Горбушка

Я родился на севере Хабаровского края в небольшом поселке золотодобытчиков с «громким» названием Херпучи. Кто-то из моих земляков стеснялся этого названия, а я наоборот, гордился. Уже будучи студентом Хабаровского медицинского института, ходил на центральный телеграф на площади Ленина в Хабаровске звонить родителям в поселок.  И когда на весь зал звучало: «Херпучи, пятая (или другая) кабинка», не было ни одного человека в большом зале для переговоров, кто бы не посмотрел в мою сторону. А я специально не торопясь шел к названной кабинке, чтобы поговорить с родителями.

Но я отвлекся от темы.  Два поселка в Приамгунье появились еще в XIX веке, когда царское правительство разрешило частникам добывать золото.  К этому времени было кое-кому известно, что в русле реки Херпучинка обнаружен золотоносный песок. И один оборотистый купец из Благовещенска, который был в 60-е годы позапрошлого века столицей Дальнего Востока,  Харлампий Тетюхов,  откупил эти земли и послал старателей добывать золото.  Больше 50 лет здесь добывали драгоценный металл мускульным способом старатели. Кирка, лопата, ведро и лоток – вот основные инструменты для этого дела.  Приисков в этих местах было много, они принадлежали разным людям, даже родственница знаменитого русского полководца Суворова имела прииск.  Но что это были за прииски? Один-два барака для старателей, изба получше для управляющего прииском, шурф, уходящий в землю, и протекающая рядом речушка, в которой мыли руду или песок, отмывая крупинки золота, извлеченного из земли.

И так золото мыли с конца 60-х годов  XIX века до начала 30-х годов века ХХ.  Именно тогда на месте нескольких маленьких приисков с названиями «Успенский», «Безымянный», «Седьмая линия» появился государственный прииск. Молодой стране Советов потребовалось много золота для проведения индустриализации.  Поселок решили строить рядом с речками, в которых и был золотоносный песок – Херпучинкой и Верхним Хоном, в распадке между несколькими грядами сопок, заросших  деревьями типичной тайги.  Тогда и появился сам поселок со всей необходимой для жизни инфраструктурой – конторой прииска, школой, больницей, клубом. Место для этого было выбрано у подножья хребта, на возвышении. И по традиции тех лет стали называть новый поселок Главным станом. А на месте бывших приисков появились улицы с такими же названиями, что и прииски.

А вот для добычи золота поставили две плавучие фабрики для переработки породы – драги.  Появились и стихи о драге следующего содержания:
Драга - не корыто,
Вся земля изрыта.
Драга - это тоже пароход.
Палуба качается,
Бочечка вращается.
Золотишко Родине дает!

Для ремонта драг построили механические мастерские. Для подготовки специалистов госпромуч, государственное промышленное училище со своими мастерскими и учебными корпусами.  И начали завозить рабочую силу. На инженерные должности, учителей и врачей  вербовали по договорам, а простыми работягами стали спецпереселенцы, свезенные со всей страны. Много среди них было татар и башкир, да и других национальностей хватало.  К 1939 году, когда была впервые проведена перепись населения, в Херпучах (так стали называть Главный стан) жило 1149 человек, на Седьмой линии – 840, на Успенском – 258 человек.

Но так как поселок находился вдалеке, в 8 километрах, от единственной транспортной артерии – реки Амгуни, притока Амура, потребовалась база для приема грузов, доставляемых по реке,  так называемая Резиденция. Там были складские помещения, поселок для работников, а также построили электростанцию, топливом для которой были дрова.  Электричество нужно было и для жителей поселков, и для работы драг.  В том же 1939 году  в Резиденции жило 794 человека, в рядом расположенных Оглонгах 829 человек (затем оба поселка сольются в один под названием Оглонги). Там  были построена школа, клуб, магазины в разных частях вытянувшегося вдоль реки поселка.

Помимо этих поселений было еще несколько – Удинск – 370 человек (там построили небольшую гидроэлектростанцию), Нижняя Уда – 114 человек, Корейский Ключ – 63 человека, Кирпичный завод – 40 человек.  Образованный Херпучинский прииск имел и свое подсобное хозяйство, где выращивали овощи, в первую очередь картофель и капусту, была свиноферма и какие-то цеха для переработки овощей и рыбы, выловленной в Амгуни.

Прииск начал работу в 1933 году, постепенно увеличиваясь и в размерах, и добывая все больше золота. Но год на год не приходится, то работают на богатых золотом участках, а то на бедных. Поэтому в период репрессий пострадали и некоторые работники прииска, которых объявляли вредителями.  В тяжелые военные годы добыча золота не прекращалась. Выживали жители поселков за счет своих огородов и домашнего хозяйства, а так же выловленной в Амгуни и в нерестовых речках  рыбы, а кое-то промышлял охотой.

После войны жизнь в поселках постепенно налаживалась, и к тому времени, когда я родился летом 1947 года, работающий народ в поселках не голодал. Но даже к тому времени, когда я подрос и стал что-то понимать, особого изобилия в домах не было.  Как не было замков на дверях, хозяева, уходившие из дома по делам, вставляли палочку снаружи в  щеколду, чтобы люди знали, никого дома нет, и чтобы дверь не хлопала от ветра.

Естественно, многие продукты питания завозились в наши поселки, как тогда говорили, с Большой земли.  Это была в первую очередь столица Нижне-Амурской области город Николаевск-на-Амуре.  Наши поселки до 1963 года входили в Тахтинский район этой области.  Основные грузы завозились летом по реке, а зимой – по зимникам, проложенным по руслу Амгуни.  Нередко случалось, что тяжело груженные автомобили проваливались под лед, и хорошо, если не было человеческих жертв.

В поселке Херпучи была пекарня, которая пекла хлеб из расчета на два поселка.  Хлеб развозили по магазинам в Херпучах и Оглонгах. Летом на телеге с коробом на ней, зимой короб переставляли на сани.  Возница на обычной лошади, запряженной в телегу или сани, в определенные часы подъезжал к задней части пекарни, где  был деревянный желоб, спускающийся сверху из пекарни к небольшой площадке внизу, примерно в метре от земли.  Поэтому желобу спускали буханки белого пшеничного и черного ржаного хлеба на эту площадку, и оттуда возница складывал хлеб на решетчатые деревянные поддоны из своего короба для перевозки хлеба.  Наполнив короб хлебом, возница закрывал крышкой нижнюю часть желоба и уезжал.

Для малышни в нашем поселке всякие вкусняшки выпекали дома родители или бабушки, которые обычно жили с детьми.  Но дело это хлопотное, разве что на праздники пекли из так называемого «кислого» теста булочки, да  по воскресеньями блины.  Именно так было в нашей семье. Но вкусить что-нибудь сладенького в детстве хочется каждый день. И таким угощением служил  обычный кусок хлеба, намазанный маслом и посыпанный сахаром. Причем сахар-песок в те годы был большой редкостью, покупали куски крепкого сахара, который надо было делить на части специальными щипчиками, а если хотелось сахара-песка, то в какой-нибудь крепкой посуде концом обычной скалки с большим трудом давили  мелкие куски сахара в пыль. И потом этот сахарный песок насыпался на хлеб с маслом. Обычно мазали маслом белый хлеб, а верхом блаженства было намазать корочку белого хлеба маслом и посыпать сахаром. Но такое блюдо есть за обеденным столом не хотелось. Так что обычно ели все на улице, играя с друзьями.

Когда я подрос и стал учиться в школе, мне вменили в обязанность ходить в хлебный магазин. Родители были в школе в те часы, когда возница привозил хлеб в магазин. Я знал примерно время, когда хлеб привозили, из нашего окна был видел магазин, особенно хорошо та часть здания, где продавался хлеб.  В этом центральном магазине нашего поселка было три отдела - хлебный, в центре самый большой отдел для промышленных товаров, и с другого конца длинного здания – продовольственный отдел.

Поэтому, увидев, что хлеб привезли, я шел в магазин и обычно покупал одну буханку белого хлеба и половинку черного.  Буханки были килограммовые, в верхней корочкой в виде сугроба. Идти от магазина до нашего дома было около сотни метров, недалеко. Но за это время я успевал отщипнуть часть корочки и слопать и без масла, и без сахара. Настолько вкусный хлеб пекли в нашей пекарне, он буквально проглатывался нежеваный. Особенно вкусный хлеб пекли, когда в поселок завезли на начале 60-х годов муку из Канады. Тогда и в поселковой столовой, что была напротив нашего дома, пекли вкуснейшие булочки.  Я тоже примерно знал, когда их приносят в буфет столовой, и шел покупать. Они были очень вкусные и пышные. Рукой сожмешь булочку, так что большой палец касается остальных, отпускаешь, и булочка принимает прежний вид.  И вкус соответственный.

 Вообще столовая напротив нашего дома стояла не одна. Был огорожен забором дольно большой участок территории, где в одной углу была столовая, выходящая фасадом на улицу Центральную, в пекарня была в другом углу.  На участке стояло, если мне не изменяет память, еще два здания, видимо, складские помещения. Ведь требовалось завести все необходимое для столовой сразу почти на весь год во время летней навигации. Зимой по зимникам на машине  далеко не все можно доставить. 

Естественно, в те годы фотоаппарат в нашем поселке был большим дефицитом. Поэтому найти фото одной столовой было невозможно. Но я все же в своем архиве нашел фотографию, сделанную от нашего дома в какой-то праздничный день, на которой видна часть столовой.  Скорее всего, это было первого мая, а год примерно 1961.  Почему я так решил. Просто с музыкальными инструментами возвращаются в школу два участника школьного духового оркестра, где играл и я. Впереди Борис Приходько со своим басом. А вторым идет Вова Козлов с тенором.  Козлов был мой одноклассник, а Приходько был старше на 3 года, но учился на 2 года старше классом.  Козлову на этом снимке лет 14, а сколько лет Борису, можно посчитать.  А играл наш оркестр на митингах у здания конторы прииска, а музыкальные инструменты хранились в школе.

А угол здания столовой виден слева за забором из штакетника. Справа жилой дом, где одно время жила семья директора школы Огай.  Младший их сын Алеша был моим закадычным другом в дошкольные годы.

Весь этот участок был на краю центральной части поселка, на возвышении у основания все того же хребта. А вокруг возвышения шла дорога, сейчас бы еще назвали окружной, потому что далее шла пойма реки Херпучинки и затем отвалы камней, остающиеся после работы драг,  и затем марь до самых сопок вокруг поселка.

Я сейчас уже не помню точно, с чего все началось.  Только мы с пацанами играли около огромного сооружения в виде плуга, сделанного из толстых досок, с помощью которого расчищались дороги от снега после снегопадов. Его тащил за собой трактор С-80. Для тяжести на дно этого плуга клали ковш от драги. И каждое лето этот «плуг» стоял на обочине  окружной дороги недалеко от пекарни.  Мы увидели, как возница на телеге приехал за хлебом.  Постучал какой-то деревяшкой по желобу, там ответили, и стали спускать буханки  хлеба вниз.  Он доставал поддон, ставил на площадку внизу желоба, укладывал на поддон буханки хлеба и убирал в короб на телеге, доставая оттуда следующий пустой поддон. Процедура повторялось несколько раз, до тех пор, пока короб не заполнился полностью. Потом возница снова постучал по желобу,  буханки переставали спускать.  В завершении возница прикрыл крышкой низ желоба и уехал.

Нам стало интересно узнать, что же там внутри этого желоба. Мы перелезли через забор, окружающий весь участок у столовой и пекарни, открыли крышку и посмотрели внутрь желоба.  И там увидели буханку хлеба, которая зацепилась за ребро жесткости примерно в середине желоба и так аппетитно на нас смотрела.  Тогда  мы нашли длинную палку, и оттолкнули эту зацепившуюся буханку белого хлеба, которая нехотя сползла вниз.

Мне кажется, это была самый вкусный хлеб, который я ел в своей жизни. Не зря говорят, что на халяву и уксус сладкий.  Эта буханка для нас, мальчишек лет  9-10, была самой настоящей халявой, поэтому мы перелезли через забор в обратную сторону, уселись на это «плуг» и стали уминать не только корочки, но и мякиш.  Кто-то скатал из мякиша колобок, чтобы взять в качестве наживки на рыбалку, а остальные просто с аппетитом ели еще теплый свежий хлеб.

О нашем халявном хлебе узнали другие. И мальчишки, живущие в интернате рядом с пекарней, по пути из школы в интернат обязательно заглядывали за пекарню, надеясь поживиться свежим хлебом.  Не знаю, как часто он там цеплялся, но пацаны говорили, что чуть ли не каждый день. Привирали, конечно, но все же там бывали такие случаи. Ту длинную палку, которой мы сталкивали зацепившуюся буханку хлеба, так и держали у забора, а вдруг повезет…

Через много лет мне снова довелось покушать хлеб, испеченный в небольшой поселковой пекарне, и не только самому, но и всей моей семье, которая призналась, что впервые ели такой вкусный хлеб. Вот как это произошло.

В это время я был чиновником краевого уровня, первым заместителем заведующего отделом здравоохранения Хабаровского крайисполкома. А на Сукпае  в районе имени Лазо по договору между СССР и Кубой стали заготавливать лес для своей страны кубинцы.  С целью  координации взаимодействия по  оказанию медицинской помощи  между местными лечебно-профилактическими учреждениями и кубинскими врачами я выехал в командировку в этот населенный пункт. Помня о той пыли, которая сопровождала меня в предыдущую поездку в этот поселок еще в должности главного рентгенолога края, постарался, чтобы машина была не такой, как был тот ГАЗик из леспромхоза. В автохозяйстве Хабаровского горздравотдела мне выделили санитарную Волгу,  и мы с главным терапевтом края выехали в Сукпай. Дело опять было летом,  но белый кузов санитарного автомобиля не так сильно нагревался, да и погода была облачной.  Так что наша поездка была более-менее комфортной, да и я уже кое-что знал о дороге, по которой нам предстояло ехать.  Водитель нашей Волги ни разу не был в этих местах, так что я по старой памяти выполнял и роль штурмана. И память меня не подвела. Мы побывали и в Мухене, и в поселке Золотой купили по-прежнему вкусного хлеба местной пекарни (я его покупал в прежней поездке), я купил даже 2 буханки.  Там же мы и пообедали, так как в первую поездку качество блюд в этой поселковой столовой меня вполне удовлетворило.  И пыль в салоне нам не досаждала, хотя все наши машины тех лет можно было назвать пылесосами – через уплотнения в дверях и окнах пыль в небольшом количестве все же попадала в салон.  Так что мы без особых проблем добрались до Сукпая и подъехали к зданию участковой больницы. Потом встретились с руководством кубинской колонии и начали обсуждать вопросы взаимодействия при оказании медицинской помощи кубинским рабочим.  При входе в здание увидели неспешно вещающих транспарант кубинцев. Двое вешали, в человек 5-6 давали им советы.

Примерно через пару часов, уже после того, как нас напоили настоящим кофе в офисе руководителя колонии, мы вышли  из здания.  И увидели все туже картину вешающих транспарант кубинцев.  У меня мелькнула мысль: «Если они так работают и на делянах в лесу, то свой эшелон с лесом они очень долго будут заготавливать».  Увидели напротив здания, из которого вышли, магазин. Типичное здание совдеповского  магазина, которое можно было увидеть в городах, здесь, в отдаленном поселке, смотрелось как инородное тело. Обычно в таких поселках, а их  я проехал очень много, практически все крупные населенные пункты в крае, имели деревянные здания сельмагов, где можно было купить весь ассортимент промышленных и продуктовых товаров. А здесь хорошее панельное здание с огромными окнами.  Мы решили посмотреть, что здесь продают.

В холодильнике-витрине я увидел бухту сыра, который всегда был дефицитом в Хабаровске в те годы.  Но мой вопрос, сколько можно купить сыра, продавец ответила: «Сколько хотите!» Мне было это удивительным, но зная, что дома меня ждет уже немалая семья в составе трех детей, невестки и внука, я решил купить целую бухту, которую мне и вынесли из подсобного помещения.  Купила сыр и главный терапевт края.  «Затарившись» таким дефицитом,  мы тронулись в обратный путь. 

Как и в прошлую поездку, обратный путь показался быстрее. Когда дома я достал огромный кусок сыра и две буханки вкусного белого хлеба, моя семья забыла про приготовленный ужин и с удовольствием поужинала бутербродами с сыром.  Вот тогда я им поведал, что такой же вкусный хлеб пекли в нашей поселковой пекарне, и рассказал случай с халявным хлебом.