Царь-рыба

1.

Зафрахтовав яхту «Victory» с капитаном Джоном, я лежал на циновке в гостинице «Золотой крюк» (весьма душной, с жирными тропическими мухами), читал специальную литературу о меч-рыбе. В народе ее называют царь-рыбой. Поймать её нельзя с кондачка. Это водоплавающее исключительно мощное и дьявольски коварное. Заметьте, с мечом!

Многие наши соотечественники нашли вечный приют на песчаных отмелях Гаваны, растерзанные зубатым агрессором с плавниками.

Однако после охоты на африканских львов и уругвайских скунсов я чувствовал себя редкостно хладнокровным.

Капитан Джон оказался тощим, седым негром, с бессмысленно мутными от мертвецкого пьянства глазами.

— Хэллоу, сэр! — окликнул он меня на причале, гулко отхлебнул от початой бутылки виски «Белая лошадь» и покачнулся. — Ну, берегись, рыба-меч! Русские идут!

Я нахмурился.

Хуже вусмерть пьяного моряка на борту только гулящая женщина.

— Снасть готова? — отрывисто спросил я.

— А как же! — Джон, ласково глянув на меня, громко икнул. — Отличная снасть. Толщина лески с тонкий канат. Крючки — из стали переплавленного авианосца «Дикая орхидея». Эта снасть, мистер Козлов, обошлась мне в 500 баксов. Берегите ее!

— Окей! — я мускулисто запрыгнул на просоленную океаном, чистую палубу.

«Неужели пьянчуга такой чистоплюй?!» — подумал я и вздрогнул.

В шезлонге, по-кошачьи вольготно, лежала девушка шоколадного цвета. Длинные сильные ноги. Подтянутый спортивный живот. Гибкая шея. Крепкие груди чуть прикрыты розовыми лепестками купальника.

Барышня возлежала не шелохнувшись. Под дымчатыми очками глаз не видно, поэтому я не знал — спит ли она или зачем-то притаилась.

— Кто это? — указал я на непрошеную гостью.

— Краля, да?! — отрыгнул Джон, снимая петлю каната с кнехта. — Это моя дочь. Мэри. Она мулатка.

— Погодите! Вы же негр?

— Моя покойница-жена родом из Тамбова. Юлия Крючкова. Работала канатоходкой в гаванском цирке.

— Так мы не договаривались! — возмутился я. — На яхте не должно быть посторонних. Особенно — женщин!

Джон застыл с канатом в обугленных от яростного солнца руках. А девушка, напротив, села. Сняла очки. Ярко-голубые глаза лукаво прищурились.

— Мое имя, сэр, вы знаете, — мелодичным, слоистым голосом произнесла она. — А вас как зовут?

— Юрий Козлов! — Джон сделал гулкий глоток виски.

«А ведь он утопит к чертовой бабушке яхту!» — скосился я на Джона.

— Папа, я не тебя спрашиваю! — красавица стукнула о палубу точеной пяткой. — Ну, же?!

— Юрий Козлов. Юрий. Можно и по-простому — Юрик! — я растерялся под взглядом ослепительной девы.

— Чем занимаетесь?

— Вулканолог. Путешественник. Всего понемногу. Плейбой.

— Вот и познакомились, — Мэри протянула мне узенькую ладошку. — Значит, брать вы меня отказываетесь?

— Посудите сами. Фемина и корабль! Две вещи несовместные!

— Сэр, — Джон исподлобья посмотрел на меня. — Мэри родилась на яхте в десятибалльный шторм. Она матёра, как морской волчара. К тому же, — негр прополоскал глотку виски, — из-за пристрастия к зелью я часто сонлив. А дочка на дух не переносит спиртное. Не курит, не пьет. Штурвал в её руках не шелохнется.

— Ну, допустим... Проверим вашу дочку в деле.

— Вы не пожалеете, сэр, — осклабился Джон.

— Это уж точно, — добавила Мэри.



2.

Грянула путина!

Нанизав на крючки-приманки ершистых красномордиков, мы смело отдались бурному течению вод Гольфстрима. Или какое там течение на Кубе? Надо уточнить в зачастую врущей Википедии.

Вокруг нас с треском порхали рыбы. Их перепончатые крылья вспыхивали червленым золотом.

— Сэр, меч-рыба где-то рядом, — Джон откупоривал очередную бутылку виски. — Крылатики — верный знак!

И верно!

Леска моего спиннинга резко дернулась и натянулась, как струна скрипки покойного Страдивари

— Попалась! — гортанно вскрикнула Мэри. — Теперь травите. Иначе порвет снасть.

— Леска же толщиной с тонкий канат?!

— Царь-рыба рвет любую леску. Травите!

— Ах, мать твою!

Началась погоня за гигантской рыбиной. Когда она выпрыгнула возле яхты, налитые ее багровой кровью глаза показались мне с добрую тарелку.

— Это и впрямь царь-рыба! — икнул Джон и так покачнулся, что чуть не выпал за борт.

«Не помощник он мне! — молнией пронеслось в моих мозгах. — Хорошо хоть взял крепкую дочурку!»

— Вставляйте спиннинг в лунку! — приказала Мэри.

— Я хочу держать в руках.

— Иначе меч-рыба вас выдернет в море.

— Я отличный пловец.

— Вставляйте же!

Странное предчувствие обожгло мне сердце — а что, если эта рыбалка затянется до бесконечности? Или всё обернется стремительной катастрофой.

От бортовой качки меня мутило. Несколько крылатых глупых рыб болезненно угодили мне прямо в спину, меж лопаток.

К чему эта забава?

В рыба-меч абсолютно несъедобна. Ее не едят даже гаванские бродячие коты. Получается — что это? Пустое фанфаронство? Выходка морских пижонов? Способ скоротать душные тропические дни?

И только я так подумал, как Мэри вскрикнула:

— Тяните!

Я стал отчаянно крутить катушку.

— Папа, сачок! — возгласила Мэри.

Сунув бутылку за пазуху, Джон на неверных ногах застыл с огромным сачком.

Вот она, голубушка!

Черная, вся устремленная вперед, как ультрасовременная субмарина. С метровым штырем меча.

— Поднимайте! — срываясь в хрипотцу, произнесла девушка. Волосы ее расплескались по кофейным плечам. Груди кубинской амазонки воинственно напряглись.

— Тяжелая, стерва! — прокомментировал я.

— Да, тяните же, сто чертей вам в глотку!

— Мэри, помягче! Наш гость обидится.

— Я не из обидчивых.

— Ага! Вот она! — облизнулась Мэри.

Через минуту на палубе билась, хищно оскалив зубастую пасть, меч-рыба.

Я осторожно потрогал ее носком ноги.

— Какая дылда!

— Нравится? — Мэри провела пальцем по штырю меча.

— Признаться, я предпочитаю ловить черноморскую барабульку. Она маленькая. Усатая. Хлопот с ней немного. А вкус?! Пальчики оближешь!

Я поцеловал свои гузком сложенные пальцы.

Мэри почему-то нахмурилась.

— Дети мои, — устало взглянул на нас негр. — У меня все двоится. Пойду, вздремну на полубаке.

— Конечно, папаша, идите, — разрешил я.

А когда папа Джон ушел, Мэри искоса взглянула на меня:

— Вам не по душе моя Куба?

В это время мы шли на траверзе Гаваны. Сверкнул медный купол местного Капитолия. В сквере живописно поворачивался по ходу яхты памятник, какой-то неизвестный, но, наверняка, весьма достойный, коренастый герой на вздыбленном скакуне.

— Что вы! Куба — восторг!

Мэри погладила мою руку.

— А вы сильный. Вытащили царь-рыбу!

— Я балуюсь пятикилограммовыми гантелями. Опять же, черный пояс по карате и шашкам!

— А какой у вас цвет глаз!

— Какой?

— Настоящего мачо.

От прикосновения пальчиков Мэри низ живота окатило сокровенное тепло.

Я слегка приобнял Мэри:

— Какая вы красивая! Мулатка!

— Хочешь поцеловать меня? — резко переходя на ты, спросила Мэри. — Так смелей же!

— А как же папа? Папаша Джон?!

— Донт вори. «Белая лошадь» для отца — лучшее снотворное. Он дрыхнет без задних ног.



3.

Вы когда-нибудь целовались с молоденькой мулаткой на яхте дрейфующей в изумрудной бухте Гаваны? Знаете ли вы, что такое тропический, овеянный йодистым бризом, поцелуй? И не только поцелуй! Эти чарующие джаги-джаги…

Нет?

Мне жаль вас…

Не тоскуйте. Не вешайте нос! По крайней мере, вам есть еще к чему стремиться.

А нас волны страсти катали по просоленному настилу палубы.

Так, совсем обезумев в любовном чаду, мы докатились до царь-рыбы.

Причем я докатился первым.

— Осторожно! — вскрикнула Мэри.

Ан было поздно.

Меч-рыба коварно изловчилась и цепко схватила меня зубами за щиколотку.

Глаза водного животного мерцали лютой ненавистью.

Можно подумать, со мной у этой бестии были какие-то счеты.

— Караул! — не своим голосом заорал я.

Мэри изо всех сил потянула челюсти меч-рыбы, они не подавались.

— Может, помрет и отпустит? — прохрипел я.

— На суше она живет трое суток.

— Какой ужас!

— Я растолкаю папу. Терпи, Юрик, терпи!

Джон появился нескоро.

Предо мной уже в предсмертном хороводе проходили видения моей насыщенной жизни.

Вот я под гору качусь на финских санках.

Кто-то колючим снежком залепил мне в ухо.

Вот я с очередной женой стою в загсе и торжественно клянусь хранить верность.

О, зачем я приехал на эту треклятую Кубу?!

Благо я еще бы был фанатичным последователем революционных идей Че Гевары.

Так ведь нет же!

И царь-рыбе я предпочитаю тривиальную барабульку.

Пусть она маленькая.

Пусть!

Зато не кусается.

И у нее нет меча!

Джон, покачиваясь, пришел с бутылкой «Белая лошадь».

Я застонал в предсмертной истоме.

— Так ты, дура, всех моих клиентов отвадишь! — Джон ловко вставил бутылку в пасть рыбине и единым рывком разжал челюсти.

Я откатился к леерам.

Спасен!

— Ну, — подмигнул мне Джон, — занимались любовью с моей дочкой?

— Что вы?! Я и не думал!

Мэри на меня зыркнула исподлобья.

— Ладно уж, — отпил виски Джон, — не заливайте! Рыба всегда кусает клиентов, когда они занимаются любовью с Мэри.

— Гость обо мне такое подумает! — подобрала губы мулатка.

— Что он о тебе может подумать? Ты царь-девка! Цены тебе нет. Ты даже дороже снасти на меч-рыбу. А за снасть я отвалил целых пятьсот баксов!

— Я за всё заплачу, — растирая щиколотку, сказал я. — Пятьсот свободных долларов у меня, к счастью, завалялись.

— Семьсот, сэр!

— Вы в своем уме? Шестьсот.

— Шестьсот пятьдесят.

— По рукам. Шестьсот тридцать пять.

Мы крепко пожали руки.

Я поразился, хоть Джон и отпетый забулдыга, пожатие у него по-кубински крепкое, упаси создатель, попасться под его чугунный кулак.

— Если вы хотите за отдельную плату продолжить, пожалуйста, — деликатно предложил Джон. — А я пойду покемарю.

Я покосился на царь-рыбу.

Пощупал карман.

— Огромное спасибо. С вами нам веселее.

— А я бы не отказалась еще порезвиться, — черной пантерой потянулась Мэри. — Ты, Юрий, почти как кубинец.

…Дома в Москве я над кроватью повесил замечательный фотоснимок в рамке из бука.

Вся наша банда.

Я держу за хвост, подвешенную на стальном тросе, усмиренную царь-рыбу. На заднем плане достопочтенные Гонсалес, отец и дочь.

Портит фотографию лишь пластырь на моей щиколотке. Хотя именно этот пластырь, прикрывающий следы рыбьих зубов, придает документу подлинную достоверность.

                *** "Записки плейбоя" (издательство "Гелеос", Москва), 2007