Клубничка запоздалая

 


Нередко анекдоты начинаются так: поспорили русский, немец и американец. Но в данном случае собрались как-то на крыше поболтать о том, о сем гражданин Канады, гражданин Германии и гражданин Израиля.  Уже потертые годами, эти граждане знали друг друга со школьных лет, со своего счастливого   пионерско – комсомольского детства.  В небольшом российском городке они в параллельные классы ходили. Не просто ходили. Двое даже вышли на золотую медаль. Все трое закончили московские вузы. И один с красным дипломом, и кандидатскую защитил. И поуезжали.
 
И вот спустя много лет слетелась на крышу эта троица с двойным гражданством. И когда слетелась, когда увиделась, когда поняла, как много век отнял, тут без вина не обойтись.  Хоть и делились в сетях друг с другом своими фотографиями, все же могли на улице, в суете городов, и не узнать.

И вот теперь, попивая вино, наблюдали они, как темнеет вечер и загораются огни города, как выполз на небо опрокинутый месяц.  С крыши, вид роскошный. Глядят они вниз, в лощину, на дома, на пики кипарисов, на то, как под мягким прохладным ветерком едва шевелятся листья пальм, на склоны противоположных холмов, на неспешно плывущий улицам поток машин, на высокий бетонный забор, утонувший вдали, в темноте, на купол мечети еще дальше, за забором. И тут читатель может удивиться, что же это за место с мечетями, заборами и гражданами Канады, Германии и Израиля в одном месте.  Слово – Израиля, дает ключ к ответу.  Все происходит в городе трех религий Иерусалиме. И посиделки происходят на плоской крыше иерусалимской квартиры, того, кто осел в Израиле. Половину верхнего этажа его двухуровневой квартиры, занимает балкон, являющийся крышей нижнего этажа. А высокий забор разделяет две религии, два мира, которые никак между собой не поладят.

Всех собравшихся зовут Сашами. Мода, наверное, на Саш была в то время, когда они появились на свет. Правда жены своих мужей зовут по-разному. Одного Аликом, другого Шуриком. А третий в разводе.  Как звала его бывшая жена, собравшимся на крыше не интересно. Они зовут его Сашей.
 
  Каждого из сидящих к этому вечеру привели разные дороги.  Окончив институты, трудились три Александра в различных уголках необъятного Союза.  Но вышло так, что поочередно покинули его.  Каждый имел на то свои причины.  Первым уехал тот, кто оказался в Канаде. Выиграл какой-то научный грант.  Вторым уехал тот, что поехал в Израиль. А тот, который стал жить в Германии, завершил исход. На чужбине, оседлав ноутбуки и телефоны, стали они переписываться.

И вдруг, спустя много лет, у того Саши, что жил в Германии, появились какие-то дела в Израиле. В Иерусалиме. Узнав это, Саша, что жил в Иерусалиме, предложил собраться у него. Втроем.  Они именно так и сделали.

О чем могут беседовать за бутылочкой винца люди с высшим техническим образованием с двойным гражданством? Конечно, о великой русской литературе. Тема неисчерпаемая. Остались спать у хозяина. Утром их разбудило пение муэдзина. И уже за завтраком вернулись они к неоконченному вчера разговору, в котором трудно поставить точку. Так и не наговорились.  Так и не поставили точку.  Разъехались восвояси.  А русская литература осталась существовать без их точки, даже не почесавшись.

Прошло пару лет. И у Саши, который жил в Германии, захворала сестра. Саша, подходя к проблемам рационально, старался, при возможности, убить двух зайцев.  И в этом случае и сестру можно навестить, а заодно и на город своего детства посмотреть.
 
И вот, за сдвинутыми столиками в кафе на набережной города его детства собрались бывшие одноклассники. Те, кто не уехал, кто зацепился, так сказать за родные березы. А зацепившиеся имелись. Город-то хороший. Море теплое.  Берез нет, но тополей, каштанов, платанов и акаций – в избытке. Разве что пальмы не растут. По случаю Сашиного визита бывшие одноклассники и соорудили маленький банкетик.

Уютное вполне европейское кафе у самого моря.  Но главное – атмосфера.  Темнеет. Солнце садится за холмы и красит море и небо сначала золотом, потом розовой патиной. А потом цвета плавно переходят к синему, темно-синему, фиолетовому. Бухту прочертили лучи с противоположного берега. Тихим саксофоном мурлычет волна. Саша расчувствовался. Не хуже, чем в Иерусалиме. И он рассказал о той встрече.

- Красиво жить не запретишь, -  вздохнул Сережа.

- Мы живем – покрасивше будет. Вон вокруг какая красота. А главное, люди красивы, - возразила Люся.

- А кто против? - сказал Саша,  - Я так скажу. Из тех красивых мест, что я за бугром повидал, многое потому красиво, что сделано трудом человека. А у нас богом дано. Алмаз уже в руках, только ограни.

 - Нет, не уходи в сторону. Признай, что наши женщины красивее ваших германских - завелась Люся.

 - Красивее, красивее. Всех милее, всех румяней и белее, - согласился Саша.
 
- Вот видишь, что тебе человек видевший мир говорит! - Люся повернулась к Сереже.

- А я разве против? – пожал плечами Сережа

 - А чего тогда выворачиваешь наизнанку? Красиво жить!  Красиво жить - это не в бегах за заграничным.  Красиво жить –это жить по правде.  А женщины у нас все равно красивее. Это все в мире признают.

- Ну а как тогда француженки? –  спросил Сережа

- А ты хоть одну француженку в глаза видел?   - не унималась Люся.

 - В кино сколько угодно.

 - Кино не считается.  В кино актрисы. Их там размалюют. Там убавят, там добавят. Если тебя на это тянет, что же ты ушами хлопал, жену себе импортную не подобрал?
 
Люся глядела на Сережу. Глядела, как злая вахтерша сверяющая лицо с пропуском.  Но по тому как она перевела взгляд на Сашу, он понял, что слова назначались ему.  Не Сережина, его жена была немкой. Обычной российской немкой, каких немало жило в стране. И которые ничем не отличались от русских. И когда Саша писал перед ней вензеля, ходил гоголем и когда женился, его абсолютно не интересовала ее национальность. Но именно это, в результате, дало возможность выехать в Германию.

- А я жену не по национальности подбирал, - ответил Саша на Люсин взгляд.

- Знаем мы вас, - Люсин голос звучал жестко, -  Вы, думаю, и в Москву поступать намылились, специально, чтобы жен себе пофартовее оторвать. Наши не устраивали.  Помню-помню, как вы в десятом классе шушукались межу собой. Отличники хреновы. И Немец что ли не по национальности выбирал?

Фамилия, того самого Саши, который жил в Иерусалиме, была Немец.

- А это ты у него спроси, - сказал Саша, - Я женился по любви.

- Ага, все вы женитесь по любви, пока лежите зубами к стенке.  Немцу бы с его фамилией в Германию ехать. А он себе евреечку отхватил. Видела я эту корову. Они сюда как-то приезжали.

- Давайте сменим тему, -  предложила Наташа,

- Вот именно, - согласился Саша, - Давайте говорить друг другу комплименты. В жизни велика воля его величества случая. Видели картины, нарисованные обезьянами?  Куда попала кисть, там и мазок. Судьба - примерно то же.   

- Хороший комплимент нашей жизни, - презрительно протянула Люся, -  Ну если ты сравниваешь свою жизнь с обезьяньей картиной, тогда понятно. Тогда все правильно. Только вот одна деталь. Среди обезьян и люди встречаются. Я ни на какой случай не полагаюсь. И иду по жизни выверенным путем. А тех, которые по обезьяним картинам ориентируются, всегда почему-то в конце концов заносит туда, где поуютнее.

- Да, сказала Наташа, - Ну а те, кто идут по жизни выверенным путем, оказываются там, где оказываются.

- И где оказываются? – Люся сузила глаза, как пантера перед броском. Это были глаза немолодой женщины. с осенней усталостью, по меткому наблюдению Есенина. Но осенняя усталость придавала еще большую готовность сорваться. Люся снова посмотрела на Сашу.

Саша допускал, понимал, что Люсю могло что-то раздражать. Но сегодня вечер встречи. И он-то, можно сказать, странник, чем перед ней виноват? Но желая замять конфликт, Саша постарался выдавить слезу, 

-  Это мы живем где поуютнее?  -  Это вы, господа, живете, где поуютнее.  Вы живете в том мире, к которому привыкли. Картинки, знакомые с букваря. Родной язык. Родня. Старые друзья.  Даже праздники вы понимаете. Суть праздников понимаете. Можете иногда на праздники и по субботам пересекаться. Взять и завалить в кафе. А Немец мне так сказал – я живу, под ногами не чуя страны.

- Ах, Немцу, бедному и в кафе сходить не с кем?  Пусть со своей еврейкой и ходит, – ухмыльнулась Люся, -  Ну тебе, может быть и не с кем, - Люся посмотрела на Сашу, - Я понимаю. Женушка-то тю-тю.

- Женушка ни при чем. Хотя тоже… У немок своя ментальность. Ну, по крайней мере таких старых друзей с детства у меня там нет, - ответил Саша.

 - У тебя старых друзей нет, а у нас суббот нет, - горько усмехнулась Люся, - У немок своя ментальность, а у нас своя. Субботы нам только снятся. Я по субботам работаю, прямо с этой бессрочной каторги сюда прискакала.

- С корабля на бал. Ты, Санек уже оторвался от нашей реальности, - пояснила Наташа, -   Так что, на некоторых экзальтированных дам не обращай внимания. Ты пойми, что сидишь с женщинами в интересном положении. Мы между небом и землей. Пенсионный возраст. Это как ты в заложниках у бандитов. Уволить – пустая формальность. А чтобы зубы на полку не положить, нужно этими зубами цепляться. По субботам. Как там на воротах было написано – работа делает свободным.

- Меня из моего отдела вынесут только вперед ногами, - твердо заявила Люся, -  Небось, у вас в Германии по субботам немки с другой ментальностью балдеют?

- Кто как, - сказал Саша, - Кому положено, тот работает.

- Так им за это, небось, платят вдвое? – спросила Наташа.

- Я точно не знаю, - сказал Саша, - По трудовому соглашению

- А кому положено в субботу пахать?  - спросила Люся, - Русским рабам вроде тебя? Дворниками и таксистами?

- Я там вовсе не раб. Когда-то очень недолго работал таксистом.  Диплом подтвердил. Устроился инженером. И все в порядке.

  - А по мне лучше быть простой неваляшкой, - покачала головой Люся.

- Что значит неваляшкой? – не понял Саша

- А то значит, что я не свалила из страны, как некоторые, -  и Люся в очередной раз пантерой посмотрела на Сашу.

- За то, что не свалила, медаль полагается? – спросил Саша.

- А я бы такую учредила, -  с гордостью согласилась Люся.

- Что же ты к медали в школе не рвалась?

- Так с вами разве посоревнуешься. У вас там все схвачено. Медали заранее разобраны.

- Нет, я думаю потому, ты уж меня извини, - сказал Саша, - Что для той медали в школе нужно было пахать. Ну, хорошо, а за труд же есть медали.   

- А уж про труд даже не заикайся. Тут все только своим, по блату. Жалко, за преданность Родине нет медали. А надо бы учредить.

- Не переживай, Люсенька, скоро и такие изобретут. За любовь к Родине, - сказала Наташа, - Тебя первой наградят.

- И не откажусь. Буду с гордостью носить, - заявила Люся.

- Какой мусор у тебя в голове, -  вздохнул Саша.

- Нет, Сашенька, - поправила Наташа, - Это не мусор. Это чистое, без примесей, золото наших убеждений. 

 - А Немец работает?  - продолжила допрос Люся, -  Там ведь с такой фамилией и на работу не возьмут. Или он под еврейской фамилией жены замаскировался?

- Вот ты ним свяжись и расспроси, - сказал Саша, - Телефончик дать?

- Нужен мне его телефон! – фыркнула Люся, - Я телефоны предателей не коллекционирую.

- Это почему же он предатель?

 - Ты, Саша, не понимаешь, - объяснила Наташа, - Он предал и Родину, и светлую девичью веру в большое чувство.

- Кстати прекрасный тост: за Родину и большое чувство! - предложил Сережа и подлил вина в бокалы.

- Какие там большие чувства, - фыркнула Люся, - Просто не переношу предателей.  И вообще не представляю, как можно с фамилией Немец жить в Израиле.

- За него не беспокойся, - сказал Саша,

- А мы беспокоимся! Немец прошкарябал кровавый след в девичьем сердце, - Наташа ядовито улыбнулась, - Люська с ним в десятом классе исцеловалась до умопомрачения.

-  А ты что видела?! – вспыхнула Люся.

- Да об этом все знали, - пожала плечами Наташа

- Докажи!
 
-  Сказать где? На набережной! Около памятника морякам.

Люся скорчила презрительную мину.

  - И как это разглядели, удивительно?

-  Изи, что в переводе значит - легко. Летом все окна и балконы открыты. Люди дышат морем. А тут в тени памятника какая-то не бронзовая скульптурная группа. А   в домах через одного моряки.  Бинокли имеются.

- Я уже забыла давно, а ты помнишь. Завидно? – вспыхнула Люся, - У меня хоть и есть, о чем вспомнить. Но я его вычеркнула из памяти.

- Чего мне завидовать? – повела головой Наташа, - Немец - явно герой не моего романа. Он хоть и был круглым отличником, а в чем-то круглым дураком.  Ты помнишь какая у него кличка была? Параграф.

 - Завидно - завидно, - Люся посмотрела на Сашу.

А для точности нужно сказать, что Саша и Люся обменялись взглядами. Саша – откровенно удивленным. А Люсиного взгляда он расшифровать не мог.  Наверное, чувство достоинства излучал этот взгляд. Вот мол! Понял, как меня ценили. Любили! Не знал?  Так знай!
 
Саша, действительно, удивился. Не обрадовался, не опечалился.  Просто удивился.  Так получилось, что, начиная с некоторого момента, он оказался вовлечен в Люсину жизнь. И потом - не то, чтоб отслеживал, как там Люся поживает, но все-таки, знал кое-что из ее биографии. Но поцелуи с Параграфом – это что-то новенькое. Честно говоря, и сейчас он не мог вообразить, чтобы Люся, которая сидела в классе тише воды, ниже травы, и круглый отличник и активист Сашка Немец могли перехлестнуться. Но оказывается, есть такие тайники сердца, о которых Саша и не догадывался. 

Даже спустя много лет то, что уже быльем поросло, укололо.  Когда это Параграф успел? И золото отхватить и Люську. Впрочем, подумал он, если на школьное золото нужен ум, то для поцелуев ума не надо. Вот только что время на это уходит. Ладно, Параграф ухитрился.  А Люся-то как ухитрилась?  На поцелуи времени у нее было хоть отбавляй. Знаниями она не блистала.  Но она не блистала и прочим.  Заморыш заморышем.  И ни сисьски, ни письки. Хотя, в последних классах прибавила. Вытянулась и оформилась. И стала более сносной. Саша на Люсю и не смотрел. А вот Параграф, он же Немец, наверное, ее метаморфозы зафиксировал. И, казалось бы, что Саше до того, что он не знал про Люсины похождения. Однако немного укололо. 


  Каникулы после четвертого курса у Саши были коротки. Почти все лето военные лагеря. Только полторы недели на отдых. Саша тогда рванул домой. На море. Город млел в августовской жаре. И почти никого из бывших одноклассников. Разметало. 

 Саша увидел Люсю на пляже. И обрадовался. Хоть одна знакомая душа. Слышал, что институт она то ли не поступала, то ли не поступила. А теперь от нее самой узнал, что у нее большие перемены.  Выскочила по глупости замуж, родила, и сразу же развелась. И теперь она - молодая мать одиночка. Саша понимал ее огорчения -  у матери одиночки и не красавицы перспективы не радужные. Живет с родителями.  Только полгода прошло после развода.  Муж пьяница проходу не дает. Хорошо, что родители занимаются внуком. Дают периодически ей развеяться. Хоть на море сходить.

 Для Саши это был потусторонний мир.  Как ее заботы были далеки от его беззаботности. Он свободный, не обремененный семейными тяготами, смотрелся рядом с ней сущим пацаном. Поговорили, поплавали, позагорали. И Люся стала собираться. Да и Саше надоело купаться.   Проводил ее до подъезда.  И тут она спросила.

- Зайдешь?

- Зачем? - поразился Саша.

Она ответила на его вопрос обворожительной улыбкой волшебницы, у которой в руках ключи от счастья, и добавила.

- Родители завтра уйдут на работу. А я еще в декрете.
 
И Саша все понял. И зашел. Жаль, дней, чтобы навещать Люсю, ему оставалось мало. Впрочем, его вполне устраивало. Расставание его не терзало. А Люся приуныла

- Тебя родители провожают?

- Что я маленький? - удивился Саша, - Сел в поезд, вышел в Москве.

- Ну, тогда я тебя провожу.

- Не стоит, -  твердо заявил он и заметил, как Люся обиженно поджала губы.

 И вроде бы забыл он о Люсе.  Редко после института он приезжал в родной город.  Но когда приезжал, вспоминал: ну и как там она. Замуж вышла? Нашла себе кавалера? Но Люся продолжала жить все там - же.  Родители работали. Мужа нет. Но и о кавалере она не упоминала. Сын уже пошел в школу. Люся работала продавщицей в продмаге в двух шагах от дома. Могла отпроситься на минут пятнадцать- двадцать. И он стал навещать ее по этой методике.  Хотя, рассуждал он, она может так же, как со мной, отпрашиваться и с другим. Но какие у него права на ревность?  Наоборот, он желал ей только счастья в личной жизни. Ну уж, а если у нее счастья не получается, он, как приедет, к услугам.

 Приехав в город спустя долгое время пошел ее искать в тот самый магазин.  Там сказали, что она теперь работает на заводе. Получила комнату в общежитии.  Но как ее найти? Спросить адрес у родителей? А что тут криминального, если бывший одноклассник интересуется.   

 Непросто было ему решиться спросить о Люсе у ее родителей. Но, вопреки сомнениям, родители обрадовались, что он не забыл их доченьку. Адрес он получил, и подумал, что они наивные люди. Но потом решил, что не такие уж наивные. Судя по тому, что Люся на время их свиданий оставляла сына у родителей.  Он приглядывался к вещам в ее комнате. Никаких признаков взрослого мужчины. Даже странно. Люся - женщина как женщина.  руки-ноги, все на месте. Не красавица. Но таких как она, полнехонько. Находят же остальные себе спутников.

Как-то Люся ему выдала.

- Ты просто меня используешь.

- То есть?

- Приезжаешь и я тебя обслуживаю.

- Это я тебя использую?

- А как же. Я на тебя рассчитывала. Я думала…

- А что на меня рассчитывать?  - сказал он, - У меня жена. А может быть это я тебя обслуживаю, когда приезжаю?

И он решил больше к Люсе не приходить.  Просто, чтобы она не обманывалась, и не обманывала его, и на него не рассчитывала.

Про Люсю он думать забыл.  Да он о ней особенно и не думал. Вспоминал только, когда возвращался в свой город.  Полагал, что и она о нем мало вспоминает. И главное, надеялся, что о нем с Люсей никто не знает. Ни ее подруги, ни ее родители. Боялся одного: Люсе то не от кого таиться. А он, приезжая с женой и детьми, должен был вести себя, как Штирлиц. Так Штирлиц рисковал ради высокой цели. А у него, что это - роман? Одно название. Несколько коротких серий с промежутками в годы. Это, скорее, одолжение одинокой женщине с трудной судьбой, которой нужны сочувствие и ласка. Так что пусть это рядом будет человек со стороны, а тот, кого она знает много лет.

Потом Сашина жена вспомнила о своих немецких корнях, и они уехали в Германию. И отпуска теперь они проводили, разъезжая по миру. А потом жена нашла себе богатого американца. И тут во время ссоры выкатила ему предъяву. Про Люсю. Они развелись чинно, благородно.  Бывшая жена укатила за океан к своему хахалю. Саша же остался в Германии, но не в гармонии.   Одно дело понимать со стороны, что у местных немок мозги устроены немного иначе. Другое дело, когда разговор идет о совместной жизни. А бывших советских… их еще поискать нужно.  В таком возрасте выбор не ахти. Саша из Иерусалима звал его в гости. А заодно и присмотреться, познакомиться. Уверял, что в Израиле женщин с нашим пониманием вопросов семьи и брака пруд пруди. Саша, помаявшись немного без жены, даже слетал в Иерусалим на смотрины. Присмотрели ему приятную женщину, наполовину еврейку. Но не сложилось. 

Но про Люсю в это время поисков и разброда Саша не вспоминал.  То есть, вспоминал. Но не с тем, чтобы жениться. Характер у нее не подарок. А теперь, увидев Люсю, Саша понял, что ее нервы вконец истрепаны.  Уж ни в коем случае не для совместной жизни. Так что, когда расходились из кафе, Саша и не думал о Люсе. Но тут Наташа сказала:

- Ну Сашенька, ты у нас богатенький Буратино. Возьмешь такси, проводишь Люсю.
 
Люся не отнекивалась. Она несколько лет назад наскребла на вполне приличную.   однокомнатную малосемейку. Но ехать на край города.  А женатый сын живет в квартире ее умерших родителей. 


Когда Саша в Германии таксовал, привык догадываться, куда и зачем едут его пассажиры. Хотя в данном случае он, сидя на пассажирском сидении, сам не знал, чем обернется провожание. Он холост. И Люся одинокая. Но, романтика в прошлом. Но у своей двери она не сказала: ну все, пока. 

Она возилась на маленькой кухне.  А он думал: то, что накрыла в комнате, намек на что-то?  Люся села, напротив. Ее взгляд потеплел против того, что Саша видел в кафе.  А он старался разгадать по этим серым небольшим глазам, что готовит ему вечер.

- Ну что, какая программа? – спросила Люся.

- Зависит от тебя, - к словам Саша добавил безразличное пожимание плечами. Подумал: в принципе, не больно и надо. Он уже был сыт ее пламенными речами в кафе, - А варенье вкусное. Сама варила? –. Комплименты способствуют сближению.  Чтобы расположить женщину к себе нужно похвалить ее стряпню. Сластеной он не был. Но ситуация требовала Он поддел ложечкой клубничку, положил на кончик языка и потянул в рот, демонстрируя, как он смакует эту прелесть.

- А ты сластена? Любишь варенье? Не знала. Кушай-кушай. Домашнего приготовления. Небось у вас там все фабричное.  А я специально тверденькие ягодки отбирала, чтобы не кашей вышло, - она улыбнулась, - Впрочем, тебя на клубничку всегда тянуло. 

- Клубничка запоздалая, -  усмехнулся Саша печально.

-  Ну, какие наши годы. Наташка тут уши прожужжала, что ты приехал не просто так.

- Не просто как? – переспросил он и даже за вареньем не потянулся. Были у него имущественные недоговоренности с сестрой. Но сестра была на пять старше и не общалась с его одноклассниками. О чем тогда Люся?

 - За русской женой приехал?

Саша удивился еще сильнее, чем удивился, когда услышал о Люсе и Немце. Неужели под его   программой Люся понимала это? Что-что, а это в его программу не входило.

-  А у нас тут целый дендрарий невест. И Наташа, и Оля. 

- И ты? - добавил он, упирая на знак вопроса.

- И я, - улыбнулась Люся, наверное, расценив его вопрос как половину предложения. Но так как он дальше не продолжал, затих, добавила, - Русские женщины коня на скаку остановят. Это тебе не разнеженные немки, - и произнесла игриво, - Городок наш ничего, населенье таково: незамужние подруги составляют большинство.
 
Саша просек Люсину генеральную линию.  Просматривался сговор: не зря Наташа ему предложила Люсю проводить. Знала она о нем и Люсе?  И вот сидит он в Люсиной квартире.  А, впрочем, Люсина линия вполне рациональна и объяснима. «В наши лета любить задаром смысла нету»: 

- Но я не собираюсь переезжать сюда, - сказал Саша.

- Ну и что? – Люся пожала плечами.

- А я тебя послушал, так тебе все за границей не нравится.
 
- А ты меня зовешь? Так я притерплюсь. Постараюсь. Зато ты будешь с вареньем и со всем остальным.

- Да я обойдусь и без варенья, - он не добавил: и без всего остального. Но даже   эти слова поставили жирный крест на Люсиной генеральной линии.

- Вот видишь ты какой. Ты говоришь, мне не нравится за границей.  Нет, это тебе все у нас не так. Только собственные интересы, - сделав капризную гримасу, вздохнула Люся, - Это не так, то не этак.  Все вы так

Саша не первый раз слышал от женщин именно эти слова: все вы так. Кого женщина подразумевает под словом «вы»?  Скелеты своего шкафа?  Совать нос в Люсин шкаф и разбираться в ее скелетах он даже не посягал. Поскольку сам являлся одним из ее скелетов. И несомненно, не единственным.   Но вот, оно. Может быть, Люся, наконец, приоткроет дверку. И он успокоится и все точки над и будут расставлены наконец.

- Кто это мы, которые «все мы так»? – поинтересовался Саша.

- Евреи, – сказала Люся.

Саша удивленно открыл глаза. В своей родословной ни одного еврея он не знал. Достоверных сведений про остальных двух Саш у него не было. Но, кажется, и там было чисто. Может быть, Люся как-то узнала, что Сашка Немец подыскивал ему подругу в Израиле? Может быть в Люсином шкафу оказался прикопан еврейский скелетик? Почему такой вывод? Во всяком случае, поскольку их разговор удалился от романтики, Саша, поняв, что с Люсей не выгорит, сжал беседу и откланялся.  В коридоре она сказала,
- Вот видишь ты как.  Тебе подай на блюдечке только то, что тебя интересует.
Он промолчал. На обратном пути в город, вспоминая песню про незамужних, добавил   собственную концовку: городок ваш ничего населенье таково- те, кто дружит с головою, составляют меньшинство.