Бездна

                ГЛАВА 1
                ПРИВЕТСТВИЕ НЕВИННОГО

Во двор огромного дома вышел человек, одетый очень богато. Можно было бы сказать, что это царь, и это высказывание не было бы ложным. На пальцах у него были перстни. На запястьях – браслеты. На шею была надета какая-то цепь. По-моему даже золотая. В общем, человек не был из бедных. Был из богатых. Накапливал себе сокровища, которые лежали грудами в его подвалах. Да, подвал был не один. Подвалов с сокровищами было много. Слишком много. А почему бы и нет? Ограбив и поубивав людей, разве не разбогатеешь? Сейчас много кто так делает. По его примеру решили сделать и другие. Поэтому…

Вокруг этого дома собралась огромная толпа. Казалось, что нельзя и целым легионом воинов ее разогнать. Толпа была могущественная, хотя какая мощь может быть у толпы? Какая может быть в ней сила, если каждый из толпы руководится помощью другого? Но тем не менее не каждый из них понимает, что каждый в толпе – зверь во плоти человека. Этим гордятся, этим руководятся, этим настоящих людей побеждают.

Когда на двор дома вышел человек, он протянул руку в том направлении, откуда вышел. Протянул, обернулся к толпе, посмеялся с чего-то. А потом странно махнул рукой в толпу, как будто кто-то знакомый там был. Но не кому-то лично махнул он, а всей толпе, которая собралась. Тогда волнение поднялось ещё пуще. Начались громкие разговоры, даже крики. Мужчины и женщины кричали как ненормальные. Но что кричали? Что-то непонятное. Они не одну фразу говорили хором, а каждый свое. Различие мнений в толпе – это неопровержимая основа того, что толпа долго не устоит.

Крик возрастал. Богато одетый человек показал двумя руками жест, который значил: «Успокойтесь!» Толпа долгое время ещё негодовала. Что-то зверское, что-то основанное на инстинктах прослеживалось здесь. И подтверждением тому есть факт, что в этой толпе убили какого-то человека, совершенно никому не знакомого. Просто за то, что попался под руки. «Они точно звери, - подумал богатый человек, - таким будет проще простого растерзать невинного». После мыслей, которые проскочили у него в голове, он встряхнул сам себя, как будто пробуждаясь, хотя проснулся давно. Ещё в шесть часов утра. Только для этого события не проснулся ещё от своего кошмара. Может, он и спал хорошо, но кошмар пришел к нему не во сне, а наяву.

После всех мыслей и после того, как осмотрел всё и всех, воскликнул:

- Ecce Homo! Ecce Homo! Вот Человек! Смотрите и дивитесь!

Толпа своими глупыми, даже тупыми от непонимания глазами, смотрела на место, из которого должны были вывести человека. Кто-то в толпе произнес:

- Скорее к нам его! Скорее к нам! Увидеть бы этого человека!

Казалось, зачем толпе видеть кого-то? Она же видит сама в себе что-то человеческое. Но нет, зрелище продолжалось.

Люди смотрели на богатого человека, уже стараясь не произносить громких слов. И когда настала тишина,  слуга вывел на цепи кого-то,  кто был одет в чёрное одеяние. Одеяние было длинным-длинным, по крайней мере закрывало всё тело. Многие и до сих пор говорят, что это символ целомудрия и смирения. Цепь ему надели прямо на шею и руки его были связаны. Если бы люди, стоящие в толпе, присмотрелись, то увидели бы, что руки были не бежевого цвета, а синего. Так были веревкой пережаты вены. Под глазами синяки. Шрам на всё лицо был главным атрибутом того, что человека били сильно, только ещё имели мнимую человечность, чтоб одеть его в одеяние и не выставить голым на публику. Человек стоял, опустив голову. Руки тряслись очень сильно. На один миг он поднял голову и посмотрел на палящее солнце. Посмотрев на солнце, он практически опалил свой глаз, который еле-еле открывался, потому что был весь синий. Столько боли… Но для чего его вывели на публику? Возможно, человек сей знал это. Не помешало бы и читателю знать.

….Взглянув на солнце, выведенный услышал насмешки и гомон, говорящий не о добродушном приветствии, а о жестокой жизненной реалии людей, которые стояли, смотря на него. На некоторое время стало даже неприятно, грустно на сердце человеку в черном одеянии. Смотрел на толпу и видел улыбающиеся лица. Лица, которым было всё равно, для чего его вывели. Это не лица даже, а прообраз человеческих лиц, которые становились мордами хищных зверей.

- О да, наконец-то вывели! – вскричал один.

- Сколько же он может мучить нас в неведении? – спросил другой.

А третий вовсе воскликнул:

- Да он и не человек!

Из-за него началась распря в народе. Каждый говорил о своем, как будто зная больше всех, кто этот человек и как ему имя. Но, судя обо всем, они даже его не знали. Как сказал один из народа: «Если вывели сего человека, значит есть за что».

Между тем крики становились всё больше и больше. Человеку в черном одеянии всё так же светило в глаза солнце. Для народа же, который находился на этом месте, оно померкло. Не просто померкло, но превратилось в нечто кровавое, что не согревает, а дав удар, охлаждает. И человек после такого удара остаётся в мерзлоте надолго.

А он всё стоял и смотрел на них, думая о погибели, но о погибели не своей, а об их погибели. Куда же они катятся? Куда мы все катимся? Бездна ждёт нас. Уже у ворот каждого дома поджидает…

- Успокойтесь! Дайте говорить! – начал кричать богатый человек.

Народ потихоньку начал успокаиваться. Все обернули свои глаза на богатого человека. И тут он произнес:

- Что же мне сделать с ним?

Никто не знал, что ответить, потому что ещё не были готовы к ответу. Слышалось лишь то, что кто-то говорит, а что говорит, не было понятно. Богатый человек ждал минуту, две, три ждал, четыре. Ответа так и не получил. Поэтому сказал:

- Поскольку вы не знаете, что с ним делать, то я его заведу обратно, туда, откуда привел. Вы же думайте, что с ним сделать. На протяжении всего этого месяца я буду ждать того, кто придет ко мне и скажет это. Я говорю это вам и объявляю, чтоб не только я участвовал в этом, но и вы, вы, как народ мой, чтоб участвовали в этом. Сейчас же я даю вам возможность подумать. Потом придите и, подумав, скажите мне. Я буду ждать.

Сказав это, богатый развернулся обратно, закрывая своими руками лицо, и вышел оттуда, где стоял. Человек в черном одеянии ещё стоял на солнце, принимая боль запекшейся крови от своих ран. Потом резко, совсем неожиданно для него самого, его взяли, подпихнули, чтоб он шел обратно. Он своими малыми шагами и шагами болезненными пошел туда, откуда его привели. Двор остался пустым. Народ начал расходиться. Вскоре это место опустело точно так же, как и померкло солнце. Оно не хотело улыбаться да и улыбаться ему было незачем. Все разошлись. Настала тишина. И только лишь в стенах дома богатого были слышны стенания и вопль того человека, которого вывели во двор в недавнем времени. Он кричал. Было больно. Но несмотря на это, продолжал терпеть. Так вечер сменился утром. А утром началась совершенно иная история.





               
                ГЛАВА 2
                КНИГА МУДРОСТИ

Погода была просто прекрасной в этот день. Город заполонило множество туристов, но и местных тоже вполне хватало. Вообще, в этот город слабо кто ездил, но если ездил, то лишь для того, чтобы посмотреть и подивиться тому, что есть в этом городе. Хотя, учитывая то, что многим в наше время практически всё неинтересно, то для сегодняшнего дня произошло неимоверное чудо, которое оживило город и заставило людей чуть-чуть подвигаться, выйти из своих каморок и вакуумов, в которых они закрылись.

Движение было настолько оживлённым, что казалось, будто бы деревья между собой переговаривались, размышляя о том, что бы это всё могло значить. Вся природа, видя людей, оживилась. Наконец-то она вспомнила, как выглядят люди. Хотя ее было очень мало(город в основном был украшен зданиями), всё же листочки деревьев развивались на ветру, лёгком и теплом, а потом летели к людям, стараясь как будто что-то сказать и в чём-то их убедить.

В это время по улице, так называемой Красной, шел человек среднего роста. Не сказать, что он был чем-то озабочен, но в лице его виднелось что-то, что давало выступать слезам, но он их не ронял, а держал при себе. Звали этого человека Фомой Иешовым. Сейчас он шел прямо по улице, шатаясь и болтаясь, как пьяный. Поэтому если бы милиция и остановила бы его, то сразу бы его приняли за пьяного. Но он был не пьян. Он просто не знал, что дальше делать, как быть и в чем нужно разобраться, а в чем в жизни пренебречь. Потому что считал, что судьба – это непонятная и совершенно не поддающаяся уму штука. Сегодня ты захочешь так, а она сделает по-другому, и ещё посмеётся над тобой из-за того, что ты какой-то неправильный или совсем придурковатый. Возможно, этим был опечален Фома Иешов. Но до конца было непонятно даже ему самому, что с ним делается.

Пройдя вдоль по улице, он завернул налево в ***ской переулок. А там дальше были дома, дома, дома… Высоченные и громадные, они давали какое-то слишком насыщенное чувство страха, так что даже туристам не хотелось входить в тот переулок. Но Фома Иешов пошел именно туда. Два дня назад он получил записку от неизвестного отправителя, который призывал его сдаться в каком-то деле, потому что, по его словам, это дело, которое делает Фома Иешов, совсем бессмысленное и даже бесполезное, ибо он сам, сам Фома Иешов, такой человек по природе, который не может принести пользу ни себе, ни окружающим. Возможно, это письмо было послано завистником Фомы, хотя чему здесь завидовать? «Я же вроде живу спокойной жизнью, никого не трогаю, ни с кем не ругаюсь, завистников у меня быть не может. Кто же это всё-таки такой умный, что написал такое письмо?»

Впрочем, это только поверхностное описание письма, но если говорить о нем чуть-чуть подробнее, то лучше будет его прочесть, чтоб понять всё до конца. Этим, пока шел, и занялся Фома Иешов. Достал помятый листок, на котором было накалякано письмо, развернул и повторно начал читать, совершенно не глядя по сторонам и под ноги. Глаза его были устремлены только в белый лист, на котором были написаны слова чернилами.

«Ты поплатишься, Фомка! Ты поплатишься! Сегодня на каторге вспоминаю о тебе, и знаешь, не очень мне хорошо. Как только подумаю о тебе, Фома, так сразу же становится ужасно противно на душе. Ты и вправду как слизень, такой мерзкий и неаккуратный, неопрятный совсем. Может, ты захочешь мне написать, что ты изменился, так знай: ни единому слову твоему не поверю. Как был ты гадом, так и остался. Никто тебя не изменит. Ты неизменяем. И в этом, скорее всего, твоя участь. А ещё знаешь, что вспомнилось мне? Та лошадь, помнишь, с которой я упал? Так вот, мне до сих пор спина болит. Только не от падения с лошади, а из-за тебя болит. Помимо спины, ты мне ещё и душу заразил. Ты такой мерзкий гад. Обещаю, я выйду – и сразу же убью тебя».

Но это был ещё не конец письма. Отступив некоторое место от нами выше прочитанного, человек, который писал это, а может уже и совершенно иной человек, добавил фразу другим почерком:

«Буду ждать тебя весь сегодняшний день. Приди, пожалуйста, в переулок после Красной улицы, нужно поговорить».

Этими словами закончилось письмо. Может, это была какая-то ловушка, а может быть это была возможность наладить с кем-то отношения. И то и другое отвергал Фома Иешов, потому что не мог даже припомнить того человека, который ему писал, ибо он не подписался под письмом. И ещё странным показалось Фоме именно то, что человек этот сидит на каторге и, как можно было понять, он написал это всё в один день. Так что же? Его за один день выпустили из каторги или он писал в последний день пребывания на ней? А ещё мучил Фому вопрос о том, почему написано двумя разными почерками. Во всяком случае, Фома Иешов уже подходил к месту назначения, и поворачивать назад у него не было какого-то желания. «Что? Я разве зря перся через весь город в этот переулок после Красной улицы?» - сам себя спрашивал Фома и таким образом отдавал себя на произвол судьбы.

В этом переулке было пока светло, потому что был день, но огромная серая тень от домов покрывала всё же всё то пространство, которое не было затемнено. Фома проходил по этому переулку, уже чуть-чуть начиная бояться и подвергаться страху. Пройдя вперёд некоторое расстояние, он услышал слабый девичий голос. Голос был очень детским, писклявым, но милым, а также выражающим тревогу. С первого раза Фома не смог расслышать то, что говорила девочка. Но потом он покрутился, смотря вверх, и понял ее слова, хотя ее, как таковой, вообще не было. Она говорила: «Иди, иди. Там хорошо». А потом голосок ее, тоненький и тревожный перестал беспокоить Фому. Голос перестал беспокоить, но сам Фома забеспокоился. Но даже беспокоясь, он шел вперед по переулку, полностью отдавшись повелению той девочки. Смотрел то вверх, то вновь на землю, ища ту точку для смотрения, чтоб было удобно идти и ни за что не переживать. И вот идя, он вновь услышал голос, только голос мужчины, сказавший ему наяву:

- Стойте, гражданин.

Тут Фома остановился, обернулся и увидел человека в черной шляпе. Таких шляп в современной моде уже нет.

- Да, что вам угодно? – с тревогой спросил Фома.

- Вы получили письмо, гражданин? – ухмыляясь, но стараясь скрыть ухмылку, спросил человек.

- Да, получил… а кто вы? – с содроганием голоса произнес Иешов.

- Я кто? Я тот, кто лишь шлёт письма людей, а потом встречается с теми, кому было отправлено письмо.

- И зачем вы мне это письмо передали и какая вообще цель того, кто мне это прислал? И кто это вообще мне прислал? Я не могу его вспомнить…

- Так, давайте по порядку, - сурово утвердил человек. – Какой вопрос будет первым?

- Мой первый вопрос – это как вас зовут и кто вы?

- Фома, я бы вам ответил, но боюсь, что меня за это покарают.

- Кто покарает? Быстро отвечайте: как ваше имя?

- Ладно, только никому не говорите. Договорились?

- Да, сударь, договорились.

- Меня зовут Заведов Иоанн. Я имею великую надежду, что вам это имя ничего не говорит, потому что для каждого человека у меня разное имя и фамилия.

- Если у вас разные фамилии и имена разные для каждого, то как ваше имя и фамилия для самого себя?

- Для самого себя я не имею ни имени, ни фамилии. Мое призвание заключается в том, чтоб помогать. Сейчас я здесь для того, чтобы вас спасти.

- Спасти от чего? – в недоумении спросил Иешов.

- От всего злого. Вас будут стараться убить, но я вас спасу. Так скажем, вместе с вами пойду, чтоб не дать вас в обиду.

- Да кто ж меня обидеть то может? Я вроде бы и человек непростой. За себя постоять могу. Уж тем более отпор кому-то дать…

- Вы письмо свое читали? – спросил Заведов, приподымая правую бровь и опуская левую.

- Да, читал.

- Ничего не смутило вас в этом письме?

- Ну да, смутило. Например то смутило, что оно двумя разными почерками написано.

- А то, что вам мстить хотят, вас не смутило?

- А откуда вы знаете? Вы читали мое письмо?

- Да, читал, - со спокойствием произнес Заведов.

Тут глаза Фомы Иешова наполнились какой-то злобой, которую очень сильно было видно. Даже Заведов Иоанн приподнял свои глаза, чтобы посмотреть на это зрелище, хотя всё время их разговора он стоял и говорил с поникнутой вниз головой. И когда он поднял глаза и Фома увидел его лицо, Фома страшно испугался. Оно было изуродовано. На один глаз был растянут шрам и кожа на лице  была обожжена. Кожа так смялась, как у старого человека, хотя сам Иоанн Заведов имел не более двадцати двух лет. Тут резко их разговор переменился с этой темы на другую. Фома Иешов спросил:

- Что с вашим лицом?

- Это всё враги, друг мой, враги. Хотя может эти враги и являются наиближайшими друзьями… кто ж их знает? По крайней мере они более всего со мной контактируют. Если они сразу же показывают свое недовольство, то друзья, в отличие от них, будут вначале думать о тебе плохо, а после вовсе растворяться во времени и обстоятельствах.

Они постояли друг напротив друга. Фома смотрел на Иоанна и ему было жалко его, но главным являлось то, что он так и не получил конкретный ответ на свой вопрос. Тогда, поняв, что Иоанн не скажет конкретно, кто с ним так сделал и за что, спросил по-другому:

- А вы, гражданин, какой профессии?

- У меня нет профессии, - ответил Иоанн.

- Так а кто же вы? – спросил ещё более удивлённо Фома.

- Я тот, кто терпит, но терпит не один.

Фома пожал плечами, подумав, что этот человек сумасшедший, и хотел было, ничего не сказав, уйти, но Иоанн остановил его и сказал:

- Друг мой, ты сейчас не веришь в это. Но уверуешь после, когда всё исполнится.

- А что должно исполниться?

- Всё, что написано в великих книгах, и в моей в том числе.

- Вы пишите книги?

- Нет, я не пишу книги. Я написал правду в одной книге, но ее мало кто прочёл. Поэтому я здесь по поручению того, кто мне сказал записать всю правду в одну книгу.

- Кто вам это сказал сделать?

- Тот, кого люди не могут познать, потому что их дела – не его дела.

- Могу ли я прочесть эту книгу? – с восторженностью спросил Фома.

- Можете, Фома, можете. Главное – чтоб читая, вы приняли эту правду, - сказал уже более строго Иоанн, пытаясь направить дух Фомы на понятие этой книги. Тогда из кармана своего черного пальто он достал книгу в кожаной обложке. Она была хорошо сохранившейся. Всё-таки хранилась в надёжных руках надёжного человека. Иоанн протянул эту книгу Фоме. Фома бережно взял ее. Хотел было открыть, но перед тем как открыть, услышал предупреждение:

- Фома, будьте аккуратны, потому что тех, кто носит эту книгу, делают врагом народа. Они просто не понимают, что эта книга моею рукой написана, но не сам себе я ее диктовал.

- Вы писали ее по чьему-то повелению?

- Именно так. Я ее писал по повелению того, кто больше всех нас.

- А кто это, кто больше всех нас?

- Фома, вы задаёте слишком много вопросов. Прочтите эту книгу, и вы всё поймёте.

Фома вновь посмотрел в глаза Заведова, посмотрел на изуродованное лицо его и хотел было сказать слова «мне искренне жаль, что вас так избили», как услышал следующее:

- Если вы, Фома, всё же решитесь следовать тому, что здесь написано, то будьте готовы терпеть так, как и я. Только я вынес самое малейшее. Вы, может, вынесете и больше. Всё зависит от того, как вы этой книге и ее словам доверитесь.

После этих слов Иоанн взглянул на небо, на котором уже было видно солнце, закрывающееся тучами. Как будто предчувствуя пришествие мрачной погоды, Иоанн похлопал Фому по плечу и, развернувшись, пошел туда, откуда пришел. А Фома держал в руках эту книгу и недоумевал, что в ней такого написано, что из-за нее могут покарать.

Постояв минут десять как столб, он пошел вновь в свой дом. Шагая через улицы, он добрел всё же до своего дома и, пришедши, зажёг свечу в своей комнате, потому что помещение было слабо освещённым. Но не только из-за того, что помещение было слабо освещённым, зажёг Фома свечу, но ещё и помня то, что свечка – символ таинственного. Этим «таинственным» он посчитал книгу, которую уже, даже не прочитав, книгой не считал, но чем-то большим. «Вдруг она и вправду о чем-то великом говорит…» - думал про себя Фома. И когда ему стало невтерпёж, он, усевшись на деревянный стул,  положил на стол книгу, открыл первую страницу и начал читать.





                ГЛАВА 3
                НАЧАЛО НАСТАВЛЕНИЙ

«Вначале было Слово, и Слово было у Бога, и Слово было Бог. Оно было вначале у Бога. Всё чрез Него начало быть, и без Него ничто не начало быть, что начало быть. В Нем была жизнь, и жизнь была свет человеков. И свет во тьме светит, и тьма не объяла его»

Прочитав это, Фома остановился. Подумал о том, что это просто какая-то философия, к тому же проблематичная и имеющая много вариаций. А ещё было интересно Фоме, что же это за «Слово» такое, которое было вначале всего. Интересной эта книга показалась Фоме с первой же строчки. В основном было понятно, что к чему, но разве так может сам человек написать? «Хорошо, а если подумать о том, что всё через это Слово начало быть? – подумал Иешов. – То есть вначале всего было какое-то Слово, которое имеет власть и мудрость. Но что это за Слово? Ладно буду читать дальше».

Дальше было написано: « Был человек, посланный от Бога; имя ему Иоанн. Он пришел свидетельствовать о Свете, дабы все уверовали через него. Он не был свет, но был послан, чтобы свидетельствовать о Свете».

«Неужели это тот самый Иоанн пришел свидетельствовать, который мне эту книгу подарил? Во интересно! Только вот странно, что он пришел свидетельствовать о Свете, а одевается сам во всё чёрное. Хотя да, его же за эту книгу преследуют. Точно! Как я мог забыть… Он же ведь даже избит был сильно… Но неужто он один будет свидетельствовать? Неужто не найдется человека, кто ему поможет? – и в этот момент ему вспомнились слова самого Иоанна, что «если ты, Фома, поверишь, то у тебя будет ещё больше проблем, и будут бить Тебя ещё пуще, чем меня». Тогда Фома вздрогнул и спросил сам себя уже полушепотом: - А может ну его, этот Свет? Зачем мне быть побитым за него?»

Тут его взгляд упал на следующие слова, которые шли не после последних прочитанных им, а чуть дальше: «Пришел к своим, а свои Его не приняли. А тем, которые приняли Его, верующим во имя Его, дал власть быть чадами Божиим, которые ни от крови, ни от хотения плоти, ни от хотения мужа, но от Бога родились».

Фома сидел нагнувшись на стол, читая это, а прочитав эти слова, выпрямился, сел ровно, глаза возвел вперёд, смотря на стенку и вновь подумал: «То есть мы его не принимаем, а он к нам стучится… какие-то и вправду, если судить по началу этой книги, мы, люди, странные существа. Если стучится, если приходит к нам, так чего бы не принять? А вообще, что это значит, что приняли его лишь те, кто «ни от крови, ни от плоти, ни от хотения мужа, но от Бога родились»? Разве может человек, рождаясь, придти не из утробы матери, а с небес спуститься? Ведь, по крайней мере, говорят, что Бог на небесах сидит и чем-то там управляет. А чем интересно Он управляет, этот Бог? Может и вправду жизнью человеческой управляет, а я ведь даже об этом и не знал, а только догадывался! И вправду мудрая книга! Только вот нужно будет уточнить, мудрость ли это всё или свод законов и правил, которые я должен исполнять, потому что мне кажется, что если чуть далее вчитаться, то можно и так называемые правила найти. А может и вправду поискать?

Фома начал усердно перелистывать страницы в надежде найти что-то, что является поучением для жизни. Может, хотел найти какие-то афоризмы житейской мудрости, но не тут то было. Он долистал до одиннадцатой главы и остановился, потому что никогда раньше он не слышал такой деревушки, как Вифания, и человека Лазаря, родом из нее, и решил прочитать рассказ, думая найти что-то мудрое в этой главе. Да, он уже прочитал само начало. Оно показалось ему очень прекрасно написанным, но для него этого было мало. Он искал чего-то более захватывающего – и вот, нашел.

Прочитав фрагмент о воскрешении Лазаря, Фома сам чуть не заплакал, а ещё удивился, что там было написано его имя. Он внимательно прочитал фрагмент со своим именем: «Тогда Фома, иначе называемый Близнец, сказал ученикам: пойдем и мы умрем с ним». А сам Фома Иешов начал вновь размышлять: зачем было моему тёзке говорить эти слова, ведь он мог догадаться, что Человек, называемый Иисус, мог воскресить его. И он так и сделал. Но неужто ты не мог догадаться до этого, ох, Фома, ты Фома? Зачем было предлагать умирать другим вместе с тем человеком? – наступило молчание внутри Иешова, и он, закрыв книгу, но поджав ее пальцем, вскричал в неописуемой радости: - Я понял, я понял! Ведь он говорил о смерти нашего тела, чтоб подготовить их для воскрешения! Или я что-то опять неправильно понимаю? Ну да, всё так же! Ведь душа только после смерти от тела отделяется, а тут, с этим Лазарем чудо случилось! У него душа ушла, а потом по нескольким словам вернулась! Стоп, стоп, стоп! По нескольким словам. Так вот, что значило начало этой книги! Вот именно это Слово о воскрешении ведь было перед началом всего! Но ничего, если даже и не так, то я спрошу у самого Иоанна Заведова. Он это писал, и я думаю, он мне объяснит, если я что-то не понимаю или понимаю неправильно. Всем же свойственно ошибаться. Тем более мне, человеку неученому. Умею лишь читать, а во всякие глубины не очень люблю лезть, хотя здесь мне очень нравится. Я бы даже покопался в этом всём деле. – Фома сделал передых от слов, открыл вновь книгу и прочитал в той же главе слова «с этого дня положили убить Его». Прочитал, вздохнул так, как вздыхают матери, когда их дети долго не возвращаются домой, и сказал вновь сам себе: - Так вот, кто этот Свет. Его не приняли, этого Иисуса не приняли. Только вот интересно, зачем убивать, ведь вроде бы доброе дело сделал этот Иисус, а Его сразу же убить хотят. Точно, точно не приняли именно Его! Вот в чем весь смысл этой книги. Хотя ладно, не буду поспешлив. Может и не в этом смысл? Нужно прочитать до конца эту книгу в обязательном порядке. Это уже не то что должен, а я хочу, очень хочу ее прочитать! – воскликнул так радостно Фома, что его комната заходила ходуном и даже свечка от гоняемого им ветра потухла. Он прыгал, скакал. Что он только не вытворял, радуясь и ликуя? Так ликовал, как будто весь мир в свое подчинение взял. И как только подумал о мире и его подчинении чему-то неизвестному, чем-то загадочному и непонятному, сразу же сказал сам себе: - Я думаю, в этой книге есть описание того, что так неизвестно человеку.

И вновь Фома плясал по своей комнате, как будто обретя что-то великое. И воистину, он обрёл что-то совершенно не малозначащее, а значащее много для всего человечества. Он впервые читал такую книгу и удивлялся мудрости ее.

«Ай да молодец, Иоанн, хорошо написал и правдиво», - повторял Иешов, изучая всё новую и новую страницу. Читая, постигал мудрость. Постигая мудрость, становился человеком, ибо на самом деле, человек, имеющий мудрость, но не имеющий образования, более ценен, потому что в нем больше всего наполнено сердце и ум, а в человеке образованном более заполнен ум иногда ненужной информацией. Она поглощает человека и истинная мудрость человека пропадает, заменяясь чем-то, что не мудрость, а так лишь – удовольствие от мимолётного.

Эту книгу Фома Иешов прочитал чуть меньше, чем за неделю, но читал ее не быстро, а вдумчиво и много читал. Иногда даже забывал покушать. Чуть только просыпался, сразу же садился читать, хотя в обыкновении имел много дел, не всегда значащих что-то. А тут великое дело – прочитать великую книгу! Если раньше книги были огромным подарком, то сейчас их приравнивают к чему-то никчёмному. Но помимо того, в книгах написана мудрость; в человеке от рождения ее нет. В человеке она появляется, когда он читает.

Это понял и Фома. Читал, читал, неделю читал, и прочитав последние слова книги, то есть «…и если писать вам обо всем подробно, что сотворил Иисус, то не хватит и всех книг в мире, чтобы это всё описать», сказал сам себе: «Вот в чем мое призвание! Поэтому Иоанн, как его… За…За…Заведов! Точно! Заведов и сказал, что эта книга запрещена, потому что она правдива! Точно правдива! Говорит о правде!»

Во всей этой радости Фома так растворился, так погрузился в глубину этой книги, что уже не мог совладать собой в очень хорошем смысле. И это ему нравилось. Очень нравилось. Он никогда, казалось, не был так счастлив, как сейчас, обретя эту книгу. «Почему я ее ранее не видывал? Почему ранее не читал? Или она написана была до меня?»

По крайней мере, многие сомнения Фомы рассеялись. Он стал другим человеком. Если соседи видели его гнусным и угрюмым, то сейчас он получил порцию удовлетворения… удовлетворения души. И в этом была его сила.

Размышляя обо всем прочитанном, он старался не отрывать своего внимания от этой всей правды. Но на улице начался какой-то дебош, какие-то крики слышны были. Непристойные слова слышались из уст многих мужчин. И самое странное, что Фома только лишь их и мог расслышать. Остальное, что говорили, он услышать не мог. Иешов выглянул в окно, но так, чтобы сильно не показываться, и увидел следующую картину: толпа, разъярённая и буйная, вела по этой улице человека. Фома всматривался, всматривался в него и узнал в нем… Иоанна. Два мужика держали, третий бил. Рядом с ними была и женщина. А вокруг собралась толпа, такая же неразумная, как и три мужика с женщиной. Потом к этой шайке начали присоединяться и другие желающие поиздеваться. Били, били Иоанна, а потом женщина сказала:

- Стойте, друзья! Пусть передохнет, а то кровью истекает!

- Куда ты свой нос сунешь, женщина? – проговорил один из мужчин.

- Куда я свой нос суну? Я вообще-то с вами, господа! Просто желаю, чтоб вы дали ему передохнуть. Или вы не исполните желания женщины?

Мужчины посмотрели на просящую. Сделали пару ударов, а потом оставили Иоанна, но всё же стояли над ним. Фома, увидев, что делалось, быстро, как никогда ранее, побежал к выходным дверям и уже через минуту был на улице. Тут он пробивался через толпу и слышал лишь слова из толпы: «Куда щемишься?»

Но он их не слушал. Знал, к чему призван. Знал, к кому сейчас призван. «К Иоанну! К Иоанну! Скорее, Фома, а то они его забьют до смерти!»

Наконец он протиснулся вперёд всех на побоище, которое было начато тремя мужчинами. Увидев Фому, они стали разъяренными ещё более, чем прежде. В глазах виднелась всё та же злоба, всё то же чувство неудовлетворения проглядывалось в них.

- Ты кто? – спросил один из мужчин, грозно смотря на Фому.

- Я его друг, - ответил Фома. – Оставьте его!

- Ты посмотри, он нам указывает!

- За что вы его бьёте?

- Он проповедует ложные доктрины!

- Какие доктрины? – уже начав бояться, спросил Фома.

- Не мешай, дай нам закончить дело, начатое нашими предками!

- Ваши предки такими жестокими не были, а если у кого и были, то они не победили истину! – вскричал Фома, чуть не проронив слезы из глаз.

Мужчины вновь переглянулись. Потом женщина, стоявшая рядом с ними, отдала приказ:

- Предайте его мучениям!

Тут Фома отступил шаг назад из-за страха, но тяжёлых и твердых рук мужчин, хотевших избить, он не миновал. Лишь перед первым ударом увидел глаза Иоанна, смотревшие на него вроде бы и с печалью, но в то же время как будто говорившие: «не для себя это делаешь, а для них. Так прими же это достойно».

Началось то же, что и с Иоанном. Фома принимал удары, стараясь укрыться от них хоть чуть-чуть, но так это не получалось, и казалось, что он проклянет не мужчин, а самого себя, потому что не умеет защищаться. Но защита его в том была сейчас, что он принял это. Это был его щит на дальнейшее.

Небо помутнело до такой степени, что казалось, что никогда не было таким мутным и никогда более не будет. Но есть уверенность и в том, что наступят времена более мутного неба, чем теперь. Начался дождь. Все запачкались. Многие в тот день заболели. А мужчины, бившие сначала Иоанна, а после Фому, по приказу женщины разошлись. Пошли по своим домам. Так начала расходиться и толпа, смотрящая на зрелище. На голом асфальте лежал Фома, весь избитый. Уже чуть-чуть подымался Иоанн. И набравшись сил, поднялся, кряхтя из-за боли, а потом подошёл к Фоме, чтобы помочь ему подняться. Поднимал, поднимал – и смог поднять, хотя ему нужно было приложить большое количество усилий. Тогда Иоанн спросил Фому:

- Это дом твой?

Фома покачал головою, показывая положительный ответ. Тогда они, держась друг за друга, пошли в дом Фомы и там пребывали некоторое время. А пока были там, Фома получил порцию наставления, наставления нужного и подталкивающего на храбрость и доброту.


                ГЛАВА 4
                ЗА КЕМ СЛЕДОВАТЬ?

Оба они зашли в дом. Притащили друг друга, так скажем. Больше всего усилий было вложено Иоанном, потому что он более-менее успел отдышаться, хотя ему и больше досталось. Но несмотря на это, он не перестал говорить о том, что говорил. Зайдя в дом, Иоанн завалил Фому на кровать, потому что тот был без сил и не мог особо чем-то себе помочь. Тогда Заведов нашел все нужные средства, чтоб замазать раны. Принялся замазывать себе, а потом дал и Фоме. А когда Фома залечивал свои раны, Иоанн начал наставление:

- С недавнего времени, друг мой, нас с ним преследуют. Он меня избрал, чтоб если вдруг его покарают, я бы шел и говорил людям правду. Только вот они ему не поверили. Как же поверят мне? Я не могу говорить один всему народу о правде, поэтому я прошу тебя, Фома, быть моим помощником. Да, ты отказался от него, сказав, что не поверишь, если не увидишь, но он от тебя не отказывался никогда. И если даже кто и отказывается от него, как делают это сейчас, то он сразу же прощает, но, прощая, ещё и обращает.

Фома смотрел на своего собеседника в удивлении. Он говорил о том, что он, сам Фома, отказался от того, кто якобы сказал правду людям, а они ему не поверили. Тогда Фома Иешов спросил у Иоанна, сидя на диване и стараясь остановить кровь, которая шла из его носа и подбитого глаза:

- А ты, Иоанн, вообще сам знаешь того, кто правду сказал?

- А ты разве не прочитал мою книгу?

- Прочитал, - ответил Фома, - я многое для себя открыл из нее. Много правды в ней. Я даже не знаю, как у тебя так получилось написать это, чтобы вышло так правдиво.

- Что значит «вышло правдиво», Фома? Я писал это, зная правду и пересказывая ее остальным через эту книгу. Я не выдумывал в ней ничего.

- И даже того, что этот Иисус воскресил Лазаря, ты тоже не выдумал?

- Как я мог это выдумать, если и ты был там, и видел это?

- Я там был? – удивлённо спросил Фома.

- А чего же ты там не был? Ещё как был. Только ты, после того, как отказался от всего, что говорил этот Человек, ушел и забыл нас совсем. Потом услышав о Победе, сказал, что не поверишь, если не увидишь… в этом весь ты, Фома, в этом весь ты.

- А чего я ещё не знаю? Можешь мне рассказать обо всем?

- Тебе, Фома, всё откроется со временем. Ты мне лучше скажи вот что: что ты чувствовал, когда тебя били?

- Я чувствовал боль нестерпимую. До сих пор ребра болят.

- Видишь, люди хотят и только лишь о том помышляют, чтобы тебе было больно. Но если ты эту боль будешь принимать с радостью, она станет для тебя лёгкой ношей. Запомни, Фома: мы не бедные овцы. Мы имеем того, кто руководит нами. Сердце человека не будет биться само по себе, если в нем не будет заряда. Тот, кто мне сказал идти к тебе, дал этот заряд, и тебе даёт.

- А кто тебе дал его и кто мне его даёт?

- Фома! Неужели ты до сих пор такой неверующий? Скажи мне, как твоя фамилия?

- Иешов моя фамилия.

- А знаешь ли ты, что она значит?

- Ну Иешов и Иешов. Ничего особенного она значить не может.

- Ты ошибаешься, и делаешь это очень хорошо, даже прелестно, скажу тебе. Фамилия твоя значит «Иисусов». Ты – Фома Иисусов. И никто не сможет этого изменить. Никакие люди и никакие обстоятельства. Да даже если тебе дадут официальный документ того, что это не так, ты не можешь просто так этому поверить. В тебе должно больше сомнений появится насчёт документа, данного людьми, чем насчёт того Слова, которое всё через себя сотворило.

- Так всё-таки, что если я «Иисусов», как ты говоришь, то я обязан следовать за ним?

- Ты, Фома, не должен поддаваться неправде. В этом есть следование Слову, которое всё через себя сотворило.

- Это только лишь один пункт из всего, что стоит соблюдать, или есть ещё что-то?

- Фома, ты снова меня не понимаешь. Ты думаешь, что вся задумка в исполнении чего-то. Я же тебе скажу: нет. Задумка вся в отрицании неправды и согласии с истиной. Если ты слепо исполняешь, то ты – раб. Если ты понимаешь, чему служишь, - ты свободный.

- А чему мне служить? – не переставал униматься Фома.

- Во-первых, служи благочестию, во-вторых – милосердию, в-третьих – любви. В-четвёртых – примеру добра. А в-пятых – доброму наставлению. Только лишь это просит Слово, которое всё сотворило по своему желанию.

- Я тебя понял, Иоанн, - задумчиво произнес Иешов.

Комната наполнилась тишиной. Только время от времени всхлипывал то Фома, то Иоанн от ран, которые они обрабатывали. На самом деле страшно – быть побитым за правду. Только вот люди, убивая других за правду, которую сами принять не могут, убивают лишь людей, которые в себе правду носят, но идеи правды живут дальше.

День уже склонялся к вечеру. Становилось темно. На улице снова начали раздаваться шумы людей, брань необразованной молодежи, которая не желает учиться, а лишь развлекаться. В тот вечер было совершено много зла людьми. Из них одно такое, о котором и говорить стыдно. Не то что говорить – думать становится тошно, когда знаешь, что такое бывает. Во всяком случае, об этом поведётся повествование. Перенесемся из дома Иешова на улицу, около которой находился дом Богатого. Здесь происходит история, может быть, интересная, но злая, совершенно ничем не оправданная, но которая требует высшего наказания. Может, многим думается, что дозволено всё, но на самом деле не может сделать ничего человек сам по себе. Или зло, или добро схватывает его, и тянет за собой. Итак, территория около дома Богатого и ее обыватели расскажут нам всё.


                ГЛАВА 5
                МЁРТВ ИЛИ ЖИВ?

Во двор огромного дома вновь вышел Богатый и, увидев, что особо никого нет на улицах, приказал своим слугам идти и собрать многих из города на это зрелище. Слуги пошли по улицам города, трубя в рог и громко призывая выходить из своих домов, потому что должен был выйти какой-то указ от Богатого. Проходя улицы, слуги заходили в каждый дом. Город был немножко большеват, поэтому слугам пришлось около часов двух ходить по улицам, приглашая и призывая придти.

Не обошли слуги Богатого и дом, в котором сидели после избиения Фома и Иоанн. Иоанн, слыша гул рога, сразу же, без сомнения, сказал Фоме:

- Вот и всё. Скоро должно всё исполниться.

- Что именно? – как будто не понимая, спросил Фома.

- Ты знаешь о чем я, - проговорил Заведов, смотря исподлобья на Иешова.

Между тем слуги всё ходили и кричали и трубили в рог, стараясь хоть как-то заинтересовать людей выйти из своих жилищ, домов, и направиться к дому Богатого, потому что знали, что этот Богатый, который издаст какой-то указ, скажет этим указом только лишь правду…только правду.
Люди начали выходить из своих домов. Шли к дому Богатого, совершенно не обращая внимания на то, в чем смысл всего этого собрания. Да и смысл им был не нужен. Знали, что будет то же, что всегда – одна лишь правда человеческая. К этому собранию подключились и Иоанн с Фомой, тоже выйдя из своего дома. Пришедши на место, на котором должно было что-то объявиться, они остолбенели, когда увидели издалека того, кто стоял перед всеми. «Это Он, это точно Он!» - воскликнул сам себе Иоанн и, воскликнув, взял Фому за рукав его и повел чуть ближе, чтобы всё зрелище увидеть целиком и как можно ближе.
Богатый стоял и уже готовился говорить, но всё ещё старался успокоить народ, показывая им свои руки, чтоб те, увидев, успокоились. Рядом с Богатым стоял человек в черном одеянии. Видно было, что стоять ему было трудно. Он шатался, закрывая свои глаза и вновь и вновь пытаясь смотреть на солнце, которое уже заходило, но всё ещё палило настолько, что можно было упасть в обморок. Когда люди от недоумения смотрели на всё, Богатый начал говорить:
- Некоторое время тому назад я просил вас, чтоб вы решили, что делать с этим человеком. Сегодня мне пришло письмо, в котором я прочитал идею, основанную на телесном истязании его. Просто телесное истязание  будет предписано ему! Просто телесное истязание!
Человек в черном одеянии блаженнейше опустил свои глаза, думая о том, что его не понимают, что не знают его и тем самым дел его не знают. Такой печали никогда не было на лице человека и никогда такой печали не будет. Никогда, даже если и мучения придут ещё большие.
- Сейчас же начнем истязание!- продолжил Богатый. – Он того заслужил!
Народ начал кричать, произнося скверные слова. И только лишь Иоанн, вопреки всем собравшимся, произнес, чтоб его услышали:
- Не человек находит Истину, но он должен позволить Истине найти его, потому что Истина – это Человек, который перед вами всеми!
Но его никто не слушал, а подойти близко к тому месту, где стоял Человек и Богатый, было невозможно. Тогда началось истязание. С Человека сняли чёрное одеяние его и люди, увидев, что под одеянием, вспыхнули от ужаса, потому что таких ран, как на нем, ещё нигде не видывали. И тем не менее палачи взяли свои бичи и начали колотить его, прикрепив руки к столбу, который был установлен специально для этого случая. С бичей отбрасывались частички кожи Человека, но никого это не волновало. Палачи, сделав ударов около шестидесяти по уже измученному телу, убедились, что Человек не может больше этого вынести. Они на секунду перестали бить его и как раз в эту секунду Он упал ниц перед всеми. Он был мертв. Тело ссинело. Ни одного живого места не было на теле у Человека. Всё закончилось. Всё прекратилось.
Иоанн с Фомой стояли и плакали. Более всего плакал Иоанн. Для него потеря этого Человека было потерей всего мира. Этот Человек был для него всем миром и даже больше. Когда представление, основанное на издевательстве, закончилось, палачи, убедившись, что народ ушел, понесли убитое тело к реке, которая находилась близ той местности. Там уложили его, не похоронив, а предав это тело в качестве еды птицам, насекомым и зверям полевым. Но вот бы чудо случилось! Оно как раз таки и случилось. На следующий день тела Человека не было на том месте, где палачи его оставили. Оно ушло в неведомом направлении, когда Солнце становилось ещё кровавым. Тогда Человек этот ушел, но никто его не видел. А перед тем, как уйти с места, на котором его оставили, он, оглянувшись на огромнейшие дома и владения людей многих, сказал: «Лукавые люди! Не могу я терпеть вас, как Он терпел. Теперь ухожу. Оставляю вам двоих. Конечно, меня вы не послушали, послушайте хотя бы их». И сказав это, посмотрел на всё, что есть у людей, и опечалился. А после вышел от потоков реки и пошел в сторону Солнца. Но перед тем, как уйти, пришел к Иоанну с Фомой, которые были в своем доме. Они возрадовались ему так, что и слова сказать не могли. Язык их замялся и от неимения, что сказать, они бросились к Человеку. Он начал наставлять их. А после наставлений, ночью, когда людей было особенно мало на улицах города, Человек вышел из дома Фомы и Иоанна. Они его провожали. Тогда Человек сказал:
- Идите, друзья. Знаю, что и вы ко мне придёте в скором времени. Особенно ты, Фома, придёшь очень скоро. Но не ко мне придёте окончательно, а я уже иду к тому, кто нас наставил. Люди думают, что, убив человека, убьешь Истину. Нет, они ошибаются и заблуждаются. Не заблуждайтесь же вы, потому что некому будет говорить. Все их слова – молчание. Всё ваше молчание – слова силы. Так говорите же и не переставайте говорить.
Они посмотрели на него, и он ушел в Солнце, подымаясь выше и выше. Тогда свет воссиял над землёй. Много недоразумений было, почему так светло на улице ночью. Главной причиной этому было то, что они, увидев свет во тьме, не порадовались. Поэтому и недоразумения и негодования возникли.
Человек ушел к Солнцу. Двое же начали говорить.


                ГЛАВА 6
                ГИБЕЛЬ

- Обратитесь, обратитесь! – слышалось средь многочисленной толпы.
Люди проходили около двух вместе собравшихся человек, которые сначала кричали, а потом перестали кричать, вспомнив слова «молчание громче крика». Но нет! Иоанну подумалось, что молчание громче крика, но не в этом случае, потому что, ничего не говоря, они не смогут рассказать о том, о чем должны были рассказать.
Некоторые люди, подходя к ним, старались узнать, о чем те говорят и что это за новое учение, но Фома, исполнившись смелости и перед людьми, и перед Иоанном, сказал:
- Это не новое учение. Это учение всегда бывшее, всегда сущее и всегда будущее. Никто его никогда не отменял, только вы его отменили в сердцах своих!
Иоанн, глядя на Фому, улыбнулся. Ему стало настолько радостно от того, что наконец-то Фома говорит, и говорит правду!
Кто подумал бы противиться умом или сердцем? Да особо никто, но противиться стали куда более глупо и одновременно хитро – люди пошли против тела.
После Фомы начал говорить Иоанн, чтобы подтвердить и как можно более ясно разъяснить слова своего помощника. В его словах была видна вера. В его глазах была видна вера. Глаза его светились, пока он говорил. Он думал, что не остановится, потому большое количество людей собралось к этому человеку, мало известному, но уже превосходному оратору. Только дар ораторства он не сам развил, а его научил тот, кто ушел в Солнце.
- Как же велика благодать, братья, как же она велика! Вы его убили, но Он любит вас. Вы его перед смертью истязали, но Он любит вас! И любить не перестанет, потому что жаждет обращения вашего. Только послушайте слова эти и поймите. Он давно сказал: «Приди ко мне и пей воду жизни». Мы с ним, - Иоанн показал на Фому, - сходили и испили воды этой и поэтому мы переполнены духом Его. Его дух правый и дело Его такое же. Вы думаете, что тот Богатый убил Человека своими розгами, но нет! Сей Человек жив! И это мы возвещаем вам, чтоб вы поверили.
Глаза Заведова горели так, как не горел ни один костер в мире. Столько жажды познания этого Человека и старания рассказать о Нем не было ни у кого, потому что многие рассеялись. Но сейчас Заведов их собирал в одно стадо, говоря:
- Мы овцы Его! Мы – те, кто живёт у подножия ног Его! Мы должны радоваться и радость наша должна быть полной, братья! Я радуюсь, радуйтесь и вы. Пляшите и играйте, возвещайте и говорите о Нем, ибо тот, кого вы убили, - это наша сила, наше спасение! Вы спасены драгоценностью Крови Его. Не делайтесь рабами, не делайтесь рабами. Станьте свободными от ига, которое даёт мир, и возложите упование ваше на Него, потому что Он печется о вас, Он жаждет вас видеть, стоящими рядом с Ним…
Тут Фома не выдержал и сказал в поддержку слов Иоанновых:
- Слушайте его, а не смейтесь, потому что возвещаем вам великую радость! От нее потеряются и рассеются сомнения, но появится отвага, честь и достоинство! Это лучшее, что мы сможем иметь.
Люди, слушающие их, перешептывались, говоря позорные вещи, мол что он несёт? О какой свободе говорит? И с какой стати он смеет их учить уму-разуму? Они и так знают, что делать.
Когда говорил Заведов, из толпы выкрикнули:
- Что ты несёшь и о какой свободе говоришь? Ты не можешь учить нас!
- Не я вас учу, а дух Человека, которого вы убили!
Иоанн подчеркнул в этой фразе слово «вы», и тогда народ начал негодовать. В одно мгновение все бросились на двоих, а Иоанн успел лишь сказать Фоме:
- Будь отважным. Я ухожу. Я давно сделал своё дело, как и тот, кого убили. Скоро я увижу тебя, Фома. Буду тебя ждать с нетерпением.
Фома не успел сказать ему ни слова, но увидел, как за Заведовым прилетел огромный орёл и, размахивая крыльями, отогнал людей, обступивших Иоанна. Этот орёл взвалил его на свою спину и помчал далеко. Фома увидел это в мгновение ока и понял: «Он несёт его к Солнцу».
Разъярённые люди, поняв, что остался лишь Фома, пытались разорвать его на маленькие кусочки, но один из людей предложил отвести его тоже, как и Человека, к Богатому, чтоб там устроить казнь. Туда его и отвели. Богатый, видя нового человека, которого ему придется убить, сказал:
- Я не стану его мучить, но убью быстро, отсекши ему голову.
- Нет, он хочет, чтоб его розгами били, - сказал подлиза, приведший Фому к Богатому.
- Что сделаю, то сделаю, и ты мне не указ! – вспыхнул Богатый, а потом крикнул: - Гильотину сюда!
Люди смотрели и радовались. «Неужели, - спрашивали они друг друга, - неужели он будет мёртв? Да, да, наконец-то! Будем надеяться, что это такой последний сумасшедший».
Сумасшедшего подвели к гильотине. И умелым замахом топора Богатый обезглавил Фому. Головы не было на шее, но рука, висящая из отверстия, провела пальцами сначала вверх, потом вниз, налево и после направо. Сделав это, упала и больше не поднялась. Фома так и остался лежать.
После этого люди устроили трапезу с оказии победы. А пока за телом Фомы никто не следил, Иоанн прилетел на орле, спустился к Иешову и сказал:
- Силою Человека, Его властью и жертвой приказываю тебе, Фома, подчинится, потому что я забираю тебя и возношу туда, откуда мы родом.
Фома стал лёгким, как пушинка, и Иоанн, закинув его себе на плечи, залез на орла и вновь полетел. Полетел дальше от людей не понимающих, не любящих, но разъярённых и развращающих. А они всё пили, веселились, танцевали.
Перед тем как долететь к Солнцу, Иоанн остановил орла в воздухе, посмотрел с жалостью на мир и сказал:
- Обратитесь, прошу. Скоро придет тот, кто больше, и будет худо, потому что не найдет веру на земле.
Казалось, что слезы потекли с его глаз, и это была правда. Они потекли. Только вот из-за чего? Из-за того, что убили Фому или из-за жестокости человеческой? Скорее из-за второго.
Прилетев к Солнцу и увидев лицом в лицо Человека, Иоанн начал умолять Его, чтоб Он подождал, чтоб повременил с судом, но тот не послушал, сказав:
- Время было предначертано. Им дано было время, чтоб исправить всё. Они этим не воспользовались. Помнишь, я когда-то говорил, что не буду карать землю водами потопа никогда более?
Иоанн утвердительно покачал головой.
- Сегодня я не посылаю потоп на них, но земля будет гореть адским пламенем. И это начнется прямо сейчас.
Человек вместе со своим Отцом вывели Иоанна и воскресшего Фому, чтоб те посмотрели на гибель мира. Мир тлел в адском пламени. Бедна стала женщина, кормящая сосцами и носящая во чреве жизнь. Беден стал мужчина, не поверивший и не научивший другого.
Мир упал в бездну. Туда же упали и люди. Там начались их мучения. Иоанн вступился за них, пытаясь вымолить прощение:
- Пусти их, прошу Тебя, пусти их к нам.
- Послушай, Иоанн, что они говорят.
Иоанн прислушался. Голоса то басистые, то писклявые ходили в его ушах, но текст был один и тот же:
- О Мамона! О Вельзевул! О Асмодей! О Левиафан! О Бельфегор!
Они отдавали им честь. А зло мучило их. Тогда Человек сказал Иоанну и Фоме:
- Они выбрали это сами. Это их выбор. Я им предлагал и вы им предлагали, но они не послушались. Вы – мои, а они не имеют того, чьими бы они были. Не плачьте, дети мои, потому что не вы плохо работали, а они плохо вас слушали.
Тогда из бездны вырвались и Мамона, и Вельзевул, и Асмодей, и Левиафан, и Бельфегор, и стали перед Человеком, Отцом Его, перед Иоанном, Фомой и ещё некоторыми, и начали упрекать их:
- Видите, они неизменяемы! А вы пытались их спасти. И кто теперь здесь короли людей? Мы - короли! - они засмеялись своим дьявольским смехом.
- Нет, - ответил Человек, - не вы короли. Вы исторгнуты из королевства вечных. И поэтому вам сейчас же приказываю: изыдите в огонь вечный, что приготовили вы для людей и для самих себя!
И они завизжали, как стадо свиней, и бросились из королевства вечного в бездну огненную. Там пытали людей, и там мучились сами.
Огонь горел и не погасал. Некому было придти туда и остудить жар, в котором жили они.
И тогда сказал Человек Иоанну:
- Как ты и писал: "И увидел я новое небо и новую землю". Вот, они начинают существовать. И конца существованию их не будет, потому что они выкупаны в Крови Моей. Тут радость, а печали нет.
- Приведи и их, прошу, чтоб они не мучились, - просил Иоанн.
- Возможно, я сойду в преисподнюю, когда настанет воля Отца. Сейчас же они, горя в муках ада, не восклицают ко мне, а кричат славу ты слышал кому. Но если найдется тот, кто сможет сказать оттуда: "Прости нас", то, уверяю тебя, ученик Мой, что я приду туда и спасу их только ради того одного, кто это скажет.
Иоанн и Фома с жалостью смотрели вниз, в преисподнюю. Там мучились и горевали. И мукам их не было конца...