестности его воинственный клич. – Настал твой последний час».
        Но Крезей схватил Пневмуса за руку, оторвал ее и швырнул прочь.
        Преодолев замешательство, Пневмус изрек:
        «А вот это было жестокой ошибкой, Крезей... Теперь тебе несдобровать!»
        Он поднял оторванную руку, взял ее как дубинку в оставшуюся и приблизился к Крезею с неодолимостью Фатума.
        И тогда Крезей откусил Пневмусу оставшуюся руку и с отвращением выплюнул ее, хотя борьба возбудила в нем зверский аппетит.
        Пневмус посмотрел на откушенную руку, продолжавшую держать оторванную, в кулаке которой еще оставалось несколько зубов, и решил не поднимать верхних конечностей: только лишний груз и обуза.
        «Ох, не завидую я тебе, Крезей», – покачал головою Пневмус, отступил на несколько шагов и с разбегу понесся на Крезея, чтобы забодать его лбом.
        «Да, сколько же это еще будет продолжаться?» – нетерпеливо подумал Крезей, утирая пот с чела.
        И, чтобы приблизить окончание, он оторвал Пневмусу голову и пнул ее ногой, как футбольный мяч. Резво покатилась голова, прыгая по кочкам и ухабам, и ошалело пяля зенки.
        Тело Пневмуса с трудом встало на ноги и огляделось по сторонам катящейся головой.
        «Хорошо же... Сейчас я тебя попросту уебу!» – устрашающе протрубило оно скважиной горла и, пошатываясь, поползло на Крезея, чтобы задавить и расплющить его своим весом.
        «Что-то я притомился, – признался себе Крезей. – Отдохнуть бы чуток. Впрочем, нет: сначала дело, а заслуженный отдых по окончании».
         Он схватил тело Пневмуса, перевернул его вниз головой (точнее, ногами вверх, ибо голова дезертировала в кусты на обочине) и вколотил в землю. Остались от Пневмуса только торчавшие из грунта голени.
        Но вот на месте частичного захоронения Пневмуса вырос камыш и что-то прошептал. Крезей не расслышал слов и потребовал повторить их громче. Но камыш не смог выполнить полученного распоряжения, и Крезей был вынужден подойти к нему вплотную, чтобы уяснить смысл обращенного к нему послания.
        «****ец тебе, Крезей...» – нечленораздельно, но вразумительно прошелестел камыш.
        «Вот неуемная тварь!» – изумился Крезей, выдрал подлое растение с корнем и снова втоптал в землю.
        И тогда на месте расправы возникло и ласково забулькало болото.
        «Поцелуй меня, Крезей...» – поманило оно героя медоточивой руладой сирены.
        Крезей встал на колени и коснулся устами густой ряски.
        «Не так – взасос!» – упрекнуло его болото.
        И Крезей поцеловал болото так, как хотело оно. И тогда топь засосала героя без остатка. Лишь несколько пузырьков поднялись к поверхности и, лопнув, растворились в воздухе.
        А в этот момент к месту гибели Крезея подкатилась голова Пневмуса и успела подытожить, перед тем как сама исчезла в трясине:
        «Я же предупреждал, Крезей, что тебе не жить...»