Белый Пудинг

Однажды утром, в четверг, когда соседи еще не повылазили из своих домов, а звезды, еще толком не успели скрыться за горизонтом Джо Стоунз пошел в лес. Нашел уютное местечко, в недрах пугающей тундры. Стал на колени. Приложил ледяное дуло пистолета к своему виску. И нажал на спусковой курок.


За неделю до этого


- Милый, ты еще долго?

Джо скрестил ноги, и выпучил глаза, пытаясь намекнуть своему организму, что пора бы заканчивать.

- Нет - ледяным голосом ответил мужчина, чувствуя жжение в легких. - Уже выхожу.

- Давай скорее, я тоже хочу в туалет.

Взглянув на экран смартфона, Джо с ненавистью стиснул зубы и свернул порнографический видеоролик. Натянул штаны. Открыл меню управления аккаунтами и удалил историю.
Остановившись перед зеркалом, Джо внимательно посмотрел на свое румяное лицо, на котором, уже отчетливо прослеживались глубокие морщины. Умылся. Похлопал себя по щекам и как бы не было противно, вышел вон из ванной, чувствуя в своих штанах бушующий торнадо.
Жена ничего не сказала. Он ничего не ответил. Просто пошел в гостиную, уселся за телевизор и продолжил хаотично перелистывать каналы, игнорируя просьбы Оливии остановится хоть на чем-нибудь одном.

Оливия это его дочь. Меган - его супруга. Они все поникшие и расстроенные, из-за того, что случилось год назад. Ровно год назад. Сегодня круглая дата. И нет, он не забыл. О таком просто невозможно не помнить.

- Пап, ты должен поддержать маму - тихо произносит Оливия, пока Меган спускает воду в туалет. - Особенно сегодня.

- Конечно милая - отвечает Джо, внимательно наблюдая за спариванием диких африканских кошек. - Я сделаю все как нужно.

Сам же он крепко прикусывает губу, и чувствует хроническую апатию. Ровно год назад случилось то, что случилось и теперь это будет преследовать его до конца его дней. Или дольше.
Меган возвращается на кухню и зовет их к столу. Сегодня они снова будут пить чай, хотя Джо не отказался бы и от виски. Он встает. Скрупулезно смотрит в экран и пытается натянуть на свою физиономию что-то вроде нормального лица. Такого лица, которое часто можно встретить на довольных жизнью людях.

Оливия - это его дочь, и ей исполнилось 17. Меган - его супруга, и ей всего 42. Семья - это единственное, доступное даже самому нищему человеку богатство. И некогда, Джо был по настоящему богат. Год назад. Ровно 12 месяцев.

Он садится за стол. Смотрит на дочь. Его жена тоже смотрит на дочь. Они не смотрят друг на друга. Потом он упирается лицом в тарелку и начинает рассказывать про работу, про друзей, про компанию. Ему плевать слушают его или нет. Он бы с удовольствием выпил виски и отправил бы дочь в свою комнату. Он бы с радостью остался с Меган один на один и все бы ей высказал. Но только не в этот раз. Только не в эту дату.
Звон тарелок эхом разносится по всему дому, и стоит Джо закончить предложение и положить в рот какую-то пищу, как кухня сразу же наполняется тишиной. Такой тишиной, в которой могут находится лишь висельники и Меган. Той тишиной, которую Джо не вытерпел в спальне и поэтому переехал жить на диван.
Неловкая пауза затягивается на долгие минуты и Джо без труда разбивает ее на осколки своими остроумными шуточками, от которых никому не весело.

Оливия - его дочь. И он ее любит. Меган - его жена. И он ее вряд ли простит.


 2


Джо засиживается в туалете, потому что хочет быть хорошим семьянином. Раз два. Вверх вниз. Свободной рукой Джо прикрывает динамик на телефоне, так как не хочет чтобы его кто-то услышал. Выключить звук он тоже не в состоянии. Иначе его “разрядка” продлиться гораздо дольше обычного. Джо делает это по несколько раз на дню. Он делает это потому что любит свою супругу.
В перерыве он успевает посидеть с другими сотрудниками компании. Они пьют сок, хотя Джо не отказался бы и от водки. Травят байки про разных цыпочек, которые расхаживают по офису в откровенных декольте и коротких юбках. От этих разговоров Джо чувствует прилив новой энергии и снова идет в туалет.
Раз два. Вверх вниз. Он не трахался уже целый год и теперь вынужден справлять потребности в свой твердый мужской кулак. Скрестив ноги и выпучив глаза. Джо делает это на работе, перед работой и после работы. Он делает это, потому что не хочет разбивать остатки Меган, которые удалось сохранить после той злополучной ночи. Он делает это, потому что она не выдержит еще и измены.

Возвращаясь домой, Джо снова внимательно смотрит телевизор. Пытается разукрасить будни своей семьи в какие-нибудь другие оттенки. В палитре Меган осталось только черное и белое и от этого, честно говоря, с каждым днем становится все противнее.
Когда случилось то, что случилось Меган закрылась. Ушла в недра своей яркой фантазии и осталась сидеть в этой гнетущей тишине, не подпуская никого на расстояние пушечного выстрела.

Раз два. Вверх вниз. Джо растворяется за кремовой дверью и садится на туалет. Он делает это потому что в фильмах показывают неправду. Он делает это, потому что личностная утрата это не семейное дело. Это дело каждого отдельного члена семьи и точка. По телевизору крутят мыльные оперы, где люди берутся за руки. Верой и правдой переживают нестабильные периоды, а после переходят черту. Так вот этого не бывает.
Раз два. Вверх вниз. Джо переходит черту по несколько раз на дню, а после возвращается к Меган, которая не подпускает его на расстояние вытянутой руки. Она не подпускает надежду на расстояние пушечного выстрела.

За ужином Оливия говорит, что нашла новую работу, и Джо улыбается своей самой дежурной улыбкой. Такой улыбкой, которую используют люди, которые искренне рады. Он пьет чай, хотя с удовольствием приложился бы к рому, а после продолжает рассказывать истории, от которых никому не весело.
Он делает это потому что не в силах вытерпеть тишину, которая стала частью их жизни. Он делает это, потому что мысленно перешел черту и теперь готов двигаться дальше.



 3



- Белый Пудинг отпадное местечко - гордо заявляет Ларри поправляя свой розовый галстук. Кто вообще наденет розовый галстук? Разве что полный кретин.

Джо ковыряет в ухе и внимательно слушает Ларри. Кретин рассказывает за волшебное место в котором можно неплохо оттопырится. Рассказывает о том, насколько все здорово там устроено.

- Расслабляющая атмосфера, путаны в роли смазливых официанток, удобные качели для азартных игр.

Джо тяжело вздыхает и просто идет в туалет. Раз два. Вверх вниз. Он не трахался уже целую вечность и способен возбудится даже на голос чокнутого кретина, одевающего на работу розовый галстук. Вот до чего он докатился. Вот до чего его довели. Меган.

Джо возвращается домой и пытается разукрасить бытовую жизнь окружающих его людей в какие-нибудь новые краски. Краски, которые хотя бы немного будут отличаться от привычных цветов.
Он подходит к Меган и кладет ей руку на талию. Он намерен что-то сказать, и только мычит, пытаясь выдумать что-нибудь эдакое. Что-нибудь такое, что может сказать мужчина, который искренне любит свою жену. Она смотрит на него без всякого настроения, а после возвращается к своим любимым занятиям, медленно ускользая от его руки, словно призрак.
Джо возвращается в зал и с нетерпением продолжает смотреть телевизор. Тыкает на мягкие кнопки. Вслушивается в сотни разрозненных голосов, вылетающих из массивных колонок. Иногда такое случается. Иногда, мы просто не знаем что именно нужно сказать. Как именно нам следует действовать.

Это случилось год назад. Ровно 12 месяцев. И после этого все пошло наперекосяк. Джо выкручивает громкость на максимум. Сильнее вдавливает мягкие кнопочки, в надежде что те когда-нибудь поломаются. Он делает это, потому что отцы не плачут. А мамы не разговаривают. Он ломает пульт по несколько раз на дню, потому что зона эмоциональной разрядки это не семейное дело. Это дело каждого отдельного члена семьи. Вот так вот все просто.

Джо силой продавливает мягкие кнопки и слышит как Меган начинает мыть посуду по второму кругу, вынимая из шкафчиков блестящие тарелки и хрустальные бокалы. Она делает это каждый день, потому что в книгах рассказывают неправду. Верой и правдой. При помощи любви и терпения. Семьи переступают через черту придерживая друг друга за локти. Только вот этого не бывает.
В реальной жизни, когда твой ребенок вываливается из окна, а ты этого даже не замечаешь присутствуют совершенно другие эмоции. Точнее их полнейшее отсутствие. Мужчины не плачут. И не отчаиваются. Они просто умирают изнутри, а после сидят на диване и пытаются сломать пульт, в надежде добиться эмоциональной балансировки.
Иногда такое случается. Иногда мы просто не знаем что нам следует говорить. Как именно нам следует действовать. В кухне грохочет посуда и льется вода. Меган натирает бокалы и тарелки, к которым они никогда не притронутся. Джо выдумывает слова, которые никогда ей не скажет. Я тебя люблю. Я тебя хочу. Давай попробуем все сначала. Он не скажет этого потому что в кухне льется вода, а по телеку тысячи разрозненных звуков пытаются порвать тишину, которая стала частью их жизни.

Он помнит тот день. Как будто это было только вчера. Он смотрел футбол. Она разговаривала по телефону. А после в дверь постучали. И после этого все пошло наперекосяк. Соседи вызвали полицию, полиция вызвала скорую, скорая увезла маленький трупик, зафиксировав время смерти.
На вопрос офицера как именно это произошло они не смогли ответить. Он смотрел футбол. Она разговаривала по телефону. Иногда такое случается. Иногда мы просто стоим скрестив локти, и чувствуем внутри себя какую-то липкую материю. Как будто тебе кто-то продырявил живот, а ты этого попросту не заметил.
Через несколько часов полиция поехала по домам, забыв предупредить, что отверстие в животе не перестанет расти никогда. Оно будет поглощать тебя сантиметр за сантиметром, пока не останется пустота. И тишина. Такая тишина в которой могут находится лишь висельники и Меган. Такая тишина о которой уж точно не напишут в книгах.



 4



Если верить в чудо, оно обязательно произойдет. Так его учили в детстве. Именно так его подготавливали к будущей жизни. Мама целовала его в лоб, размазывая по коже остатки сигаретной слюны. А после он засыпал. И верил. Ибо все что говорят родители, есть чистая правда, которую нам предстоит опровергнуть при первой же возможности.

Джо заводит двигатель своего старенького Рено. Плавно давит на газ, внимательно оценивая дистанцию. Крутит руль влево, потом вправо. Выбирается из серых лабиринтов коммерческой парковки, на которой могут присутствовать “только свои”. Только сотрудники компании. Только люди с пивными животами и твердыми нервами, способные улыбаться через оскал. Такие люди, которые способны передавать боль через рукопожатие.
Джо набирает скорость. Смотрит в зеркало заднего вида, оценивая дистанцию. Ту дистанцию, которой будет достаточно для того чтобы снова оказаться самим собой. Стянуть с костей лицо. Такое лицо, которое носят все сотрудники этой организации.
Когда случилось то, что случилось он просто продолжил жить. Вставать по утрам. Вместо водки пить чай. Выходить во двор и улыбаться соседям, игнорируя их скептический взгляд. Такой взгляд, который прожигает тебя насквозь и награждает клеймом, от которого уже невозможно отмыться.

Джо вдавливает педаль газа и проскакивает свой поворот. Выкручивает громкость на максимум. Под дикие вопли какой-то британской рок группы он стремительно удаляется вперед. Подальше от города. От тех мест, в которых нужно казаться. А не быть. От кирпичных строений, в которых ходят “только свои”. Только люди, которые с рождения умеют наигранно плакать. Или смеяться. Говорить слова с мертвым лицом. И тщательно упаковывать проклятия. Меняя их структуру и форму. Пряча недоброжелательные слова под фразами “доброе утро” или “как там твоя жена?”.
Джо вдавливает педаль газа, до онемения стопы. Кривит лицо от ненависти. Вцепляется в руль, и под сомнительные куплеты Лондона открывает свой рот. Кричит что есть силы, переходя на визг. А потом на хрип. Бьет кулаком в светящуюся панель, которая переливалась всеми цветами радуги. Он делает это, потому что мужчины не плачут. И не отчаиваются. Они просто умирают изнутри, а потом едут в поле, для того чтобы хорошо проораться. Или просто вдохнуть полными легкими, не боясь поймать на своей шее чей-то подозрительный взгляд. Такой взгляд, который может быть только у “своих ребят”. Взгляд который скользит по тебе словно рентген, выискивая все твои комплексы. И изъяны.

Джо сбрасывает скорость, оказываясь в свете парящих звезд. Открывает пассажирское окно и вдыхает полными легкими. Через несколько сотен метров он сворачивает направо. Проезжает еще полкилометра и пересекает Даунстунский мост. После него сворачивает налево. На гравий. Едет куда глаза глядят, пытаясь не думать ни о чем, кроме как об узкой дороге, утопающей в сельской глуши. В конце огромного дерева, он видит съезд вниз, отмеряющий начало новой дороге, которая ведет его змейкой сквозь какое-то поле. В открытое окно доносятся голоса сверчков. Шум дряхлого мотора. Джо выезжает на новую дорогу, освещенную неоновой вывеской ярко белого цвета. Кирпичное здание посреди поля. И леса. Огражденое каменными заборами и подсвеченное розовыми фонарями. Джо выезжает из гравия на асфальт. Паркует машину на открытой местности, прямо напротив входа. Бледно розовые буквы на черничном кексе формируют название.

Белый Пудинг. Отпадное местечко, если верить чокнутому кретину Ларри.



 5



Когда тебе восемь, родители без устали учат тебя всему на свете. Мама говорит о духовном. Отец о физическом. Как два скульптора, они высекают из дикого камня что-то вроде человека. Такого человека, который в будущем предстанет в обществе и будет ограничен лишь теми принципами и мировоззрением, которыми его наделили родители. Не больше ни меньше.
Отец всегда говорил о физическом. Брал Джо с собой на рыбалку и в гараж. Показывал как работает двигатель внутреннего сгорания. И как строятся города. Как заливается фундамент. Как орошаются поля. Четкие схемы и понятные цифры, о которых не стоит долго разглагольствовать. Отец всегда говорил о таких вещах, которые не стоит принимать близко к сердцу. Их легко записывать на бумаге. О таких вещах, которые находятся в зоне критического анализа. Их необходимо либо опровергать, либо доказывать.
Мать же всегда говорила о духовном. О тех матерях, которые не видны обычному смертному. Она рассказывала маленькому Джо о силе духа. О воле. О чудесах, которые неизбежно происходят с каждым из нас, вот только глупые люди их попросту не замечают. Она гладила его по голове, доставала книжку и они вместе читали истории. Такие истории где девочки - это настоящие принцессы, которые (по мнению Джо) не всегда заслуживают спасения. Такие истории, где мужчины - это герои. Воины. Защитники. Джентльмены. Она говорила, что мужчины не плачут. И не отчаиваются. Не опускают руки и не пасуют перед обстоятельствами. Такие мужчины, которые тщательно скрывают свои эмоции под своими большими плечами. Острыми кадыками и жесткой щетиной.
Когда случилось, то что случилось, Меган кричала. Полиция металась по двору, распугивая соседей. А Джо просто стоял. Вспоминая формулы и схемы. Как строятся города. Как закладывается бетон. Как спасают принцесс, которых забрал дракон. Джо стоял в стороне, пытаясь сформулировать какую-то гипотезу. И молчал. Слова вертелись в голове, но они были словно нелепые и чужие. Джо стоял, стоял, стоял, стоял, стоял. И молчал. Скульпторы его этому не научили.

Табличка у входа представляла собой глянцевую металлическую пластину черного цвета. Золотыми буквами на ней была выведена надпись. “ВАС НЕ СНИМАЕТ СКРЫТАЯ КАМЕРА”.
Немного помедлив, мужчина прошел через огромную кирпичную арку, оказываясь на территории заведения. Повсюду были расположены декорированные яркими камнями фонтанчики. Возле них были высажены необычные деревья. Всякие там туи, африканские липы и прочие представители царства растений.
Внезапно Джо осознал, что стоит прямо у входа. Смотрит на очередную табличку, которая мягко намекает на то, что именно тут ты можешь опробовать режим бога. И тебе за это ничего не будет. Просто толкни дверь и проскользни вовнутрь. Закажи столик и кальян. И виски. Тот напиток, о котором Джо мечтал с того самого дня, как случилось то, что случилось.

Он монотонно потрусил головой, воссоздавая в подсознании образ Меган. Ее волосы и котлеты. Смех, улыбку и то, что было за все эти долгие 20 лет. Один ребенок у них все таки выжил. А другой не смог. Мать учила, что чудеса бывают. Они случаются каждый Божий день, только глупые люди этого не замечают.
Джо переминается с ноги на ногу. Пытается вытащить из чертовой памяти любые картинки, которые заставили бы его вернуться в машину. И завести мотор. На бешеной скорости погнать домой, забыв об этой поездке. Он смотрит на звезды. В их бледных силуэтах отражается только боль. И раздражение. Меган никогда не спит. И не разговаривает. И как бы Джо не пытался подарить ей свою палитру, она ей вообщем то не нужна. Джо снова читает табличку. Смотрит в сторону старенького Рено. И прячет ключи куда-то во внутренний карман пиджака. Туда, откуда они точно не выскользнут.

Спустя десяти минут, Джо уже сидел в просторной комнате, облачившись в маску индийского божества. Такого божества, которое отвечает за мир во всем мире. На его поношенном теле вяло телепался халат. Из тончайшего черного шелка. Администратор стоял над ним с разными бумажками, дежурно уведомляя мужчину о принципах взаимодействия с персоналом. О политике конфиденциальности внутри ресторана (хотя Белый Пудинг и не был никаким рестораном). Зайдя во внутрь, Джо ожидал увидеть столики и сцену. Людей, которые едят еду и танцуют под музыку какого-нибудь хипстера-диджея. Но нет. Белый Пудинг больше напоминал вагон. Или старенький кондоминиум, с  длинными коридорами, утыканными дверями с обеих сторон.
В одной из таких комнат они сейчас и располагались. Здесь был персональный бар и удобная кровать. Большая Джакузи в которой можно было полежать. Послушать журчание воды и другую успокаивающую музыку.

Наконец он ушел. Забрал все свои бумажки, а вместе с ними и половину месячной зарплаты Джо. Оставил его наедине с бархатными стенами. Наедине с выпивкой и кубинскими сигарами. Наедине с молоденькой официанткой в коротком платье и головой пантеры вместо обычной человеческой головы. Девица стояла, смиренно смотря в пол, а Джо делал вид будто вообще ее не замечает.
Он упорно смотрел в телефон. И пил виски, обжигая охрипшее горло. Тянул сигару, заполняя комнату бледными пятнами. Несколько раз ходил кругами по комнате, все так же пристально посматривая в сторону гаджета. И снова прикладывался к бокалу. Чувствуя приятные головокружения, но вместе с тем и слепую боль.
Джо затягивается сигарой. Молится про себя, чтобы сраная Меган написала ему хотя-бы одну несчастную смс. Простой вопрос или предъяву. И он бы сразу же сорвался с места. Прямо в шелковом халатике помчался бы обратно на Гроув авеню. Вломился в закрытые двери и больше никогда бы не ломал пульт. Не исчезал за дверью, в попытках добиться эмоциональной разрядки. И не кричал бы за городом, срывая горло до хрипа.
Вопреки его безумному взгляду, который принимал на себя телефон, смс от Меган не приходило.


6

Иногда для того чтобы твоя мечта осуществилась, необходимо чтобы весь мир пошел ко дну. Он прочитал это в какой-то книге. В той книге, которая как и все остальные врут. Где халтурщики авторы всё подчеркивают высокими чувствами и ведут сюжеты к хэппи-эндам. Таким хэппи-эндам, которые недоступны в реальности.
Джо бросает телефон о стену. Смотрит на молоденькую официантку. Та трясется всем телом, будто пытаясь самоуничтожиться. Самоудалиться из комнаты, в которой вот-вот произойдет расправа. Из той комнаты, в которой она познает всю ненависть к современному творчеству, которое годами зомбирует рекламой. И хреновыми книгами.
Джо хватает ее за передник. Срывает ткань, обнажая упругие груди. Запускает ладонь в черные кудри и тащит за собой на кровать. Ставит на корточки и входит до упора издавая истошный крик. Выворачивает ее тонкие руки и продолжает надраивать ее до потери пульса. До судорог в промежности. До белых пятен, которые всплывают перед глазами и вызывают рвоту. Джо работает дальше, не жалея пота. И сил. Тянет на себя ее чертову голову, словно вознамерился оторвать ее с корнями и забрать себе как трофей. Он мычит в потолок, наблюдая за зеркальными бликами, которые повторяют все его немыслимые движения. Секунда. Толчок. И крик. Спустя целый год он добился эмоционального наслаждения.



7



Как только Джо приехал на работу все пошло наперекосяк. Не то чтобы утро у него не задалось. Напротив. Он встал с первыми лучами солнца и выпил кофе. Заправил машину, недалеко от Белого Пудинга. Там же съел пару чизбургеров и залил это все колой. Распланировал задачи на ближайшие выходные. Купить себе новый смартфон. Купить магнитолу в машину. Старая теперь вываливалась и трещала. Периодически пропуская через себя какие-то искорки и разряды.

- А знаешь что самое клевое? - Ларри хлопнул его по плечу и протянул сигарету.

Они стояли в курилке. На обеде. Кретин в желтом галстуке улыбался золотыми зубами и травил байки. Про белый пудинг. Про ципочек в коротких платьях, которые разгуливали у них по офису, возбуждая чокнутого Ларри своими формами.

- И что же? - Джо пил чай и даже не думал о водке.

Ларри сжал кулак и вытянул один палец.

- Первое. До тебя ее еще никто не пердолил.

Он поправил очки на серых глазах и язвительно хихикнул, упираясь костлявым локтем Джо Стоунзу в живот.

- Второе. Они даже не догадываются о том, что именно ты вознамерился сделать.

- Ты о чем? - Джо сильнее затягивается дымом, чувствуя как тело покрывается мелкой коркой, состоящей из острых как бритва мурашек.

- В Белом Пудинге ты вроде как царь и бог. Там официантки, это не какие-то заправские путаны с огромным пробегом. Это обычные бабы. Точно такие же как моя Люси или твоя Меган. Но только моложе.

Ларри тушит бычок о край стены. Смотрит пристально на Джо и кладет пальцы ему на грудь.

- Ты должен попробовать этот кайф. Это что-то вроде ролевой игры, но только в реальности. Реальный страх и боль. Это пробуждает в тебе какие-то первобытные эмоции.

Джо не отвечает. Лишь топорно смотрит в ноги. Пытается выкинуть из головы свое прекрасное настроение, которое фантанировало из его пор еще несколько минут назад. В голове сплошной кавардак. Картинки, которые формируются в образы. Такие образы, которые никак нельзя показывать детям не достигшим определенного возраста.
Иногда, для того чтобы твоя мечта осуществилась, необходимо разрушить весь мир. Такой мир, который частенько бывает под ребрами. Таится и развивается с момента рождения. Цветет и пахнет. И вот тебе. На тебе.

Джо возвращается домой. Никак не может выкинуть из головы остатки криков и слез. Садится за стол. Ест еду, с видом человека, который позавчера прошел Афганскую войну. Игнорирует Меган. Меган игнорирует его. Вот так и живут. Хранят внутри себя какие-то тайны, о которых клялись рассказывать друг другу у алтаря. У того алтаря, который киношники любят преподносить на последнем кадре, а после запускать романтическую музыку и заканчивать кино. Но в реальности кино не заканчивается.

Джо относит посуду в мойку и идет во двор. Заводит двигатель своего старенького Рено и силой давит на газ, растворяясь за горизонтом уличных фонарей, которые освещают весь город.



8


Если у тебя есть лишняя тысяча долларов, люди перестают задавать вопросы. Не открывают свои рты и не интересуются подробностями, которые привели тебя в эту точку. В ту точку, которая находится на окраине города, за маленькой забегаловкой с каким-то турецким названием. Там где продают самые хреновые в мире гамбургеры.
Джо обернулся по сторонам. Посмотрел в затылок человека, который всучил ему черный пакет и сейчас на всех парах двигал к своему минивэну. Подкурил сигарету и ответил на телефонный звонок. Это был начальник, имя которого он уже и забыл. Он вопил и махал руками, Джо это чувствовал по его сокрушительной интонации. По интонации, которая может сформироваться лишь в горле у того человека, от которого зависят жизни других людей. Их досуг и питание.
На угрозе об увольнении, Джо сплевывает на мокрый асфальт и кладет трубку. Содержимое черного пакета тянет руку. Просится наружу как загнанный зверь, которого в колотили ногами в клетку. Он возвращается в машину. Медленно едет домой. По пустым дорогам. Рабочий день в самом разгаре, но Джо не появлялся в своей конторе уже несколько дней. Оттого и звонки от начальника, который походу реально зол. Он вроде как составил там документ, который имеет силу.
Джо въезжает в черту города. Паркует машину возле маленького кафе. Маленького кафе с огромной историей. Джо садится за стол. Пьет еще один кофе. Смотрит на интерьер, который не изменился с тех пор, как они приходили сюда с женой. В горле замирают слезы. И крик. Он сжимает кулаки, беззвучно поглощая напиток. Тот день был самым счастливым днем из всех его дней. Тут Джо впервые узнал о том, что они скоро станут родителями.



*****


Однажды утром, в четверг, Джо Стоунз пошел в лес. Стал на колени. Достал из черного пакета пистолет, купленный за 1000 долларов. Приставил дуло к своей голове. Пройдет еще несколько секунд и он сделает это без колебаний. Не потому что, Меган от него ушла. Не потому что поколение дрянных писателей и никудышных книг говорит о том, чего не существует в реальности. Он сделает это потому что жизнь это порой не череда свободных дорог, а тупик. Жизнь - это гребанный лабиринт, с разной степенью иллюзорности восприятия.

Это случилось после того как Джо постарался восстановить свое честное имя. Собрался с силами. Завел Рено и помчал на Юг, в поисках мрачного заведения. В Белом Пудинге администратор разводил руками. Твердил про политику конфиденциальности. Про личные границы между посетителем и персоналом. На вопрос Джо, где можно отыскать ту, которая надевала голову черной пантеры, администратор тяжело вздыхал. Цокал языком и всячески уговаривал Джо оставить эту глупую идею.
Так и вышло. Джо поехал домой. Не удосужившись извинится перед той, чей мир был бесконечно разрушен.

На кухне снова лилась вода. Меган, ссутулившись, постепенно покрывалась мхом и будто уже вовсе не замечала ни Оливию. Ни его.
Он повесил ключи на крюк. Поднялся на второй этаж и зашел в комнату к Дочке. Та распластавшись на кровати слушала свои безумные треки. И пялилась в телефон.

- Как ты милая?

- Я в порядке

Оливия вытащила наушник. Уперлась лицом в отцовское плечо. Так они просидели несколько часов. Молча. Не говоря ни слова о тайном. О боли, которая скользит между ребрами и печенью. О секретах, которые скорее всего заберет в могилу все человечество. Они просто молчали.

- Я уволилась с работы.. - тихо заявила она и Джо как будто проснулся.

- А где ты работала?

- Это уже не важно..

Чувствуя себя хреновым отцом, Джо и представить не мог, насколько ему станет не по себе в следующие секунды. Под письменным столом, на котором пылился компьютер, стоял разноцветный пакет. Из его недр торчала кошка. Но только не вся. Одна ее часть. Одна лишь черная голова, которая на самом деле являлась маской.

- Это что?

- Часть моего костюма - сухо уронила дочь.  - Но он мне больше не нужен.

Джо Стоунз стоял в лесу. Продавливая коленками сырую почву. Трусился всем телом, пытаясь удержать рвоту где-то в недрах желудка. Гнал мысли прочь, которые теперь будут преследовать его до конца его дней. Или дольше.

Он нажал на спусковой курок. Не потому что Оливия - его дочь. Не потому что отныне и до конца его дней он больше не сможет нормально ходить. Есть. Пить. Дышать и жить. Стоит ему закрыть глаза, как он тут же оказывался в комнате с бархатными стенами и белой джакузи. В той комнате, в которой крики боли и просьбы пощады были восприняты как элемент декора. Нет.

В Лесной чаще раздался шум. Черные птицы улетали с веток. И вовсе не потому что, если верить сонетам, это единственный выход, чтобы избавить себя от боли. Он нажал на спусковой курок, даже не моргнув глазом. Не потому что он ЭТО сделал. А потому что ему ЭТО понравилось.