Портрет ведуньи

главы из повести "Тайна старой ведуньи"

...в полумраке комнаты, казалось, остановилось само Время - всё в ней было необычно: и обстановка, и хозяйка дома, которая сидела в пол оборота за круглым столом. При тусклом освещении древней керосиновой лампы и отблесков огня из камина можно было разглядеть лишь её силуэт - о возрасте этой женщины можно было лишь догадываться. По довольно стройному, почти девичьему силуэту, можно было предположить, что это - довольно юное создание, но сутулая, скорбно согбенная спина, прибавляла женщине неведомое, запредельное количество лет. Постепенно привыкая к полумраку, можно было разглядеть лохмотья, которые едва прикрывали тщедушное тело женщины. Вряд ли понимая, что её разглядывают, она пребывала в глубокой задумчивости, судя по всему, её мысли витали слишком далеко...

Казалось, что вывести женщину из этого глубокого созерцательного транса невозможно, она сидела неподвижно довольно долго, глядя на затухающее пламя камина, лишь губы её что-то шептали беззвучно. Затем медленно повернув голову, хозяйка дома внимательно глянула на замершую в нерешительности вошедшую женщину средних лет, с измученным лицом и потухшим взором.

- Ну... Пришла, так говори... - голос ведуньи прозвучал неожиданно глухо и проникновенно, - Долго я ещё буду ждать? - добавила более громко.
После этих её слов, вошедшая женщина медленно опустилась на колени прямо у порога, слёзы хлынули из её глаз, и тихо с отчаянием произнесла:
- Помогите! Умоляю! - и уронив лицо в трепетные ладони, она горько всхлипнула...

Позади упавшей на колени женщины стоял, судя по всему, молодой ещё мужик с спутанной русой бородой и такой же взлохмаченной головой, лицо его было бледным с выражением крайнего отчаяния в глазах. В руках у мужика был свёрток, закутанный в лоскутное одеяло и овчинный тулуп мальчонка лет восьми, которого он бережно прижимал к груди.

Хозяйка дома, с неожиданной прытью быстро встала и подошла к мужику, приложила свою руку ко лбу мальчика, сухо скомандовала:
- Клади его на стол возле камина!
Мужик прошёл следом за хозяйкой, бережно уложил ребёнка на стол, развернул тулуп.
- Одеяло пока не разворачивай, - продолжала женщина низким, грудным голосом, - растопи пожарче камин, а я пока снадобья принесу...
Женщина, всё же ещё стоявшая на коленях у порога, тихонько поднялась и, продолжая беззвучно плакать, подошла ближе к столу, взяла ребёнка за руку, прильнула к ней губами, лихорадочно пытаясь укрыть его поплотнее одеялом, одновременно наблюдая за мужиком, подбрасывающим дрова в затухающий камин и поглядывая на старую ведунью, которая уже хлопотала возле мальчика, расставляя на столе многочисленные плошки с барсучьим и медвежьим жиром, настоями из трав и другими, только ей ведомыми снадобьями.

Мать ребёнка, срывающимся голосом шептала:
- Помогите Христа ради! Провалился в полынью мой сыночек, не уследили, вовремя не успели, застыл он крепко, помогите Христа ради! Помогите!
- Цыц! - шикнула на отчаявшуюся мать старуха, - лучше помоги растереть, да не просто растирай - молись! Господь милостив! Не оставит!

Мужик, переминаясь с ноги на ногу, хмуро наблюдал за происходящим, затем робко спросил:
- Хозяйка, ещё дровишек в дом занести?
- Занеси, - согласилась старуха, - надо жарко натопить, чтобы мальцу пропотеть хорошенько.
Ребёнок, видимо от нестерпимого жара, разметался на столе и тяжело дышал. Его худенькое тельце сводило судорогой, вызывая мучительные стоны, от которых мать его вздрагивала и, сдерживая беззвучные рыдания, с надеждой взирала на ведунью.

Старуха методично растирая тело ребёнка поочерёдно из разных, принесённых её плошек, тихо шептала только ей понятные слова. Затем приподняв голову мальчика, бережно напоила его из плошки тёмной жидкостью. После укутала мальчика в шерстяную поддёвку, и лишь потом в полотняную рубаху и лоскутное одеяло. 

- Повернувшись к мужику, вошедшему в дом с охапкой дров, ведунья низким голосом произнесла:
- Мальца здесь оставите, нельзя ему сейчас опять в холод. Завтра принесёшь мне мёду гречишного с пасеки и прополис. Остальное есть у меня...