Васильевка. Глава 4

11 марта.
 Дворы.

 Зима покинула Васильевку с первым пением птиц:  почти каждое утро мелодичное чириканье слышалось из окна. Солнце через день празднично сверкало, наполняя жизнью всё вокруг. Этой зимой у подъезда появились две кормушки: пластиковый старый лоток, привязанный кое-как к рябине капроновой бечёвкой, и пятилитровая бутылка от питьевой воды с вырезанным окошечком. Бутылка полюбилась мне больше. Теперь, спускаясь вниз, я неизменно помещала в карман одежды пакетик с хлебными крошками, сухой корочкой или печеньем, остатками семечек или орехов. Часть поклажи сразу убирала в окошечко кормушки, другую же часть скармливала пасущимся часто тут же голубям, отчего те стали скоро меня узнавать, и поджидали уже с едой.
 Вокруг Васильевки среди домов располагалось множество дворов и двориков. Сегодня набрела на пару отдалённых их них. Один маленький дворик принадлежал квадратной высотке, одной стороной выходящей на большой проспект. Здесь – о чудо! – находились три скамейки. Дело в том, что почти все дворы Васильевки страдали отсутствием скамеек как таковых. Подозреваю, что доски от бывших некогда на месте лавочек были растасканы хозяйственными дачниками, а металлические остовы – любителями выпить сданы в металлолом, обломки и останки их сиротливо торчали, словно засохшие пеньки. Так вот, три чудесные лавочки, состоящие из бетонных боковин и самодельных деревянных настилов, широкие и удобные, а главное – чистые! Здесь явно следили бдительно за благосостоянием лавочек ревнивые жильцы. Вокруг тоже было чисто: ни банок, ни бутылок, ни даже пакетов от чипсов не было под ногами. Над лавочками нависали голые пока ветви низких деревьев, обещающих летом уютную зелёную беседку. Очевидно, вечерние гулянья здесь имели культурный уклон: возможно стаканчики с пивом сопровождали домино или шахматы, или даже газеты, Комсомолка к примеру. Книги тоже не исключение. За скамеечками была малюсенькая площадка, вымощенная лет 50 назад серыми каменными квадратами, между которыми пробивалась старая прошлогодняя трава.
 Другой двор напоминал больше проходной пустырь. Но вот что замечательно: он имел уникальную зону с контейнерами, в народе называемую «мусоркой». В целом, контейнеры были как у всех, но они были чудесным образом чистые и ухоженные. Металлический закуток делился пополам такой же перегородкой, в одной части располагались два мусорных отсека, в другой же стоял старый фанерный широкий стул, обвязанный мягкими подушками из поролона, радушно приглашающий отдохнуть. Стул и подушки также были чистые. Тут же сновал хозяин всего великолепия – немолодой таджик в теплом халате поверх джинсов и куртки, перевязанном поясом, на голове неприметная темная шапочка. Таджик был трезв, и даже несколько привлекателен – так ловко он складывал одно в другое старые железные корыта на верёвках, освобождая их от мусора ( наверное, собранного со двора). «Мусорка» у меня во дворе на фоне этой показалась теперь окраиной Бомбея.  Я с тоской припомнила ящики и поддоны, на которых ютились в непогоду и темноту выпивохи, и разбросанные остатки еды и вещей в радиусе три метра от контейнеров, а также выросший в три раза за последний месяц счет за уборку мусора. Естественно, о таком джине из Таджикистана вообще мечтать не приходилось, ведь даже закреплённого за участком дворника с дежурной метлой я ни разу там не встретила, разве что зимой мелькнули рано утром два человека с лопатами. Уже завернув домой, на этом пустыре застала маленькую сценку. Два мальчика лет двенадцати со школьными сумками неслись друг за другом. Тот, что был впереди, разыгравшись, резко повернул назад и откинул преследователя рукой. Товарищ его упал с размаху в маленький почерневший сугроб снега, окаймленный грязной лужей. «Больно, больно!» - смеялся нарочито упавший. Но тут же нахмурился, когда не смог сразу встать, ещё пару раз шмякнувшись в лужу. Теперь ещё и грязно. Другой мальчик не подошёл и не помог подняться. Встал, побрёл уже спокойно домой, веселье отпустило.
 Ярик.

 Ярик шёл от автобусной остановки вниз по Васильевке. Джинсы, старая куртка и ботинки – на этот раз ничего примечательного. Зато Ярик был не один: под ногами грустно брёл крошечный пёс. Шерсть животного была серебристая, лапки тоненькие, тело закрывала жилетка из плащевой ткани. Я не выдержала, пошла за псом, словно поводок вёл и меня тоже. Ярик и не думал притормозить. Наскоро поприветствовали друг друга, я стала вытягивать информацию про собаку. Оказалось, зовут Марсик, уже немолод, ест всё подряд. На вопрос «Чей?» Ярик твёрдо ответил: «Мой!». У меня закралось подозрение, что это дочуркин любимец, о чём я и поведала Ярику. Тут Марсику скомандовали: «Идём за хлебом», и Ярик завернул в дверь пекарни. Это в мои планы уже не входило, и я пошла дальше. Как-то не вязался брутальный Ярик с гламурной комнатной собачкой, но вот поди ж ты! Ничто человеческое ему не чуждо, в том числе любовь к животным. Ещё раз или два встречался на Васильевке мне этот дуэт за последние дни. Значит, заботится. Выгуливает.