Тельняшка. V. Глава 8. Красный рай

АКАДЕМИКИ (Часть V)

КРАСНЫЙ РАЙ

Она говорит мне: "Знаешь, мой милый,
Я хотела бы стать той бациллой,
Что, отбившись от рук однажды,
Войдёт в твою кровь.

В красный рай, в червовый приют,
В красный рай - рай, в котором нас ждут
Черви, черви, черви...

Армен Григорян & рок-группа «Крематорий», песня «Черви» из альбома «Зомби»
 

Несмотря на крепкий сон, который, по-видимому, был вызван применением неизвестных мне препаратов, я чувствовал себя после пробуждения чрезвычайно измождённым.
Во всём теле ощущалась слабость, и в то же время присутствовало ощущение невероятной лёгкости, которую можно, пожалуй, сравнить с состоянием невесомости. Казалось, что душа вот-вот вылетит из моего бренного тела и устремится сквозь подволок — прочь от грешной земли.
Я стряхнул с себя одеяло и сел на постель. Перед глазами медленно поплыли красные круги, и я вновь почувствовал слабое головокружение. «Ну вот, и пилюли айболитовские не помогли! — с досадой подумал я. — Тоже мне — доктор называется!» Затем поднял голову и увидел перед собой две пары пристально смотрящих на меня глаз.
— Ну чего уставились? — пробурчал я. — Хреново мне, парни, хреново, понимаете?
— Егорыч, ты только сейчас не волнуйся… — вкрадчиво произнёс ДВ.
— А чего мне волноваться-то? Сейчас айболит придёт, таблеток ещё даст, может, и легче станет. Вчерашние его пилюли не особо-то помогли…
— Егор, ты в зеркало на себя посмотри… — добавил осторожно ДВ.
— Дим, ну на хрена мне туда смотреть, чего я там не видел? — возмутился я.
— А ты посмотри, посмотри и увидишь…
Я встал со шконки, подошёл к зеркалу, висящему на переборке, и осторожно заглянул в него. Ощущение было такое, словно невидимый художник взял свою волшебную кисть, обмакнул её в ярко-красную охру и щедро окропил ей моё белое, словно мел, лицо.
От неожиданности я ахнул и в изнеможении рухнул на шконку.
— Всё, пацаны, ****@ц, не приближайтесь ко мне, иначе заразу эту подцепите, понятно?
— Егор, ты это, ты лежи, а я сейчас за доктором сгоняю! — предложил ДВ и стремглав помчался за айболитом.
— Может, тебе чаю с завтрака принести? — решил подбодрить меня Димка Кенин.
— Спасибо, Дим, не нужно ничего! Держитесь лучше подальше от меня, мало ли чего…
— Ну ладно, как знаешь… Мы тогда на завтрак пошли. Кэпу-то сказать, что ты того, ну, типа, заболел?
— Да, Дим, и кэпу, и Григорьичу, а самое главное — Аллану скажи, а то ведь подумает, что я «шлангую».
Мои товарищи ушли на завтрак, а я остался наедине с самим собой.
В моей воспалённой голове медленно вращались обрывки мыслей:
«Это ж надо, угораздило меня! Может, на встречный пароход пересадят, который во Владик идёт? Как он лечить-то меня будет, а главное — от чего?»
От этих сумбурных рассуждений меня избавил незаметно материализовавшийся в кубрике доктор.
— Ну-с, голубчик, как я погляжу, плохи ваши дела? — произнёс он с порога вместо приветствия.
— Да уж куда хуже-то! В жар бросает, голова кругом идёт, ещё и пятнами весь покрылся!
— Вижу, вижу, голубчик. За пятна не переживайте — это аллергическая реакция на препараты.
— Какая на хрен реакция, доктор? У меня сроду аллергии не было! — в сердцах произнёс я.
— Такая на хрен аллергия, самая что ни на есть обыкновенная! — с улыбкой на устах парировал потомок Гиппократа.
Я непроизвольно улыбнулся, поскольку из его уст «на хрен» прозвучало настолько ласково, что на пару секунд мне даже стало совестно за сказанное.
— Ну вот, батенька, теперь я вижу, что вы весьма позитивно настроены, улыбаетесь, а значит — всё не так уж плохо на сегодняшний день! А теперь найдите в себе силы встать с постели, собрать вещи и проследовать за мной в лазарет.
— Позвольте, доктор, в какой лазарет? Можно я здесь останусь, а вы меня осмотрите?
— Никак нельзя, голубчик, вам здесь оставаться. Я вас помещаю в стационар. Будем вашу пневмонию лечить, вы уж не обессудьте! Я уже и с начальством вашим договорился, и лазарет вам освободил, так что извольте слушаться меня!
— В стационар? А как же занятия и авралы?
— Голубчик, у вас сейчас будет только одно занятие — лечиться. А моя задача — в судовых условиях поставить вас на ноги. Так что закончим эту бесполезную полемику и приступим к вашей госпитализации!
Спорить было бесполезно. Я молча поднялся со шконки, собрал в охапку постель, вытащил из рундука сменное бельё и другие предметы повседневного обихода и поплёлся за доктором.
Как выяснилось, стационаром, или лазаретом, доктор называл ту самую каюту, в которой он вёл приём больных и по совместительству проживал.
В лазарете стояла мёртвая тишина, изредка нарушаемая гулом холодильника.
В палате для больных, намертво прикрученная на шарнирах к подволоку, лениво покачивалась стальная «люлька». Доктор молча указал мне на неё и жестом велел ложиться, а сам в этот момент полез в шкаф и извлёк оттуда пару шприцев и целый набор ампул.
«Пенициллин, — подумалось мне, — как пить дать пенициллин!»
— Ну-с, голубчик, устраивайтесь поудобнее, а я вам сейчас укольчик сделаю! — произнёс он в своей манере.
— Небось пенициллин будете колоть?
— Голубчик, вы меня удивляете! И откуда у вас такие познания в медицине? Уж не переносили ли вы, случаем, пневмонию?
— Приходилось, — только и успел сказать я, и сразу же зажмурился, поскольку айболит уже стоял надо мной со шприцем в руках. Однако самого укола я так и не почувствовал, поскольку доктор сделал его весьма виртуозно.
— Ну, а теперь вам необходим полный покой, постарайтесь заснуть! — напоследок сообщил он мне и, аккуратно прикрыв за собой дверь, оставил меня наедине с лазаретом.
Я лежал абсолютно беспомощный на дне стальной колыбели, которая, скрипя несмазанными петлями, раскачивалась из стороны сторону в такт бортовой качке, и проклинал тот самый день, когда поднялся на борт парусника.
Величайшая в моей жизни пытка продолжалась бесконечно долго. И когда я в конце концов потерял сознание, то увидел ослепительно-красный свет, который притягивал и манил меня, и я, словно жар-птица, устремился к этому прекрасному источнику.
Я больше не чувствовал ни боли, ни страданий, я был в раю, в красном раю…