Сострадание

Однажды, давным-давно, я  жила в Питере....
Вообще, всё, что со мной происходило в Питере, теперь, по прошествии многих лет, кажется мне невероятным... И не мне одной... Иногда, когда я рассказываю о тех временах, я ловлю недоверчивые взгляды слушателей... Им кажется, что,  я... немного  приукрашиваю свой рассказ, но это нет так... Много лет назад, когда я жила в Питере, со мной приключилась беда...
Но, как говорится, нет худа без добра... Как-то утром, собираясь на работу, я повредила себе глаз... Банально... Царапнула  его  карандашом... Глаз стал слезиться и бояться света. Кто хоть раз испытывал это чувство, тот меня поймет... Кто не испытывал, тому не приведи Господь... Я собиралась на работу. Я тогда была аспирантом, и каждый день  ходила в отделение. Не пойти я не могла. Кое-как одевшись, я вышла из общежития.  Оказавшись на улице, я поняла, что одноглазой мне не то, что не комфортно... Одноглазой мне очень тяжело... Глаз слезился... Носовой платок, которым я прикрывала глаз,  за семь минут (столько занимала дорога до станции метро) промок насквозь...
Солнцу  в то утро я совсем не радовалась... Зато я никогда до этого дня и никогда после него так не радовалась спуску в полумрак метро. Проехав положенные  четырнадцать остановок, я снова оказалась на свету... Обойдя здание метро и прилежащие к нему магазинчики, я вышла на трамвайную остановку, где примкнула к троим таким же, как я, одноглазым...
Мы ждали трамвай... За две остановки до моей больницы располагалась  Глазная клиника. Каждый день я видела одного, двух, а то и трех пациентов этой клиники... Сегодня я была одной из них... ...Они, да и другие пассажиры, смотрели на меня с удивлением, когда я не сошла вместе с ними. Кто-то даже пытался подсказать мне, мол, Вам сюда... Но я ответила, что мне дальше...
Войдя в ординаторскую уже на первых минутах утреннего отчета, я присела с краю, всё ещё прикрывая глаз платочком,  ежесекундно утирая катящуюся по щеке слезу...
Строгая наша заведующая, приняв отчет у дежурной бригады, пресекла мои попытки быть мужественной, и велела мне немедленно идти к окулистам...
Когда же я сказала, что  никого из них не знаю, и мне неловко к ним обращаться, она позвонила им сама и попросила их проконсультировать меня. Я была тронута. И годы спустя я помню её заботу.
Осмотр в щелевой лампе подтвердил наличие линейной царапины на роговице близ верхнего века... (Точилка карандаш точила хорошо)...
Окулисты рекомендовали домашний режим во избежание инфицирования... Я было собралась сопротивляться, и настаивать на том, что я и с одним глазом могу быть полезной в отделении, но заведующая велела мне следовать рекомендациям моего лечащего врача, и, снабдив меня глазными каплями,  отправила домой...
Я снова оказалась  в трамвае... Я села у окошка и ехала к станции метро, размышляя над тем, что  из-за этого глаза я не смогу три-четыре дня ходить в отделение, писать свою диссертацию, и даже читать вряд ли смогу...
На остановке у Глазной клиники в трамвай вошли несколько одноглазых... У них были такие же повязки, как у меня (окулист заклеила мне глаз, чтобы я смогла добраться до дому)...  Они смотрели на меня как на свою... В их взглядах не было жалости, в них было что-то другое... И это что-то другое было мне приятно... Я улыбнулась женщине, которая стояла недалеко от меня, и она ответила мне улыбкой... А еще она указала пальцем на свой глаз, снова улыбнулась и пожала плечами, мол, видите, и  у меня проблемы с глазом... И я кивнула ей и улыбнулась...и тоже пожала плечами, как бы говоря, ничего, заживут же когда-нибудь  наши глаза...
Потом мы обе стали смотреть в окно, и молча (больше не переговариваясь жестами и мимикой) доехали до метро...
И вот тогда, глядя в то окно, я попыталась вспомнить, как же я сама смотрела на них (одноглазых) раньше, вот хотя бы  вчера, когда еще  была с  двумя глазами? Как Я на Них смотрела?... Как сегодня они на меня?... Или как сегодня на меня смотрели многие двуглазые попутчики? 
Что я им говорила? И как я им это говорила?
Я вспомнила, что часто порывалась им помочь сойти с трамвая или, наоборот, войти. Иногда кто-то соглашался опереться на мою руку, иногда встречались те, кто отказывался от помощи. Я не задумывалась тогда, будучи двухглазой, о причинах столь разного ответа на мои жесты доброй воли. А оказавшись в их строю, я поняла, что никогда сама не приняла б ничьей жалости, а вот сострадание меня бы тронуло, и я была бы благодарна за него...
Глаз пришел в себя за три дня... Правда, дни эти я провела в абсолютной темноте...Не могла смотреть телевизор, не могла печатать диссертацию, не могла читать... Поэтому три дня я провела сама с собой... Утро четвертого дня меня порадовало. Глаз перестал слезиться и бояться света. И всё вернулось на круги своя.  Кроме жалости и сострадания. Они заняли свои места. Хотя нет! Жалость ушла. Осталось сострадание...
Учиться на чужих ошибках или на книгах, или на чужом опыте -  это, конечно, хорошо. Но это похоже на заочную форму обучения, а эта форма обучения не всем и не всегда подходит. Некоторые прописные истины дались мне только в очной форме. Я поняла их суть, лишь  испытав их на себе самой.
PS. Питер был строгим, но любящим Учителем. Когда я говорю "Питер", я говорю о всех тех, кто там мне повстречался!