Коллекционер

Написано в соавторстве
(из цикла «Донбасские воспоминания)

ЧАСТЬ ПЕРВАЯ (автор Алексей Смирнов)

— Говоришь, знаешь толк в ножах? — стоя перед накрытым стеклом стендом, спросил он.

Больше года я искал выходы на этого человека, о котором ходили десятки и сотни слухов. Если верить хотя бы трети из них, то возле меня был подпольный миллионер, нарушитель всех возможных законов, известный путешественник и не менее известный бабник. Но больше всего слухов ходило о его коллекции ножей, собранных со всего света. Некоторые утверждали, что в ней даже есть настоящие ритуальные ножи майя, которыми до прибытия в Америку белых (да и после тоже), вскрывали грудь пленникам на вершинах ныне заброшенных пирамид.

Нет, мой набор ножей, собранных за время командировок от нашего ТВ-канала в горячие точки, тоже был весьма впечатляющим, но то, что я видел сейчас, затмевало даже запасники музея холодного оружия.
Вдоль стен большого зала стояли десятки стендов, на которых были представлены наверное все когда либо существовавшие виды ножей. Каменные, бронзовые, первые железные, дамасская сталь, современные ножи спецназа и обычные кухонные. Черт, слухи про ножи майя не врали!

— Что скажешь про эти?

Он подвел меня к двум стендам, на каждом из которых было всего по десятку ножей.

— Левый, это же Кинменские, правильно? Из снарядов, которыми засыпали остров. Так?

Хозяин молча кивнул.

— А правый стенд? Они вроде бы разные, но одно клеймо, техника ковки, хотя металл и не самый лучший. Честно говоря не узнаю. Но учитывая, что они рядом с Кинменскими, их что-то объединяет, правильно?

— Верно. — Он откинул крышку стенда и достал небольшой нож причудливой формы. — Знаешь, для меня это самая ценная часть коллекции. Ножи жизни.

— Впервые слышу.

— Знаешь, лучшие истории, это те, которые узнаешь постепенно, он повертел нож в руках и аккуратно положил обратно. Как насчет кофе?

— Ты спрашивал про Ножи жизни, — продолжил он, когда мы сидели на веранде и пили кофе.

— Они не зря рядом с Кинменскими. Это тоже осколки войны. Только другой. Войны на Донбассе. Хотя вряд ли ты помнишь о ней. Слишком хорошо ее стараются забыть. Политическая игра для одних, обернулась болью и кровью на долгие годы для других. Эти ножи, делала группа друзей. Осколки снарядов, мин, разбитых танков, «Ураганы» и «Грады»… Всем этим были просто усеяны поселки и города, и все эти куски смерти и боли, перековывались в горне на такие ножи. Те, кто создавал клинки, продавали их. А на полученные деньги закупали продукты, лекарства, и отвозили их на фронт. Туда, где было еще больше осколков и смерти. Эти продукты многим тогда позволили выжить. Жаль, я не помню, кто первым дал это название «Ножи жизни». Но оно сохранилось. Знаешь, всегда есть те, кому хочется владеть чем-то необычным. А что может быть более необычным, чем нож созданный из того, что предназначено для смерти, а принесло жизнь… Единственное о чем я жалею, не получилось полностью собрать коллекцию тех ножей. Эти, единственные, что я смог достать. Слишком ими дорожат хозяева. И я их понимаю...

***

ЧАСТЬ ВТОРАЯ (автор Юлия Андросова)

…Я не спешил прерывать монолог своего нового знакомого. Но при этом старался не упустить ни единого слова, которые тот ловко вплетал в удивительную цепочку жизненного рассказа... Рассказа из прошлого. Изучая внешний облик этого престарелого усача, глаза которого изредка сверкали в мою сторону прожекторным светом, сравнимым с бликами-отблесками где-то на глубинной отметке шахты, я невольно останавливал свой взгляд на его лице. Лице, на котором беспощадным трафаретом отразился практически весь циферблат вечно куда-то спещащего времени.

И как бы ловко густая седая щетина не старалась маскировать возраст коллекционера, морщины, которыми вдоль и поперёк была «изрезана» кожа его лица, не оставляли показателям возраста ни единого шанса на молодость. Молодость, которую старик не оставил в густой безграничной пене пивного кабака; молодость, которую он не засолил в рассольной банке с корнишонами, похоронив себя в вездесущем хламе городского быта; молодость, которая ещё тогда, в прошлом, мощным вектором выбранной цели была направлена на удивительную коллекцию, а значит — в будущее.

Только сейчас, постепенно приходя в себя от услышанного, я начинал понимать, что этот усатый коллекционер являлся неимоверно важным элементом на моём собственном пути от «вчера» до «сегодня». Господи! Кто бы мог подумать, что наша встреча будет запланирована судьбой ещё десятки лет назад? Я стал тонуть в этих вязких внутренних размышлениях, будто в болоте...

— Наверное, я утомил тебя своим рассказом?! — серьёзный голос старика вырвал меня из «болота» буквально за считанные секунды.

— Простите! — опомнился я. — Просто Ваши ножи... Ваши «Ножи жизни» слишком неожиданно ворвались в, и без того дырявую, память моего подсознания.

— Ворвались? — недоверчиво переспросил старик. Хотя было явно заметно, что он прекрасно расслышал мою реплику с первого раза.

— Понимаете, это может показаться невероятным... — я заторопился внести ясность в наш разговор. И, чтобы не показаться слегка сумасшедшим, быстро полез во внутренний карман своей куртки. Там, в небольшом кожаном переплёте, безжалостно потрёпанном временем, ближе к сердцу, я всегда носил с собой семейную реликвию. Какой-нибудь найденный перстень прапрабабушки? Нет. Фотография любимой девушки? И снова мимо. Нет, нет и ещё раз нет! Это был нож. Тот самый Донбасский амулет, когда-то перерождённый из вражеского осколка, поток которых огненным дождём вонзался и в землю, и в души людей много лет назад. Вонзался беспощадно. Ежедневно. Прицельно.

— Вот! — на вытянутой ладони я продемонстрировал старику небольшой артефакт большой войны.

— Мальчик мой, да это же Джил! Знаменитый нож Джил Поул, который я мечтал не то, чтобы приобрести... Я мечтал до конца своей жизни успеть хотя бы просто посмотреть на него. Но как? Как он мог оказаться у тебя? Это ведь не просто нож, это целый кусок Донбасской истории, которую так хотели стереть в порошок и развеять по ветру...

— Стереть в порошок? — усмехнулся я. — Так можно поступить разве что с податливым природным веществом или с пластилином, но уж точно не с духом жителей моего Донбасса: измученного, кричащего от боли, захлёбывающегося от детских слёз, но никогда так и не ставшего на колени. Именно этот нож когда-то подарил шанс на жизнь моей бабушке Стасе, взвалившей на свои престарелые и совсем слабые плечи 12 ребятишек. К слову, 10 из них - соседские детишки, дом которых за секунду был разнесён в клочья одним из «мирных» снарядов очередного ночного прилёта. И ладно бы только дом, его ведь всегда, назло свиным вражеским рылам, можно заново отстроить. Но масштабы разрушений оказались куда более бесчеловечными: стены навсегда погребли под завалом родителей этих ребят. Так, дом моей бабушки, включавший в себя по метражу всего 21 «квадратик» с полупроломленной крышей, стал приютом и для 10-ти соседских ребят. Плюс ещё двое бабушкиных детей: моя мама и её сестра. Сказать, что они выживали - это ни сказать ровным счётом ничего... Полуголодное существование, изматывающее и напрочь отбивающее желание встречать завтрашний рассвет, а ещё постоянные взрывы, превращающие каждую минуту жизни в отсроченный кем-то, но в итоге неминуемый, расстрел... Расстрел если не тела, то души.

— Но как? Как же этот нож оказался у тебя? — старик вновь повторил свой вопрос. Не то, что бы настойчиво, скорее просяще-протяжно. А я стоял и даже не знал толком, как вместить в рамки небольшого сентябрьского вечера свой рассказ... Рассказ, длиною в жизнь.

— Этот нож спасал нашу многочисленную семью дважды. Впервые, когда благородная и невероятно смысловая идея гуманитарного батальона «Ангел» стала «работать». Тогда осколки, вонзавшиеся в измученное тело Донбасской земли, стали приносить ей не боль, а пользу. Все вырученные средства, полученные от продажи перерождённых в ножи осколков, начали реально помогать нам выживать.

— Подожди, но ведь сам нож, по идее, должен был остаться у того добродетеля, который его приобрёл. Не так ли?

В этом вопросе старика прозвучала какая-то особая нота: то ли лёгкого сарказма, то ли серьёзного недоверия.
Неужели он думает, что все мои слова — выдумка? Юношеская фантазия лишь для того, чтобы произвести на него впечатление? Я на мгновение «завис», а после и вовсе решил не продолжать. Однако, взглянув на старика, на глазах которого вдруг заблестели слёзы, мои сомнения сразу же рассеялись.

— Этот человек, который купил Донбасский нож из осколка, приезжал к нам. Приезжал лично, когда узнал, какой многочисленной семье реально удалось помочь. Он принял решение подарить «Нож жизни» моей маме, которая тогда носила меня под сердцем. Подарить не просто как артефакт войны, а как настоящий амулет... Амулет от смерти.

— Сыноооок! Ну раз ты сейчас стоишь здесь, передо мной, значит амулет сработал?! — после этих слов уголки старческих губ расплылись в некоем подобие улыбки.

— Не совсем... — резко ответил я. И тут же почувствовал, что слёзы начинают невольно появляться уже на моих глазах. А нервный ком, будто стандартная Московская пробка, напрочь перекрыл мне всё! И даже возможность говорить.

— Неужели твоя мать погибла? — словно прочитав мои хмурые мысли, молниеносно выдал старик.
— Да! Да! Она погибла! Погибла, понимаете! По-гиб-ла! — и в этот самый момент мой внутренний демон крика, обиды и неимоверного сожаления о прошлом, годами сидевший в темнице души, в самой дальней шуфлядке воспоминаний, вырвался наружу. И, казалось, ничто уже не сможет унять этот психологический надрыв...

...Старик неожиданно подскочил с кресла и своими сильными, жилистыми руками обхватил меня за плечи. Его крепкие объятия мешали мне дышать, но на сопротивления просто не было сил: ни физических, ни моральных. Я рыдал в голос, а коллекционер молча держал меня в своих отцовских объятиях, не говоря при этом ни слова... Постепенно волна «цунами прошлого» начинала идти на убыль. Мой обезумевший внутренний крик, словно джин из бутылки, стал прятаться назад, в свою душевную «раковину».
— Поплачь, сынок! Поплачь! — наконец-то старик произнёс самые нужные слова. — «Мужские слёзы» — довольно редкие гости, но раз уж они пришли, то не прогоняй их прочь...

...Успокоившись, я всё-таки смог излить боль своей закрытой души до донца, до самого финиша. И впервые сделал это перед совершенно чужим человеком. А что касается амулета, то он действительно стал таковым, но лишь для меня. Во время очередного ночного обстрела у матери от испуга начались схватки... До сарая, где все домашние обычно пережидали обстрелы, добежать она так и не успела. А вот набросить тёплую кофту, в которой всегда лежат нож-амулет, смогла. Именно рикошет пули от клинка и спас жизнь мне — ещё не рождённому, но уже непокорённому маленькому жителю Донбасса. Так что, «Нож жизни» действительно подарил мне не только жизнь. Он подарил мне настоящие крылья ангела... Батальона «Ангел»...