Научный подход

Меня разбудила прогрохотавшая на улице повозка.
С трудом разлепив веки, я пробурчал какие-то ругательства и сел в кровати. Зевнул, чувствуя, как голова наливается чугунной тяжестью. Затем заставил себя встать и потянуться. Живот тут же протяжно заурчал. Хлопая глазами, я с минуту ворочал сонными мыслями и пытался вспомнить, когда в последний раз хоть что-нибудь ел. На ум пришли только окаменелые сухари, найденные на кухне пару дней назад. Та еще была трапеза.
Борясь с чувством голода и недосыпом, я натянул на себя помятую рубаху и штаны, подпоясался ремнем и хмуро взглянул на рабочий фартук, перемазанный химикатами. Завалившись вчера в комнату посреди ночи, я был так изможден, что едва нашел силы раздеться.
— Ох... — тяжело вздохнул я и наклонился, чтобы поднять вещи с пола.
В нос вдруг ударил резкий запах тухлых яиц. Скорчившись от отвращения, я принюхался сначала к фартуку, затем к воздуху из окна. И только потом догадался отдернуть занавеску, разделяющую мою часть комнаты и спальню дяди Вальтера.
В кровати старика, конечно же, не было.
Выругавшись вполголоса, я кинулся вверх по лестнице в лабораторию и рывком открыл дверь.
Овальный зал, некогда бывший библиотекой, а теперь приспособленный под проведение химических экспериментов, заполняли клубы грязно-желтого дыма. Окна были распахнуты настежь, однако они не спасали атмосферу. На собранных в центре комнаты столах царил полный хаос. К обычному бардаку сегодня прибавился бардак творческий — похоже, что за ночь на дядю снизошло очередное вдохновение.
Сам алхимических дел мастер топтался у вспомогательного столика в углу и дрожащими от нетерпения руками подсыпал какой-то розовый порошок в керамическую ступку. Его длинные седые волосы торчали во все стороны, словно лучики солнца на детском рисунке; измятая одежда была так перепачкана реактивами, что напоминала осенний пейзаж не слишком талантливого художника, а сшитый из куска парусины фартук ярмом болтался на тонкой, как у гуся, морщинистой шее. Серое от усталости лицо скрывала защитная маска с пропиткой — лишь изумрудные глаза блестели двумя живыми огоньками.
Я хотел было окликнуть его, но чуть не потерял сознание, надышавшись ядовитыми парами. Наскоро осмотрев выдвижные ящики, я выудил из кучи грязных тряпок тканевую повязку и намотал ее на лицо. Затем кое-как добрался до ведущей на чердак двери и вывалился на улицу.
Поток свежего воздуха сквозняком затянуло внутрь, и желтый дым начал понемногу уходить через окна.
— О, Артур! — заметил меня ученый. — А я уже хотел тебя будить. У нас закончилась селитра.
— Что это было? — сцедил я, стягивая маску.
— Окиси серы, — дернул плечами дядя Вальтер.
— Да нет, я про... Ладно, забудь. Чем ты занят?
Глаза алхимика вспыхнули:
— Отличный вопрос, мой юный друг! — Он отставил колбу и накрыл ее крышкой. — Ночью я перечитывал заметки твоего отца и, кажется, понял, в чем была суть недостающих страниц! Вот, взгляни...
Я закатил глаза и тяжело вздохнул. Узкий измятый дневник, обтянутый коричневой кожей, я любил и ненавидел одновременно. С одной стороны, это все, что осталось в память о моем отце, а с другой — это именно то, что свело его в могилу. Поэтому я хоть и бережно относился к заметкам покойного родителя, но все же мечтал залить их кислотой.
Поджав губы, я подошел поближе и осмотрел лабиринт из мензурок, реторт и колбочек. Еще одна версия алхимического круга. Очередная сомнительная попытка воспроизвести магический цикл, порождающий философский камень.
— Дядя, ты вообще спал сегодня?
Этот простой вопрос сбил ученого с толку. Он на мгновение завис, тряхнул головой и фыркнул:
— Конечно! Или это было вчера... Не помню... Да и какая разница?! Мы на пороге величайшего открытия! Только представь, как...
— Ох! — Я всплеснул руками. — Ты говорил это уже тысячу раз, дядя!
— И скажу еще тысячу, если то поможет делу! — нахмурил седые брови алхимик.
Я замотал головой, посмотрел ему в глаза:
— Знаешь, мне начинает казаться, что мой папа просто водил всех за нос.
Дядя Вальтер топнул ногой и с укором потряс пальцем:
— Не смей так говорить, Артур! Твой отец был гением, первопроходцем, новатором! Его понимание алхимических процессов опережало время на десятилетия! Он поставил на карту все, что только мог...
— ...и проиграл, — закончил я.
— Нет. — Дядя показал мне раскрытый дневник. — Он создал чудо, дружок. Просто не успел о нем рассказать.
Я потупил взор и кивнул, признавая его правоту.
— Хорошо, — подытожил алхимик. — А теперь послушай. Я наконец понял, как нужно действовать. Здесь требуется истинно научный подход! Все просто. Мы знаем, что в цикле был некий источник энергии, который поддерживал систему и связывал ее воедино. В своих поисках мы всегда полагали, что эта загадочная субстанция находится внутри алхимического круга, но вдруг все не так? Ведь сила может воздействовать и снаружи. Тогда важен не только сам цикл, но и в каких условиях он запущен. Понимаешь?
— Что-то не очень.
— Я говорю о природных явлениях, Артур! Свет и тьма, луна и солнце, приливы и отливы.
— И? — все равно не понял я.
Дядя Вальтер недовольно фыркнул, дернув головой:
— Цикличность, Артур! Что если алхимический круг напрямую связан со сменой дня и ночи? С влиянием на процесс солнечного света и сияния луны? Вдруг это именно те силы, которые мы ищем? Ты только подумай, какая тонкая аллегория! Тайна вечной жизни сокрыта в самом ее течении. Гениально!
Я похлопал глазами, размышляя о том, что если помру с голоду, то этот полоумный ученый не скоро заметит мое отсутствие. Затем осведомился:
— И ты что... просидел здесь всю ночь?
Дядя активно закивал.
— Я запустил процесс с восходом луны и постепенно прибавляю температуру. Осталось лишь дождаться полудня, когда солнце заглянет в комнату через окна, и потом...
— Ты купил нам еды? — оборвал я его.
— Какой еще еды? — заломил седую бровь алхимик.
— Желательно вкусной, — съязвил я, потеряв терпение. — Вчера ты хотел сходить за химикатами и обещал на обратном пути наведаться в хлебную лавку. И, как я вижу, химикаты ты уже купил...
Дядя хмыкнул, отрывисто дернув плечами:
— Так в чем проблема, Артур? Вся еда на кухне!
— На кухне у нас реагенты и бутыли со щелоком, — буркнул я. — Ты сам-то помнишь, когда ел в последний раз?
Дядя Вальтер скривил губы и не нашелся, что ответить.
Я же махнул на него рукой:
— Да кого я спрашиваю...
Повернувшись к полкам, я долго рылся среди книг в поисках кошелька. За минувший месяц наш бюджет сильно потрепало, а потому украшенный тесемками мешочек с деньгами теперь напоминал мятый застиранный носок, в котором чудом затерялась пара медяков.
— М-да, не густо... — заключил я со вздохом.
Подхватив котомку с заплечными ремешками, я сунул монеты поглубже за пазуху и оглянулся на дядю Вальтера. Тот уже успел потерять ко мне всякий интерес, склонившись над пробирками.
Сокрушенно покачав головой, я шагнул в открытую дверь и осмотрел набитую прохожими улицу. Народ постепенно стягивался к рыночной площади, где в эти часы шла самая бойкая торговля.
Лазурный небосвод скрывали тучи, и утреннее солнце вот-вот должно было спрятаться в сероватой перине. Я тихонько хмыкнул, понимая, что полуденного зноя дядя Вальтер сегодня вряд ли дождется. А потому мои услуги ассистента ему скорее всего не понадобятся.
Подтянув лямки на плечах, я неторопливо спустился по лестнице, пересек завешанный бельем внутренний двор и вышел в проулок.
Дом, в котором мы с дядей теперь обитали, располагался в южной части Центра, у Гранатовых ворот. Когда-то давным-давно здесь проходила самая первая крепостная стена, а наше здание, напоминающее ступенчатую пирамиду, задумывалось, как штаб городской стражи. После Великой осады укрепления разобрали, а особняк перестроили под нужды какого-то местного богатея.
Теперь же постройкой владел известный меценат и коллекционер Вильгельм Бранденбургский, большой поклонник науки и искусства. Дяде Вальтеру каким-то образом удалось уговорить его сдать нам верхний этаж и чердак за символическую сумму, но при полном запрете на проведение опытов и экспериментов. Однако хозяин особняка редко приезжал в гости, что давало нам возможность безбожно нарушать условия договора.
Спустившись по каменным пролетам, я влился в поток горожан и вскоре оказался на краю овальной рыночной площади, в центре которой высился бронзовый памятник королю Георгу Пятому. Шум здесь стоял неимоверный. Топтавшиеся за прилавками продавцы горланили, словно петухи на рассвете. Чуть поодаль, на небольшой наскоро сколоченной сцене, выступали бродячие музыканты. А на противоположной стороне, в окружении стогов сена и толпы воющих от восторга зевак, мутузили друг друга два волосатых толстяка.
Замерев на краю людского водоворота, я нащупал в кармане монетки и с сожалением закусил губу. На пару медяков можно было купить разве что булку вчерашнего хлеба, да немного рыбьей требухи в мясной лавке. Не самый приятный набор для оголодавшего мальчишки. Впрочем, сегодня в город приехали торговцы-селяне, а значит, ассортимент дешевых продуктов будет на порядок шире.
Эта мысль меня немного воодушевила. Я сжал деньги в кулаке, влез в толпу и начал торговаться. Так в моей котомке оказались три слегка подгнившие картошки, приличных размеров луковица и пара перезрелых томатов с половиной подсохшей хлебной буханки. Я даже смог уговорить одного рыбака продать мне нескольких пескарей на сдачу.
Затолкав весь свой улов в котомку, я остановился у обочины, чтобы перевести дух.
Затянувшая небосвод дымка сбилась в громаду свинцовых туч, и я подумал о том, что дядя Вальтер наверняка расстроился, так и не закончив эксперимент. Надеюсь, рыбный суп и поджаренный на углях картофель помогут скрасить ему остаток дня.
Взвалив поклажу на плечи, я побрел вдоль сточной канавы к Малой Проходной улице, что вывела бы меня напрямую к дому.
Я уже почти ступил на вычищенную брусчатку, как вдруг учуял божественный аромат из кондитерской на углу купеческого дома. Выставленные под полосатой маркизой прилавки ломились от свежей выпечки. Пирожки и булочки благоухали столь аппетитно, что мгновенно собрали вокруг себя толпу покупателей. Интерес к сладостям подогрел и толстощекий подмастерье, который с добродушной улыбкой вынес из пекарни большие корзинки с молочным печеньем.
Остановившись, я потянул носом тонкий сливочный запах и буквально задрожал от голода. Живот недовольно заурчал, а челюсти свело судорогой. Я уже успел забыть, когда в последний раз лакомился сладостями, но в памяти еще жил умопомрачительный вкус шоколадной карамели и подогретых в печи ватрушек с сахарной посыпкой.
Сопротивление было бесполезно. Я перешел дорогу и вобрал в себя столько ванильного аромата, сколько смог. Облизнув губы, я представил, как на языке тают крупинки темного сахара, а сводящий с ума вкус обволакивает рот и дарит сознанию ослепительную нежность.
Застонав, я сделал еще шаг к прилавкам и гулко сглотнул.
Покупатели, позвякивая серебряниками и шурша облигациями, быстро сметали с полок угощения. Желающих расстаться с деньгами становилось все больше, хозяин лавки и его помощник не успевали обслуживать клиентов. Не говоря уже о том, чтобы следить за товаром.
Закравшаяся в голову мысль заставила меня переступить с ноги на ногу и посмотреть по сторонам. Если подумать, то с одной карамельки у богатого пекаря не убудет. Пропажу он вряд ли заметит, а если и заметит, то наверняка спишет на своего упитанного ученика. Да и в сущности, не такое это уж и преступление — один крошечный леденец.
Внезапно я поймал себя на мысли, что готов пойти на риск. Закусив губу, я окинул взором округу в поисках стражников и, убедившись в их отсутствии, непринужденной походкой направился к прилавкам.
В горле встал колючий ком, ладони предательски вспотели, но я поспешно вытер их об штанину и протиснулся сквозь толпу покупателей.
От широты ассортимента разбежались глаза. Разноцветная фруктовая патока блестела, словно заморские самоцветы, шоколадные плитки таяли на белоснежном пергаменте, а горки присыпанных пудрой орехов еще потрескивали от печного жара.
К моему счастью палочки с молочной карамелью лежали на самом краю прилавка. Капельки подтаявшего сахара напоминали только что выпавшую росу в утреннем поле.
Сделав вид, что деловито выбираю булочку в глазури, я облокотился о край столешницы и кончиками пальцев притянул к себе вожделенный трофей. Кондитер даже не обратил на меня внимания, отсчитывая сдачу пожилой леди в черном платье. Его пухляш-подмастерье тем временем стоял ко мне спиной и торопливо заворачивал горячие пирожки в бумажный конверт.
Лучшего момента для отхода могло не представиться. Затаив дыхание, я медленно завел руку с украденным лакомством за спину и отступил сначала на шаг, затем на другой.
— Кхм-кхм! — раздалось прямо позади меня.
Я почувствовал, как холод пробирает до костей и опускается куда-то в пятки. Сердце сжалось от страха, а картинка в глазах покачнулась.
С трудом контролируя тело, я повернулся на голос и окончательно онемел. Передо мной стояла парочка патрульных из городской стражи. Подтянутые молодые ребята, облаченные в новенькие темно-синие кители с позолоченными пуговицами и ярко-красными нашивками на рукавах. Новобранцы, что совсем недавно закончили Академию и поступили на службу в королевскую гвардию. Словом, неопытные, но полные энтузиазма парни.
Я посмотрел на их суровые, упрекающие лица и внезапно осознал, что сковавший меня ужас волшебным образом куда-то улетучился.
— Эм-м-м... — замычал я, болтая карамельной палочкой в воздухе. А затем, не придумав ничего лучше, просто добавил: — Да к черту все!
И пустился наутек.
Фигуры прохожих замелькали по сторонам. Набитая припасами котомка вдруг потеряла свою тяжесть. Лямки больно врезались в плечи, но это лишь подстегнуло меня прибавить ходу.
Ураганом преодолев Малую Проходную, я чудом вписался в поворот и влетел в проулок. Кровь стучала в висках, сердце бешено колотилось, а в ушах стояли крики патрульных.
Где-то на середине пути я остановился и прижался к закопченной стене. Потом глубоко вдохнул и набил рот сливочной карамелью.
Блаженству не было предела. На мгновение я познал те самые райские кущи, о которых постоянно твердят церковники на службах. В животе запели ангелы с херувимами, а мозг взорвался калейдоскопом ощущений.
— Не жалею ни о чем, — выдохнул я, сходя с ума от палитры вкусов. — Ни о чем!
Через секунду в проулке очутились запыхавшиеся стражники:
— Вон он! Лови его!
— А ну стой, гнусный воришка!
Но стоять я не собирался.
Чавкая прилипшей к зубам карамелью, я снова пустился в бега. Пулей вылетел на проезжую часть, чудом не попал под колеса груженой телеги и оказался в закоулках перед особняком какого-то богатея.
Высокий каменный забор, увенчанный фигурками ангелов, тянулся вдаль еще метров на десять и, кажется, оканчивался тупиком. Зато неподалеку высилась куча разбитых ящиков и дырявых корзин, выброшенных хозяевами.
Тяжело дыша, я оглянулся на своих преследователей и быстро решился на восхождение по мусорной горе. Ноги то и дело проваливались в пустоты, но я упорно карабкался вверх, пока не уцепился за мраморного купидончика, с довольным видом натягивающего тетиву.
Подтянувшись, я перелез через ограду и рухнул на подстриженный газон. В котомке смачно чавкнуло, и я подумал о том, что на ужин теперь придется делать томатную пасту. Тем более, она уже почти приготовилась сама.
Вокруг было тихо. Я с трудом встал на дрожащих ногах, потер ушибленный бок и осмотрелся.
Меня занесло на довольно просторный внутренний двор, примыкающий к купеческому дому. Поодаль располагалась большая деревянная беседка, поросшая виноградной лозой, рядом с ней журчал питьевой фонтанчик. Людей, к моему облегчению, здесь не наблюдалось.
Отдышавшись, я прокрался по влажному газону до противоположной стены и наткнулся на ворота, обрамленные цветочными кустами. Калитка оказалась незапертой, и мне без труда удалось выйти на улицу.
Едва же я ступил на мощеный тротуар, как сильная солдатская пятерня схватила меня за воротник и швырнула о брусчатку. Синий мундир громадой навис надо мной, заслонив половину неба. Через мгновение рядом с ним вырос и его запыхавшийся напарник.
Физиономии гвардейцев перекосило от гнева, так что рассчитывать на их милосердие явно не стоило.
— Сдаюсь! — выпалил я, решив не испытывать судьбу.
Поймавший меня патрульный сплюнул на землю и хотел что-то сказать, но тучи над городом вдруг ненадолго расступились и позволили яркому солнцу пролиться на крыши домов.
А мигом позже вдалеке ярко полыхнуло. Густое облако зеленоватого дыма выросло на горизонте, словно гриб после дождя. Тут же раздались крики прохожих и приглушенный перезвон сигнального колокола.
Я не сразу понял, что произошло. А когда мозг наконец связал утренние эксперименты дяди Вальтера, солнечный свет и странный пожар на южной стороне Центра, сознание взорвалось от паники.
— О нет! — прошептал я, вскочив на ноги.
Потерявшие ко мне интерес гвардейцы бросились к месту возгорания. Я же сначала кинулся следом, а затем сообразил, что могу срезать путь через переулки.
Позабыв обо всем на свете, я на одном дыхании пробежал несколько кварталов и вылетел к Гранатовым воротам.
Пожар к этому времени уже достиг своего пика. Весь верхний этаж был объят пламенем, которое из-за обилия реагентов часто меняло цвет то на изумрудно-зеленый, то на пурпурный, то на молочно-белый. Вокруг особняка творился полнейший хаос: бегали и кричали люди, плакали испуганные дети, кто-то из местных мужиков носился с пустыми ведрами в поисках воды, а старики громко молились, называя цветные всполохи проделками сатаны.
Выругавшись, я скинул котомку с плеч и побежал к лестнице. Сомнений в том, что дядя все еще в лаборатории, у меня почему-то даже не возникло.
Уже на подступах к крыше лицо обдало такой волной нестерпимого жара, что я едва не потерял равновесие. Входная дверь была распахнута настежь. Из прохода валил зеленоватый дым. Прикрывшись рукавом, я нырнул в комнату и сразу споткнулся о здоровенный медицинский чемодан, в котором дядя хранил химические образцы.
— Дядя! — гаркнул я, но едва расслышал себя в жутком вое огня.
Алхимик копался у книжных полок, спешно собирая фолианты в холщовый мешок.
— Артур! — воскликнул он, заметив меня. — Слава богу, ты здесь! Быстрее, спасай записи!
И он ткнул черным от сажи пальцем на заваленный бумагами стол.
Времени на пререкания и споры не было. К тому же я твердо знал, что без своих полевых заметок дядя Вальтер точно никуда не уйдет. Поэтому я, не проронив ни слова, бросился сквозь потоки жидкого огня, сорвал с окна уцелевшую занавесь и накинул ее на столешницу. Потом стянул дымящиеся свитки с клочками каких-то бумаг на пол и наскоро связал края в увесистый тюк.
Ядовитый дым почти заполнил комнату. Каждую секунду лопались нагретые до предела колбы и реторты, языки пламени стелились по стенам, пожирали мебель и адскими змеями ползали по потолку. Воздух раскалился настолько, что дышать им было просто невозможно.
Я обернулся, чтобы окликнуть старика, однако он уже брел ко мне, увешанный спасенным барахлом.
— Окно, Артур! — с трудом выговорил он. — Поторопись, ну же!
Кашляя и задыхаясь, я подобрался к проему и вытолкнул туда сначала тюк с вещами, а потом и себя. Дядя Вальтер последовал за мной. По выступам мы перебрались на соседнюю крышу, а оттуда уже спустились на землю по старой винтовой лестнице.
Оказавшись внизу, я рухнул посреди переулка и прижался щекой к холодным камням. Кровь стучала в ушах, в горло будто насыпали битого стекла, а перед глазами мерцала мутная пелена.
Дядя оглядел пустую улицу и склонился надо мной:
— Как ты, дружок?
— Живой... — выдавил я, боясь пошевелиться.
— Хорошо, тогда вставай. — Он потрепал меня за плечо. — Нужно уходить, пока нас никто не заметил, слышишь?
Я застонал и неимоверным усилием воли принял вертикальное положение. Затем оглянулся на наш особняк, горящий, как гигантский факел, и выругался.
— Идем, Артур! — Алхимик всучил мне тюк с бумагами. — Давай же, соберись!
Мы взвалили на себя вещи и почти бегом отправились сквозь лабиринты улиц. Несколько раз нам приходилось резко сворачивать, уходя от патрульных и случайных свидетелей, а на самой окраине города мы едва не угодили в лапы бандитов, обитавших в трущобах.
Выбравшись за крепостные стены, мы забрались поглубже в пустошь, перевалили через небольшой песчаный холмик и без сил повалились у его подножья.
Несколько минут я жадно хватал ртом воздух и пытался унять судороги в ногах. Меня попеременно бросало то в жар, то в холод, дыхание сбивалось, а виски ломило от боли.
Небо тем временем прошили раскаты грома, и тучи наконец разродились крупными каплями дождя.
— Святая дева... — выдохнул я, ощутив на лице живительную влагу.
Растерев щеки и лоб, я посмотрел на дядю Вальтера. Выглядел он, как домовой-переросток: запачканная копотью физиономия, торчащие во все стороны волосы и пропахшие гарью лохмотья.
Алхимик самозабвенно рылся в мешке с книгами и бормотал что-то себе под нос.
— Господь всемилостивый! — внезапно воскликнул он. — Дневник твоего отца, Артур! Он сгинул в лаборатории!
Это стало для меня последней каплей.
Подскочив, я с яростью рванул на себе ворот рубахи, вытащил из-за пазухи затертую книжонку и в сердцах швырнул ее в старика.
— Тебя только он интересует, да?! — заорал я. — Черт побери, мы же чуть не сгорели заживо из-за этого мусора! Я чуть не сгорел, дядя!
В гневе я с силой пнул горку песка и схватил себя за волосы. Престарелый алхимик молчал, и это бесило меня еще больше.
— Научный подход?! Смена дня и ночи?! Ты серьезно?! Да какого дьявола там вообще произошло?!
Дядя Вальтер глубоко вздохнул и посмотрел мне в глаза.
— Прости меня, мальчик мой, — выдержав паузу, сказал он. — Я знаю, как тебе тяжело. Но постарайся понять, что есть вещи важнее нашей личной трагедии. И сколь бы ни было сложно, мы должны завершить начатое. Ради алхимии. Ради твоего отца.
Я скрипнул зубами и отвернулся.
— Артур? — тихо позвал меня старик.
— В следующий раз будь добр найти нам лабораторию поближе к воде, — сцедил я ледяным голосом.
Я не видел лица дяди, но почувствовал, как он расплывается в усталой улыбке.
Сверкнула молния. Дождь хлынул с новой силой.
Стянув с плеч горелые обноски, я подставился холодным потокам и пошел встречать непогоду в заросшее луговыми цветами поле.


19.02.18 – 20.02.18