Уж очень закрытая премия

В 1981-82 годах я разработал пакет программ автоматизации чертежных работ и дал ему имя «Графит». Графит расшифровывался просто - Графика и Текст. Этот пакет стал частью Системы Автоматизации Проектирования (САПР) СМОГ-85. Об этом я расскажу как-нибудь в другом месте.
Вернёмся к Графиту. С его помощью можно было на придуманном мной диалекте языка Фортран задавать чертежи в виде параметризуемых программ. Меняя значения входных параметров у этих программ можно было менять размеры отдельных узлов чертежа, сохраняя при этом важные технологические отношения. Например, что две прямые несмотря на изменения остаются параллельными или что окружность касается прямой.
Когда я всё это придумывал, в теории всё это представлялось прекрасно. На практике же оказалось, что чертёжников и конструкторов надо переучивать. И что в большинстве случаев использовать Графит дольше и дороже, чем отрисовать чертёж вручную, а потом, при необходимости, перерисовать его.
Однако неожиданно оказалась очень ценной другая способность Графита - «отдавать» из запрограммированного чертежа геометрическую модель детали. Таким образом, красивые и аккуратно отрисованные чертежи отошли на второй план, а на первый план вышли возможности быстрого задания и изменения двумерных геометрических моделей, а также использования их в дальнейших вычислениях.
По образованию я математик и программист. Основам и тонкостям металлообработки и  машиностроения я не учился. Поэтому для меня оказалось большим сюрпризом, что в механической обработке материалов не так уж много видов операций. Основные из них - штамповка, токарная и фрезерная обработка. И что операции эти «двухсполовиноймерные» или 2,5D, где под D подразумевается размерность геометрического пространства. Например, в случае вырубленной штампом детали это двумерный профиль с фиксированной толщиной материала. Примерно то же самое с телами вращения, получаемыми в результате токарной обработки.
Таким образом, зная двумерную модель, нетрудно вычислить, например, объём или центр тяжести такого рода трехмерной детали.
Эта особенность Графита была впервые применена в системе, сделанной мной вместе с коллегами из Новосибирского Университета для Новосибирского Авиазавода имени Чкалова. Эта система демонстрировалась на закрытой части Выставки Достижений Народного Хозяйства (ВДНХ) СССР и по итогам выставки в октябре 1982 года мне была присуждена бронзовая медаль ВДНХ.
А затем Графит был внедрён на ряде предприятий, проектирующих ракетные комплексы. Если об использовании Графита на Авиазаводе в Новосибирске я был хорошо информирован, то сведения из этой отрасли приходили отрывочные, в основном просьбы исправить ошибки или добавить новые возможности.
Мне рассказали, что Графит позволил резко ускорить процесс конструирования за счёт исключения из него многочисленных шагов так называемого натурного моделирования.
Для летающих и плавающих изделий огромную важность играет балансировка. Для этого надо точно знать веса, точки центров тяжести и различные инерционные характеристики их компонентов. Компоненты имеют сложную форму. Однако, в большинстве своем сами они состоят из упомянутых выше «двухсполовиноймерных» элементов. Просто потому, что большинство инструментов металлообработки только такие элементы и позволяют делать. Раньше конструкторы чертили чертежи, а по ним модельщики из пластилина, дерева и других материалов изготовляли физические модели, чтобы выяснить вес или центр тяжести компонента. Графит же позволял из чертежей «достать» двумерные модели, а на их основе построить уже трёхмерные модели. А желаемые характеристики просто вычислять, а не замерять на  физическом прототипе.
Особых контактов с ракетчиками у меня, как я уже упоминал, не было. Графит жил в этих отраслях своей жизнью. Тем большей неожиданностью стало для меня известие, что за разработку Графита и его использование в упомянутых отраслях я награжден Премией Совета Министров СССР. Премией был награжден большой коллектив, состав которого остался мне неизвестен, за исключением моего заведующего отделом ВЦ СОАН СССР, Александра Михайловича Мацокина.
Произошло это в 1989 году.
Премия эта была закрытая. В напечатанных в газетах списках лауреатов моего имени не стояло. Да и полная формулировка, за что же дана премия, также остаётся закрытой.
Закрытость обескураживала с самого начала. Удостоверение о Премии мне вручали в Новосибирске, в здании Президиума Сибирского Отделения АН СССР. Вручал Председатель Отделения, академик Валентин Афанасьевич Коптюг. 
Премий вручалось несколько, все закрытые. Сложилось впечатление, что академик и сам не знал, как выкрутиться из этой ситуации. Перед ним на столе лежал список имён премируемых и упорядоченная по списку стопка коробочек с лежащими внутри дипломами.
Коптюг неуверенно произнёс: «Тут мои помощники так подготовили вопрос, что даже я не знаю, кому за что должен вручить премии».
Он прочитал список и, увидев знакомую фамилию сказал: «Но вот хотя бы в случае товарища (он назвал фамилию), зная его работы, я могу сказать, что…».
Что-же касается остальных, он просто зачитывал одну за другой фамилии, вручал коробочки, жал руки и говорил дежурное «Поздравляю!».
Когда очередь дошла до меня, он, как мне показалось, с некоторым удивлением, посмотрел на меня. Среди награждаемых я был самый молодой.  Мне было тогда тридцать три года.
Награждение состоялось с опозданием, в 1990 году, когда страна уже начала катиться под откос. А финансовая составляющая премии, и без того небольшая, поскольку премиальная сумма была поделена между участниками коллектива, была выплачена ещё на два года позже. К этому времени реформы Ельцина-Гайдара её практически обесценили.

Но и на этом злоключения этой моей премии не закончились. Согласно законодательству СССР наличие такой премии означало приличную надбавку к пенсии. Законодательство РФ вначале вроде переняло это правило, но потом оно из него как-то испарилось. Так что никакой надбавки к пенсии за Премию Совмина СССР я не получаю.

Золотая карета Золушки превратилась посреди тёмного леса в тыкву. Так и моя премия Совмина СССР, вместо того чтобы взнести меня по карьерной лестнице, превратилась в забавный сувенир. В общем - моя преми оказалась в прямом смысле этого слова «закрытой» и для меня самого.

Чтобы не заканчивать историю на грустной ноте, хочу сказать, что с Графитом у меня связано не только много добрых, но и забавных воспоминаний.
Вот последнее из них, когда Графит напомнил мне о себе к сорокалетию своего рождения.
Уже в Германии я говорил с одним коллегой о специализированных языках программирования специальных задач. Я сказал ему, что в своей жизни я разработал два относительно больших таких языка - Графит и Edelang.
Коллега сказал, что он лично с Графитом не работал, но когда он работал на Урале в одном из «ящиков», мужики в соседнем отделе интенсивно использовали Графит.  Я расспросил его, что что это был за язык, поскольку таким звучным именем мог быть назван и другой продукт. Оказалось, речь идёт о «моём» Графите.
- И сильно мужики на Графит ругались? - с опаской спросил я.
- Нет, наоборот, - сказал он. - Они были уверены, что Графит у американцев украден и потому так хорошо работает.
Вот такой «комплимент» получил я спустя сорок лет за свое детище.