Инспектор Полушкин

Инспектор Полушкин потянулся через стол к стаканчику с водой, но передумал и просто потянулся. Да так смачно, что стоящему напротив него Кузякину показалось, что он услышал характерный хруст костей. У дверей стоял, клюющий носом охранник с безразличным выражением лица.
Полушкин достал из пухлой папки несколько листков. Затем задумчиво посмотрел на Кузякина.
- Вы пробрались в дом господина Мурашкина и убили хозяина при помощи пистолета системы «Вальтер». О чём свидетельствует ваш недоумённый вид и напрасное отпирательство.
Все факты на лицо, и они против вас.
Никто не видел вас ни входящим, ни выходящим из дома. Это говорит о том, что вы хорошо подготовились и смогли пройти незаметно.
Множество свидетелей подтвердило, что в то время, когда произошло преступление, вы спокойно сидели в кафе и пили кофе. По показаниям тех же свидетелей, кафе находится на другом конце города, и вы просто физически не могли бы присутствовать на месте преступления.
Этот факт не только ни в вашу пользу, а ещё и усугубляет ваше положение. Как же нужно исхитриться и оказаться в двух местах сразу?
Выходит, убийство было преднамеренное.
Из протокола следует, что убийца был высокого роста, крепкого телосложения, в чёрных лайковых перчатках и чёрных очках, в руках держал чёрную гавайскую гитару… простите шляпу, а ещё хромал и шепелявил.
То, что описание предполагаемого убийцы не совпадает с вашей наружностью, говорит лишь о том, что вы всё тщательно продумали заранее, изменили внешность и уничтожили все улики.
Где ваш пистолет? Вы же стреляли в жертву? Пусть и не нашли следов от выстрела ни на теле, ни на стенах, ни потолках квартиры. И все раны признаны колото-резаными… Но вы же чем-то стреляли?!
А чем вы объясните, что мы не нашли следов крови на вашей одежде? Чем? Где орудие убийства? Где кровь? Наконец, где мотив? 
Поверьте, в ваших же интересах сказать правду, показать место, где вы спрятали пистолет.
Или у вас есть свидетели, которые могли бы подтвердить, что вы были в другом месте… а раз нет свидетелей, то нет и алиби.
Поэтому в ваших интересах, сдать нам, как можно быстрее, соучастников и оружие, пока дело не передали в суд.
Хотя и это будет довольно незначительная помощь, необязательная улика для обвинительного заключения.
Следствие закончено. Видит бог, я хотел вам помочь и сделал всё, что мог. Всё теперь в ваших руках, а я умываю руки. Сами понимаете, пандемия.
Полушкин откинулся на кресло.
Какое-то время оторопелый Кузякин молча таращился на инспектора. В голове бурлило. Кипящий мозг, казалось, сейчас снесёт крышку черепа.
Кузякин схватился за стол, наклонился поближе к Полушкину, вытянул шею и просипел:
- Твоя взяла начальник. Ты меня раскусил… У-у-у, как ты меня, прямо в яблочко! Как мне плохо! Совесть меня загрызла! А-а-а, о-о-о…
Кузякин со всего маха ударился лицом о стол, притом наклонил голову так, чтобы непременно попасть левым глазом. Подмигнул правым Полушкину и тюкнулся в стол второй раз уже носом.
Брызги восходящего солнца пробили ветхую тюль и заскакали зайчиками по облезлым стенам допросной.
Двери распахнулись и в комнату ворвалась толпа с фотоаппаратами и микрофонами. Во главе толпы, потрясая удостоверением и кудряшками, выступала остроносая молодая девица.
- Снимайте, записывайте. Вы видите издевательства над невиновными. Наши дорогие органы ради признания отобьют ни в чём не повинным гражданам все органы. Как хорошо, что мы захватили доктора. Зафиксируйте побои.
Я, как адвокат и правозащитник, заявляю о недопустимости силовых методов допроса. Я очень хороший адвокат. Моя фамилия Мозголомайте. Вот моя визитка. Мы раскроем глаза общественности, а вы получите срок за издевательства над заключёнными.
После суда Полушкина поместили в небольшую комнату, где вместо передней стенки была вмонтирована крепкая решетка. «Как в зоопарке» - отметил про себя Полушкин, лежа на мешке-матрасе и размышляя о превратностях судьбы. Клетка была сухая и тёплая. Мягкий мешок, набитый свежим, вкусно пахнущим сеном, приятно обволакивал тело.
Скромная миска с ароматной баландой и кусок липкого хлеба, делали жизнь приятной и даже комфортной. А постоянно снующие вокруг крысы напрочь избавляли его от чувства одиночества, остатков еды и сна.
Рядом с клеткой, резвились ребятишки. Они носились по коридору, кидались ошмётками краковской колбасы, обливались кока-колой и лепили из мягкого шоколада весёлые какашки. Самые маленькие пытались просунуть в клетку валявшиеся на полу огрызки яблок, но тут же получали по немытым рукам от старших. На клетке висела табличка, что кормить заключённых строго запрещается.
Где-то вдали послышался визг тормозов, скрипнула калитка. Ребятишки замерли, из конца коридора показалась тучная фигура охранника с недоеденным бутербродом в руках.
- Брысь! Мамке скажете, что папка вас накормил и в зоопарк сводил. Бегом отсюда, начальство увидит. Да не в дверь, в окно вылезайте. Если кто ноги поломает – шею сверну.
Толстяк, переваливаясь на ходу, по-утиному, спешно выкинул ребят в окно, плотно закрыл створку, махнул пухлым кулачком в сторону узника и замер в стойке сурка.
У Полушкина зачесалось в носу, и он громко чихнул. Глаза зажмурились на сотую долю секунды, но и этого оказалось достаточно. Открыв глаза, он увидел перед собой Мурашкина.
Мурашкин задумчиво разглядывал сквозь прутья решётки заключённого и почёсывал шею как раз в том месте, где всего пару дней назад Полушкин ясно видел «Провалиться мне на этом месте» глубокий разрез со всеми вытекающими.
- Да-да… Так оно и есть. – Мурашкин грустно улыбнулся. – Так бывает. Думаешь человек умер, а он жив. Ложась с заходом, надеешься проснуться с рассветом, и не просыпаешься вовсе. Или вот совсем интересное... мечтаешь получить на день рождение лошадку, а получаешь... Ты плохой человек. Из-за тебя люди теряют веру в справедливость и хотят быть такими, как ты. А это неправильно.
- Может поговорим? Найдём точки соприкосновения. Я верну деньги. Все деньги. Которые остались. Насчёт Кузякина…
- О Кузякине забудь. Деньги, конечно, хорошо, но вот какая загвоздка. Мне не нужны деньги. Мне нужна справедливость. А справедливости, как ты и сам хорошо знаешь, в мире нет. Значит мне от тебя нужно то, чего и быть не может.
- Не тяни.
- Я хочу, чтобы ты признал все свои ошибки. Раскаялся.
- Признаю. Был не прав. Готов искупить на коленях.
- Да-да… Именно так и поступают лжецы и лицемеры. Встав на колени, человек не раскаивается, а просто унижается, затаив против тех, кто вынудил их...
- Да, ладно! Мурашкин, глупый Мурашкин. Ничего тебя не учит. Иди к своей Мурашихи, я спать хочу. У меня теперь время достаточно. А денег ты не увидишь, как своих ушей. Мурашкин, ты вообще обращал внимание на свои уши. Они же, как у слона.
- Напрасно ты так. Хотя, понять можно. Я знал, что ты возьмёшь деньги, даже их метить не стал. Просто положил в верхний ящик, а ты взял и хорошо. Они теперь тебе вроде, как и без надобности. Зачем птицам деньги?
- Птицам?
- Ну это я ещё не решил. Охранник! Клетку неси.
Охранник шевельнулся, расправил затёкшие конечности, и достал из кармана небольшую клетку.
Мурашкин потрепал за щёку охранника, открыл дверцу клетки.
- Я долго думал. Вроде был ты нормальным человеком, народ у тебя эклеры покупал, у тебя же были лучшие эклеры в городе, какого чёрта ты в инспекторы подался? Как там у классика, «Беда, коль пироги начнет печи сапожник, а сапоги тачать пирожник» Только не надо всё на дядю валить, в конце концов решать было тебе. Хотя, никто до сих пор не знает по чьим рецептам ты готовил эклеры. Снова дядя?
Полушкин психанул.
- Я сам всё решаю, и советники мне не нужны.
Охранник наконец дожевал бутерброд.
- Ба!.. какие мы самостоятельные, одобряю. Но хамить дяде не надо.
Мурашкин чуть отпрянул назад.
- Это Вы? Какая удача.
Охранник с сомнением посмотрел на клетку, стоящую у ног Мурашкина. Потом окинул внимательным взглядом присутствующих. Смущённо хихикнул.
- Не рассчитал малость. Тесновато будет, а эта самый раз.
Открыл решётчатую дверь и втолкнул Мурашкина к Полушкину.
Очутившись вместе в одной комнате, мужчины переглянулись, оскалились и бросились на охранника, но тот успел захлопнуть дверь и включить рубильник. Электрическим разрядом отбросило узников к дальней стенке.
- А вот и терпила.
В проёме окна появилась сначала голова, затем сопротивляющееся тело, и наконец, облепленный множеством детских рук, сам Кузякин. Охранник схватил его за шиворот и сунул к Полушкину и Мурашкину.
Дети, как муравьи, пролезли в окно и окружили охранника.
- Папа, а давай их в жаб превратим!
- Лучше в крыс.
- Папа, смотри, пресса!
Дверь в конце коридора распахнулась. Толпа с микрофонами и камерами пыталась протиснуться в не широкую дверь, щёлкала вспышками, брызгала слюной, пиналась и царапалась, наконец, прорвалась и с громким топотом устремилась по коридору. Одной из первых была девушка с кудряшками, нос её было трудно узнать, из острого он превратился в большую сизую картошку. Она махала мятым удостоверением и гундосила:
- Снимайте, записывайте. Вы видите издевательства над невиновными. Наши дорогие органы ради признания отобьют ни в чём не повинным гражданам все органы. Как хорошо, что мы захватили доктора…
Вдруг лица детей исказились ужасом, волосы зашевелились на светлых головках.
- Папа прячься, мама идёт.
Позади репортёров и операторов появилась усталая женщина с двумя тяжёлыми продуктовыми сумками.
Охранник, цепенея от ужаса, открыл дверь камеры и хотел уже туда сигануть, но не успел.
 Женщина бросила продукты, сгребла в охапку всех журналистов, операторов и запихнула в камеру к остальным. Двери удалось закрыть с большим трудом. Руки ноги прессы торчали сквозь железную решётку из переполненной клетки.
Затем женщина подошла к съёжившемуся охраннику и поцеловала его в темечко.
- Хозяин!
- Дежурный!
Охранник встрепенулся, чуть не выронив ключи от камер. «Заснуть во время допроса, вот так дела…»
Полушкин кивнул на Кузякина.
- Уведите подозреваемого в камеру.
Охранник открыл дверь, пропуская Кузякина вперёд, и подумал: - «Интересно, в каком месте я заснул? Хотя, какая разница. А моя бы с этими быстро разобралась, со всеми.»