Сон майора

Однажды утром отставной майор Спицын обнаружил нечто в ванной комнате. Просто маленькая вмятина под облупившейся штукатуркой на потолке. Майор был несколько озадачен. Массивное зеркало над раковиной отражало его изумленно вытянутую, туповатую физиономию с нелепыми рыжевато-седыми, пепельными усами. Словно тощий узник Дахау, старая охапка хвороста, годная лишь для костра, голый майор стоял в ванне во весь рост и пустоцветными глазами рассматривал потолок. Привычную безмятежность этого утра смело, будто пыль с видавших виды офицерских сапог. Раковичная мерзлая теснота белой ванны, из которой спустили воду, явилась вдруг тактильным галлюцинаторным ощущением какой-то детской мученической обязанности быть чистым и торопливым. Майор закатал под козырек часть своих бесценных и самых честных лет, а теперь остались лишь сумрачные годы, похоронно цветущий тополь за окном и давние полковые тени на передвижной общевойсковой стене казарменных руин. Теперь с этим покончено. Когда-то было, он стоял, как сейчас, зажатый в узком скалистом ущелье, похожим на саркофаг, где в ожидании неминуемой смерти наблюдал высоко над головой, на фоне лазурной небесной монеты, парящие черные буковки грифов. Там никого не осталось. Майор, тихо покряхтывая, вылез из ванны.
День был солнечный. Майор Спицын по-стариковски прогуливался в парке и неспешно лизал мороженое. Тропинка несла его куда-то вглубь парка. Траурная лиственная неизвестность издавала характерный звон стреноженного, разгоряченного полдня. Мир казался переполненным удушающей простотой неверно истолкованной трансцендентной любви. Здесь ощущалось присутствие Бога. Кто сказал, что в Его присутствии всегда должно быть пусто и голодно? На самом деле, это одновременно похоже на депрессию, неопределенность, опустошенность, передозировку, абстиненцию, рвоту, необходимость калечить, делить и исполнять с самим собой всякую позорную правду. Рай в гнусной берлоге и грязно-белых армейских подштанниках, или в бабьих рейтузах. То есть, непрекращающаяся борьба со своим мятежным демоном совести в надежде перекричать и оглушить его, сделав абсолютно немым.
Крик раздался где-то среди деревьев. Так когда-то было. Прицельный вид сверху - крупицы людей и горы-бусины. Его железные, обезумевшие пальцы и точеная шея молодой белуджийки с крупными чертами лица, черный рот открыт, глаза быстро краснеют, пока не становятся кроваво-красными и покрываются стеклянной наледью, но ведь никто тогда не думал…

В парке между деревьями люди – разнополая мешанина. Майор испытал жаркое беспокойство. Протяжный шелест в ушах. Под рубашкой -  болезненное движение сердечной мышцы. Внезапная жажда. Гибельный осовелый простой в роще, полной улыбающихся фантомов. Они улыбаются. Кто это? Коричневые гроздья их манящих рук цвета скал красиво смотрятся на фоне золотистых древесных стволов. Они что-то шепчут и трутся о деревья в блаженной чесоточной истоме, показывая свои натертые раны, исторгающие тяжелые знойные капли чернеющей меди. Майор в ужасе поднимает глаза к небу и видит огненный череп раскаленного солнечного ядра. Бледно-голубая радужная оболочка вспыхивает как раскрашенный войлок, точка зрачка превращается в трепетную нить. Майор Спицын вскрикивает и падает как манекен, на живот. Он лежит и щупает траву узловатыми обожженными пальцами. Голова его поворачивается на 360 градусов, и он видит в разорванном эфирном месиве склонившиеся над ним бледные героические головы в золоченых касках. Он должен был встретить… О! О!

Ветер пошатнул на востоке столбы и кроны деревьев. Пошелестел листьями. Дружески потрепал старческую клетчатую рубашку на окоченевшей спине. В парке - тишина и полуденный зной. Майор уснул.