Не время для забвения

«… ночь была прекрасна красотой зрелой женщины. В ней не было ничего чересчур: россыпь звезд, завуалированных облаками на угольно-черном небе; легкое дуновение ветра, колышущее эту вуаль; луна, доминирующая над всеми и еле уловимая мелодия «Лунной сонаты» Бетховена, как шлейф парфюма любимой женщины, которую невозможно забыть».

***

      Пронзительные ноты невозможности стали отчаянно болезненны, и я вдруг понял, что в наше свидание с ночью и в игры в словоблудие кто-то бестактно ломится, терзая мой телефон. «Прости», - улыбнулся я луне, и она тут же «задернула вуаль на своем сияющем личике».

– Слушаю.

– Яш, а ты будешь писать на конкурс?

– Какой конкурс? - я вздохнул и слегка сполз спиной по спинке деревянной скамьи, понимая, что всё – свидание с ночью закончилось.

– Нерождённый.

– Ты предлагаешь мне участие в не… рожденном конкурсе? Конкурсе, которого нет и не будет?

– Яш, не тупи. Это тема такая. Так будешь или нет?

– Тебе сказать немедленно или дашь пару минут на принятие решения?

– Достал. Зануда!

    Имя собеседницы растворилось в потухшем экране и тишине прерванного звонка.  Я встал, с сожалением поискал обиженную луну, и пошёл, непроизвольно ускоряя свой шаг, потому что хотелось успеть попасть в тот момент, когда Инга смахнет обиду со своей души, как нелепую случайность и позвонит мне снова. Было что-то в этой девочке, вызывающее желание нанизывать слова с изящной куртуазностью…

    Я шёл и непроизвольно ворочал брошенный ею камень дурацкого слова. «Нерождённый… закон, парадокс, казус. Не родившийся, не случившийся, невозможный. Умерший. Задохнувшийся…задохнувшийся в сомнениях о необходимости рождения. Сдавшийся. Стоп. Ты, что уже всерьез размышляешь о слове? Стопинг, друг мой. Стопинг. У тебя полный стол недорожденных текстов, куда ещё?»

    Я остановился. Достал телефон и выбрал «отключить». Развернулся и не спеша пошел обратно. Сел на ту же скамейку, прислонившись к ней спиной и раскинув руки, запрокинул голову. Луна торопливо приспустила облачную вуаль со своего лика и удовлетворенно засияла.

    Я прикрыл глаза, подставляя лицо лунному свету, и растворился в нём. «Ничто» недоверчиво дрогнуло и впустило в себя, стирая все мысли в моей голове и впуская туда образы.

***
    «Ткань майки заскользила вверх к подмышкам. Я не шевелился, боясь спугнуть мгновение робкой смелости моей девушки. Её дыхание коснулось моей поясницы, пульсируя нерешительностью: то приближаясь, то удаляясь. Где-то на затылке, спрятавшись под волосами, нетерпение жажды касания пустило слезу одинокой холодной каплей пота, катящейся вниз, навстречу к этому колеблющемуся дыханию, и оно вдруг сменилось решительностью языка. Он устремился вверх, навстречу, и слизнул одинокую каплю. Губы коснулись кожи в месте их встречи, и я вздрогнул. Руки моей девушки разжались и ткань футболки сползла на своё место. Я обернулся. Таня выходила из комнаты».

***

      Таня. Её будут звать Таня.

      Я открыл глаза, вскочил и побежал. Влетел в подъезд и не стал ждать лифта. «Таня. Таня. Таня» - её имя стучало в висках, отсчитывая ступени, которые я перепрыгивал, стремясь быстрей попасть домой.
Дремлющая квартира встретила удивлением... Дверь, распахнутая слишком резко, стукнулась о косяк и захлопнулась. Тапочки. Тапочки? Я перешагнул через них, снимая на ходу пальто и перчатки и отбрасывая их в сторону, не озаботившись тем куда они упали.

       «Таня. Таня. Таня». Щелкнул выключателем и шагнул в кабинет. Всё. Время остановилось. Мне не нужно искать её след в кабинете. Здесь нет её следов, но тут есть всё, что однажды я похоронил, запретив себе прикосновения к памяти о ней. Все запреты утратили смысл, и я сделал шаг вперед, протянул руку и вынул с полки сразу три книги, которые никто никогда не читал. Положил на стол, а потом одну за другой потряс над столом. Из первой выпала её фотография. Даже сейчас, спустя столько лет было ясно, что там было утро. Очень счастливое утро. Утро абсолютной веры друг в друга. Абсолютной любви, неомраченной вопросом «А что дальше?». Уроборос. Слияние начала и конца в сияющий тор света, в котором стояла обнаженная Таня, глядя в распахнутое лету окно. Я тогда, в то первое наше утро, проснулся и, открыв глаза, сразу же потянулся к фотоаппарату, лежащем на стуле. Я и сделал всего один снимок. Щелкнул затвор, Таня обернулась, шагнула ко мне и чудо закончилось. Или?.. Или повторилось. Смотря что считать чудом.

       Бумага слегка пожелтела. Уголок заломился, ещё немного и отломится совсем. А Таня продолжала сиять. Начало. Конец. Его я помнил тоже. Остальное осыпалось осколками.

       «Осыпалось и осыпалось. Ты же не в осколках копаться собрался. Ты же решил раскрыть тему о нерожденном. Вот и раскрывай, бери что нужно и ящичек, Яшенька, на место». – Напомнил я себе, возвращаясь к задуманному. Пролистал на всякий случай первую книгу, потряс следующую. Выпало пару листков. Я их прочел и включил комп.

***

       «Я стоял у её двери в общаге и стучал в дверь. Уже без всякого азарта, просто привалившись спиной к двери и стуча задником ботинка. Тук. Тук. Тук… Девчонки из соседних комнат, проходя мимо, сочувственно пожимали плечами и разводили руками. Она точно была у себя. Все видели, как она входила в комнату. Время от времени сквозь картонную дешевую дверь были слышны звуки, отодвигаемого стула или падающего карандаша, скрип панцирной сетки кровати, так что дурных мыслей у меня не было. Была поднимающаяся изнутри злость и дикое упрямство. Не уйду пока не поговорю! И так уже почти сутки караулю.

       Из кухни выглянула Наташка, приложила палец к губам и поманила пальцем. Я покачал головой, продолжая стучать в дверь. Она кивнула и вернулась в кухню. Через минуту вышла из бокового коридора и ткнулась губами практически мне в ухо.

– Сделай вид, что ушел. Разозлись. Скажи что-то резкое и уйди. На лестницу. Она не сразу, но обязательно выйдет. В туалет хотя бы. Полдня молотишь в дверь. Надоело.

       Я кивнул и рявкнул в закрытую дверь.

– Ну и флаг тебе в руки, девочка. Я всё понял.
Добавил удар сжатым кулаком и пошел в сторону выхода из секции.

– Девочки, простите за доставленные неудобства. – Крикнул на ходу, не оглядываясь.

– Вали уже, пижон. Мы думали и спать придется под барабанный бой. – Полетело мне вслед.

      Ушел я не далеко – на лестничную площадку. Из двери Таниной комнаты меня не увидеть, за то мне очень хорошо будет слышно, как она откроется.
Прикурил сигарету и присел на подоконник, прислушиваясь. Не сразу, минут через пятнадцать, замок щелкнул, открываясь и скрипнула дверь. Еще какое-то время ничего не происходило, и я сделал пару шагов вверх по лестнице. Вовремя.

      Раздались осторожные шаги в холле. Я услышал явственный всхлип и удаляющиеся шаги. Мимо комнаты. Точно в туалет.  Я вернулся на площадку, а потом спокойно вошел в секцию и в распахнутую дверь её комнаты. Взял стул и отойдя подальше от двери сел на него верхом. Через пару минут она вошла и закрыла дверь.

– Замечательно. Ты дома. Поговорим?..»

***

      «Так – стопинг! Ты что всерьез решил рассказать Танину историю? Вот так вот взять и обнажиться перед невнятной публикой, которой нет дела до твоих «душевных мук и терзаний»? Ты еще достоевщину разведи. Давай, давай расскажи, как стоял напротив девчонки, в которой не осталось жизни и плевался в неё ядом? Как она плакала? Как бормотала что-то про аборт и про то, что не узнает чей это теперь будет ребенок, если он будет и если его оставить? Как она смотрела в твои глаза, когда рассказывала про насилие? Кажется, там была надежда на веру? Ты поверил? Ты же знаешь, что нет. Даже тогда, когда, задрав свой подбородок выше её опущенной головы, попросил отойти от двери и дать тебе «уйти навсегда» … не поверил. Ладно ушам – ты глазам не поверил, когда она разжала пальцы, стягивающие полы её халатика в цветочек, чтобы открыть тебе дверь и в распахнувшемся вороте ты увидел кровоподтеки на её шее и груди… Ты же и сейчас с трудом сдерживаешься от иррационального чувства, что она позволила все это сама, хотя и давно понимаешь, что-её-то никто и не спрашивал…  Так ладно. Убирай свой ящик Пандоры и включи телефон. Что за рефлексия детская? Девочка там уже, наверное, извелась».

    Я снова сложил останки моей первой любви в книги. Поставил на место. Вернулся в прихожую и повесил пальто на вешалку. Перчатки, бросил в ящик. И усмехнулся: «Ишь, как меня приложило виной.  И мыслишки типа «Дурак был. Молодой и горячий. С начала делал, а потом думал» - брось. Хоть себе не ври. Интересно, что с ней стало? Не ври. Не интересно. Страшно. Было. Было страшно признаться даже себе, что ты… кто? Мудак? Трус? Подлец? Не оп-ре-де-лил-ся. Ты всё ещё не определился в выборе слова. Оно ещё не родилось это слово. Слово, дающее тебе однозначную оценку.»

    Я отошел к консоли, уставленной бутылками всех цветов и размеров, выбрал одну и включил телефон. Плеснул на дно бокала коньяку и сел в кресло. Надо бы позвонить Инге или хотя бы отправить смс, но она позвонила сама.

– И что ты решил? У тебя хватило времени на принятие решения?

– Да. По обоим пунктам.

– О как! Время пошло. Как обычно в 9.00. обмениваемся своими нетленками.

– Да, дорогая. Как скажешь, дорогая…

     Я вдруг понял, что весь разговор не свожу глаз с книжного стеллажа. Встал и снова вынул книги. Достал Танино фото и вставил в рамку, предварительно вытряхнув какой-то тщеславный мусор из неё.

– Не время для забвения, милая…



Бухта Пьяного Мастера.
19.05.2022г.