Два разговора оборванных смертью и войной

Два разговора, в которых я хотел обсудить проблему биографичности творчества социологов, не начавшись оборвались в силу драматических обстоятельств. В обоих случаях меня интересовало мнение по указанной тематике людей, профессионально занимающихся социологией и литературой. Конечно, феномен биографичности продолжает интересовать меня, и я работаю в этом направлении, но что-то очень ценное упущено.


Оба письма моим потенциальным собеседникам сохранились благодаря тому, что А.Н. Алексеев, пришедший в социологию из журналистики, опубликовал их в своем блоге на портале cogita.ru. Первое письмо было написано в июле 2014 года, второе – в августе того же года. Но оба были опубликованы  практически одновременно, в 20-х числах августа 2014 года.
Первое письмо было обращено к Б. В. Дубину (1946-2014) – социологу и культурологу, переводчику поэзии и эссеисту. Цель моего обращения к нему формулировалась следующим образом:


«...Анализ собранной информации позволяет мне с уверенностью говорить о биографичности творчества социологов, т.е. их построения, предмет исследований во многом определяются их до- или внесоциологической деятельностью... мне не кажется оригинальным этот «посыл», но изучение механизмов, кейсов биографичности представляется интересным...
По роду твоей переводческой деятельности ты, конечно, постоянно видишь эту биографичность в поэзии... а есть ли там, если говорить о серьезных авторах, еще что-либо кроме биографичности? <…>
Могли бы мы с тобой немного поговорить о биографичности в литературе и социологии?»
Не знаю, прочел ли Борис Дубин мое письмо, через два месяца он умер, и письмо стало частью написанного мною некролога [1].


Адресатом второго письма является Юрий Чернецкий – профессор социологии Харьковского национального университета имени В. Н. Каразина, поэт и очеркист.
В преамбуле к публикации письма, озаглавленной Андреем Алексеевым «Биографичность как существенная черта социологического творчества» [2], отмечено: «Опубликованный на страницах Когита.ру этюд украинского социолога Ю. Чернецкого о выдающемся британском социологе Энтони Гидденсе вызвал отклик Б. Докторова, в виде частного письма автору этюда. Отклик этот представляется концептуальным и общеинтересным, и, с разрешения автора, мы его публикуем».


Предпошлю тексту письма несколько замечаний, разъясняющих его содержание:
«Драматическая социология...» - Алексеев А. Н. Драматическая социология и социологическая ауторефлексия. Тт. 1-4. — СПб.: Норма, 2003-2005.
«Профессия – социолог…» - Алексеев.А.Н., Ленчовский Р.И. (Из опыта драматической социологии: события в СИ РАН – 2008 / 2009 и не только).Тт. 1-4. – СПб.: Норма, 2010.
«Письма любимым женщинам» - эпистолярная форма изложения А. Н. Алексевым наблюдений участников различных форм отношений на производстве. Алексеев называл этот странный жанр эпистолярным хулиганством, однако, по его мнению, «к социологии эти письма имеют гораздо большее отношение, чем многое из того, что ею называется» [3].
«включены в наблюдение и анализ войны между Россией и Украиной» - военные действия России в Украине в 2014 году.

       Б. Докторов  –  Ю. Чернецкому

<…> Еще раз прочел, теперь в ставшем для меня более привычным сетевом варианте, Ваш этюд о Гидденсе. Спасибо за упоминание моей персоны... действительно, те вопросы, которые я задавал покойному Борису Дубину, я считаю крайне важными и в плане понимания специфики социологического знания, и в области раскрытия природы социологического творчества (проще – нашего дела).  Советская социология, в которой все мы выросли, в моем понимании, - серьезное достижение общественной мысли послевоенного периода 20 века. Когда ею займутся историки социологии и  науковеды, т.е. ученые, глубоко понимающие, что социология – это продукт мира, в котором она и сами социологи существуют и работают, тогда мое утверждение станет яснее, не столь провокативным, каким оно представляется сейчас.
К сожалению, одной из черт советской социологии была ее ВНЕБИОГРАФИЧНОСТЬ: в силу очевидных (и не совсем очевидных) обстоятельств социологи не имели права, возможности говорить «от себя» и «своим языком». Дурно, т.е. ограниченно понимавшийся тезис об «объективности» научного знания, а также цензура и самоцензура, кроме всего прочего, ограничивали жанр социологического повествования. Книги, статьи, тезисы. Порождением застоя стали «коллективные монографии», их называли «братскими могилами», но это было гениальное изобретение времени. Подобное коммунальным квартирам, где каждый должен был следить за каждым...  тогда  по определению, не могло быть таких книг, как  «Драматическая социология...» и «Профессия – социолог…» наших соавторов по переписке, доказательство – очевидно, судьба «Писем любимым женщинам».


Перестройка дала российским социологам не только возможность изучать новые социальные процессы, использовать новые методы, обогатила жанр социологических текстов (например, появились этюды, эссе, письма...). Она внесла в социологическое творчество биографичность. Вот примерно то, о чем я предполагал говорить с Дубиным, поскольку он был и философом-социологом, и литератором в самом широком смысле этого слова.
Я понимаю, что Вы сейчас на 100% и даже более включены в наблюдение и анализ войны между Россией и Украиной. Старого мира между этими странами в обозримом будущем, на мой взгляд, не будет. Но мир без стрельбы настанет. Может, тогда поговорим по обозначенным выше проблемам? <…>

                ******

Утверждение восьми летней давности: «старого мира» между Россией и Украиной сегодня не требует разъяснений, да и «мир без стрельбы» - трудно реализуемая, долгосрочная мечта.

1. Докторов Б. О несостоявшемся разговоре с Борисом Дубиным. http://proza.ru/2022/02/10/1915.

2. Докторов Б. Биографичность как существенная черта социологического творчества
3. Алексеев А. Письма любимым женщинам. (Эксперимент социолога-рабочего)