Лепестки алых роз
И если в это чудесное мгновение взять и подняться, всем приличиям наперекор, над своим любимым городом, который называется - Синельниково, как, скажем, жаворонок это делает в обеденный солнцепёк – трепещет на одном месте крылышками и без конца приглашает кого-то, приглашает утолить жажду - «пить пойдем, пить пойдем?», то увидишь оттуда много нового.
Во-первых, вспомнится плакат, на котором человеческие руки, поднятые кверху, в ладонях держат земной шар. Поэтично, не так ли? Во-вторых, тот самый плакат наведет на мысль, что и город наш с восточной стороны, как бы, удерживается краешками балок. Только их не две, как ладоней, а три. И они не удерживают город, как кажется, а, наоборот, убегают от него, как бы, отталкиваясь. Значит, город наш, получается, когда-то примостился, точно гнездышко жаворонка, у стартовых точек трех балок, и стоит. А они всё бегут и бегут к Парновской котловине, где - изумительно красивый пруд, с северной стороны которого примостилось село Парное, получившее имя, между прочим, от того, что по утрам в котловине часто появляется дымка или пар, и это напоминает парное молоко.
Правда, жаворонок в это время еще спит. Это мы с женой едем на скутере в направлении парновской котловины. Асфальтовая стежка-дорожка разлеглась как раз параллельно северной балке. Когда-то на этой поляне, что - между балкой и дорогой, стояла трава по пояс. Потом появились огороды. Кое-кто даже застраиваться начал. Время, чего греха таить, такое было - «разгуляй гуляй гуляевич». Надо тракторный прицеп кирпича – бутылка, и ребята погрузят. Еще бутылка, и тракторист доставит, куда требуется. Квитанции, накладные – это всё не сюда! Как сами шутили, «всё вокруг колхозное - всё вокруг мое!» Такой вот «разгуляй», мать его…
А нынче тут и огородов не стало. Что ж, перемены идут! Осталась лишь трава по пояс, деревья, кусты и один-единственный домик, двухэтажный, как памятник «разгуляевским» временам. Вот наш скутер как раз мимо него «пролетает». Домик из красного кирпича. По пояс в траве. Крыша, как ныне модно говорить, «поехала»: шифер с досками провалился, всё заплесневело, потемнело. Окна – без рам. Как бойницы. В оба нижних вывалила свои чересчур белые соцветия-блюдца бузина. Деревцо такое. Верхние же «дыры» поступили точно так же. То есть, выпустили блюдца бузины подышать воздухом.
Зрелище, я вам скажу! То ли дерево бузины срезали, а на его месте возвели дом, то ли позже семья ветром занесло, и оно проросло? А теперь, поскольку дом, видно, давно уже бесхозный, растению некому на условия жизни жаловаться. Что из того, что оно «крикнет» кому-то из водителей или пешеходов-дачников – помогите, мол, спасите! Все равно никто не откликнется.
Помнится, шутка такая есть: в огороде - бузина, а в Киеве – дядько. Но это не о ней. Просто попала в текст, как предмет, да так шуткой и осталась. Бузина - культурное, красивое, полезное растение. В наших краях водится черный сорт. Говорят, она, якобы, легко дичает. Может, поэтому и попала в дом. Ибо, уйдя из «насиженных» мест, приживается вдоль дорог, на кладбищах, на пустырях. Растет либо кустом, либо высоким деревом. Ну, и как ей поместиться в доме? А ведь уже цветет. В августе надо дарить людям черные ягоды, которые вырастут из белых цветочков, собранных в крупное белое плоское соцветие – я их называю блюдцами. А какое из них варенье!
А дальше, за домом, опять бурьян по колени, а местами и – по пояс. Деревца разных пород ходят взад-вперед, будто прогуливаются на свежем воздухе. Птицы вспархивают из травы и стремглав несутся в небо. А там - синь такая, которую видел, разве что в детстве. И солнце по ней катится сказочным клубком…
И щедрое солнце заливает всё живое утренней позолотой. Ярче всех, конечно, реагирует на лучи маслина. Она расположилась за десяток шагов от меня. Нижняя сторона ее и до того белесых листочков вся в серебре. Вот и притянула меня к себе. О, а это еще что, удивляюсь? Крот, что ли? Точно! Он, будто указывая направление движения, набросал между мною и маслиной кучек земли – точь-в-точь пунктир. Ну, землекоп!
Наука говорит, что этот зверек просто так в любом месте не обитает. Он предпочитает землю со здоровой экологией. А уж потом, прокладывая подземные ходы, тем самым взрыхляет её, а заодно и обогащает органикой, уничтожает медведок, плодожорок. Да мало ли, кто еще на пути попадется.
Я тоже много раз ставил на дачном участке отпугивающие устройства? То консервную банку повешу на прутик, чтоб создавала шум. То лучку, чесночку нарежу, чтоб крот нанюхался и ушел. Ну, ушел! Ну, ушли! Остались нынче единицы. Нам что, легче от этого стало? А ведь когда-то дарил он нам шкурки с красивейшим бархатным мехом. А из них изготавливали шубы. Даже в промышленных объемах. Купишь, бывало, жене в подарок, а она тебе тоже чем-то угодит.
А вот и маслина, к которой иду. Здравствуй, красавица! Стоит, бедняжка, по крону в траве, и радуется солнышку. О, вижу, зацвела уже! Точно. Переливаются на солнце желтые лепестки, на месте которых потом появятся плоды. Помню, помню, как в детстве набивали полные рты твоими плодами, обсасывали мякоть, а косточки выплевывали.
Этот продукт не только люди, но и домашние кошки любят, и животные к ним тянутся, в основном, к средним и верхним веткам, так как снизу, как правило, всё уже съедено. Говорю деревцу, яко знающий дело человек: ты что, заблудилось? Стояло бы себе на землях Средиземноморья, Причерноморья, где твоя родина, из тебя бы масло оливковое делали. А тут ты для промышленности – никто. Ну, разве кто полюбуется, проезжая мимо, как я, например, или пчела наведается по нектар. Вот и стареешь тут попусту. Уже и ствол, вижу, сделался суковатым, искривился, дупла по нему пошли…
Сели на скутер и покатили, куда предписано планом. А куда? Ага, так и признайся! Ну, ладно, ладно. Скажу шепотком. Слева, на поляне, есть куст розы, и жена хочет собрать с неё лепестки. Знаете, какое варенье из них вкусное? За уши не оттянешь! Сладкое. Пахучее. С чайком – вообще высший пилотаж!
Едем и ищем глазами кучку сливовых деревьев при дороге. Это ориентир. Ага, вот они. Сливы те и на деревья не похожи, и на – кусты. К тому же, каждый год меняют свою внешность. Скорее, потому, что дикие. Стволы тонкие, ветки курчавые. Иногда, помнится, и плоды на них были – мелкие, длинные, плоские.
В этом месте мы и разошлись по интересам. Она ушла в северном направлении, то есть, в сторону балки, искать куст розы, а я остался у скутера. Во-первых, надо охранять его – при дороге ведь. Во-вторых, нужно поглядывать за женой – заросли ведь. В-третьих, мне так захотелось что-то сочинить о травках-муравках.
Так устроена наша жизнь. Каждый день – одно и то же, одно и то же. А тут, все-таки, виды, как в сказке. Смотрю, например, а за спиной жены, где она собирает лепестки розы, лесопосадка шагает по балке в сторону Парного. Так трогательно! Правда, до села она, это я из опыта знаю, так и не дойдет, поскольку на пути встретится дамба, искусственный пруд. Говорят: хоть пруд пруди. Действительно, в старые времена этот объект притягивал многих людей к себе. Точно уж, пруд прудил. Тут вечно что-то коллективно отмечалось – маёвки, годовщины, дни рождения. А сейчас рыбку удят, отдыхают, загорают.
Именно к тому месту и шагает, как кажется, лесопосадка своими акациями, кленами, гледичиями, абрикосами, бузиной, шиповником. Если принять крону каждого дерева за шевелюру человека, то они слишком уж кучерявые. А волосы, в лице зелени, настолько густые да темные, что – ни просвета, ни прогалинки.
А где я топчусь, настоящее утро. Воздух – не напиться! Солнце – не налюбоваться! Птички, напуганные нашим появлением, шныряют над головами, чирикают. Наверняка, разговор у них такой: и принес, мол, черт их в такую рань! Тут птенцов надо высиживать, а им, видите ли, роза потребовалась!
Как, скажите, на этой местности не дать свободу глазам? А они у меня шустрые: так и бегают по верхушкам да цветочкам растительности, которая заселяет поляну. Сначала хотелось «написать картину». Но когда оценил, за что берусь, передумал. Нет, друзья, еще, наверное, не родился такой мастер, чтоб сумел положить на бумагу виды этого прекрасного уголка. Не изготовлены еще кисти, краски, чтоб браться за дело.
Но я решился-таки. Риск, говорят, благородное дело. На какую оценку выйду, судить тебе, читатель. Итак. Мазок первый. Если пробежаться взглядом по поляне, то покажется, что она – вовсе не поляна, а море зеленого цвета, типа Азовского, с волнами травы разных наименований. Мазок второй. Как ни странно, вся растительность тут живет кучками – табун пырея, табун овсюга и тэ дэ. Почему? Скорее, что природа тут дикая. Чтоб выживать, видимо, в условиях конкуренции
.
От лесопосадки, что – при балке, вижу, оторвались кусты с буйными головами, и идут-бредут, по колени в воде, в мою сторону. Одни – мощные, всесильные, нагулянные на ветрах, другие – так себе, но непременно тянутся к идеалу. Вот маслина торопится. Наверное, к подруге, рядом с которой я уже был. На фоне темных кустов и деревьев она - седая, и ниже росточком, и не такая раскидистая, как они. Может, дочка той маслины? А, может, внучка? Да какая разница! Пусть идет. Поговорит, поможет, в чем родственница нуждается, и – на место.
А о траве, которая маслине - то по колени, то по пояс, разговор особый. Она недавно лишь вышла из зимы, весны настоящей не видела, так как не было теплой погоды, а теперь только вот вошла в силу. Основой поляны, на мой взгляд, является овсюг. Гордо стоит, свесив гривы-метелки, поблескивая кофейным цветом. Он, как и все – в компании. Попробуй выйти тут в одиночку, задавят, вытеснит всякий там донник, тысячелистник. Хоть овсюг и числится в списке вредителей культурной флоры, но цветет, как все, дает семена. Они, конечно же, разносятся ветром. А фермеры потом борются – задним числом. Мало того, что этот красавец истощает почву, так он еще и болезни притягивает всякие, насекомых. Подумается: какая, мол, гадость! Не скажите! Из него, впрочем, неплохое сено получается. Кое-кто даже приторговывают им.
Вскоре дунул ветерок. Притом, не с юга, к которому мы уже привыкли, а с севера. Надо же, в июне! Но - теплый. Даже горячий. Вот он и нашел себе работу. А кто, скажите, будет поглаживать, причесывать травку, проверять деревца, кустики на прочность? Солнышко уже выпило утреннюю чашечку кофе, и стало бодрее, от души начало раздавать растительности брызги золота. Птички, правда, недовольны...
Какое чудесное место! Дядя вон крутит на велосипеде. На дачу, наверное? Так тут сложилось, что при балке, вокруг пруда – полно дачных кооперативов. Другой дядя, очень высокий, ведет маленькую девочку - видимо, в городскую школу. И так оба любуются красками поляны.
А я «фотографирую» глазами таинственность. Притом, не стоя на месте. Наоборот, пытаюсь из разных точек местности взглянуть на природу, сделать еще один мазок кистью, еще. Правда, моя обувь, сорок третьего размера, порой, боится ступить в траву. Там ведь – целина. А вдруг - змея, уж, шмель, оса, пчела!
Остановился у донника. Высокий. Цветёт как раз. В народе его называют буркуном. Ах, какие чашечки, восклицаю! И заканчиваю песней: «Мне б такие!». Желтые. Пять зубчиков. И что он тут, интересно, нашел? Неужели спрятался от зорких глаз? А что! Его животные едят хуже, чем другие травы. А ложиться в силосную яму, как это практикуется, или в почву, как зеленое удобрение, не хочется. Лучше, думает, пчеле нектар отдам, и то польза. А он, этот мед, с ароматом ванили будет. Услада!
И тысячелистник – медонос. А, значит, конкурент. И тоже кучками разгуливает по поляне. Ему ведь хорошо ориентироваться в этой среде. Все-таки, рост – метр и более. Внизу у него ветки голые, а вверху заканчиваются белыми мелкими корзинками. Красавец! На каждом кустике – до двухсот цветков! Якобы, на стеблях даже гадают.
А вот - полынь. При упоминании сразу горько во рту стало. Хотя, она и есть горькая. А привлекает внимание тем, что имеет серебристый цвет, и в солнечный день, когда смотришь на неё, глаза жмурятся. И маслина, помнится, серебристая. А селится полынь тут потому, что по природе слишком честная – коль уж издаю, мол, сильный ароматный запах, то и жить надо в сторонке от людей, культурной растительности. Вот и обитает – на полянах, вдоль дорог. И росточком Бог не обидел – по колени. И человеку помогает, где требуется, отпугивать, например, моль, муравьев, тараканов.
Куда ни поставь свой сорок третий, обязательно – что-то новое. Вот будяк, например. До метра высоты! Внизу листья крупные, а выше – колючие стебли, заканчивающиеся розоватыми головками. А еще его чертополохом называют. От черта, наверное? Кое-где – бодяком. А тут, интересно, почему оказался? Потому, что культурным стал. Всю жизнь ходил бодяком, а теперь, видите ли, будяк. Хотя, пчелам все равно, как его называют. Лишь бы нектар давал.
- Ты еще долго? – кричу жене.
- С полчасика! – отвечает.
Тогда, думаю, надо еще шагнуть вглубь поляны. К алым макам. Ну, и бравые парни! И тоже – кучкой. Стоят гордо: пусть, мол, кто попробует нас обидеть, ответим по всем правилам защиты! А какие лепестки-кофточки на них! Точь-в-точь, как у тёти Веры, которая торгует на рынке обоями. Но встречаются и белые, и желтые. И все они, какого бы цвета не были, любят солнце. Потому и место подбирают тщательно: кто - на поляне, как здесь, кто - в пшенице, хоть на краю, хоть на середине плантации. Но есть у них еще одна функция, главнейшая - быть символом героев войны.
И дикий горошек попал на поляну. Душистый островок, выкрашенный в сиреневый цвет. Запах его никак не обойти. Этот тоже любит солнце. Уж тут-то его хватает. Ему бы опоры еще кто-нибудь смастерил – хотя бы с метр высоты, он бы по ним полазал. Но где ты тут найдешь мастера?
Куда ни поставь подошву, везде – пырей, хоть – большими кучками, хоть малыми. Он в природе, как соль – она, вроде бы, и полезная, в то же время и – вредная. Не случайно его так и называют – трудно искореняемый сорняк. Ничего себе – сорняк! В некоторых местах вымахал выше метра. Сейчас как раз цветет. Поздравляю! Колоски его разоделись в белесые, пушистые косыночки. А что ему! Ни жары не боится, ни – засухи. Мороз, и тот до пяти градусов – по барабану. Зато сено из него - отменное. Коровы его обожают, поскольку - молокогонное…
Жена:
- Ну, ты уже записал, что хотел?
- Да как сказать! На васильки вот еще взгляну. А у тебя с розой что?
- А вот. – показывает.
- Ого! Полная сумка?
Пока жена шла по густому, высокому травостою, будто брела по луже, я поймал глазом нежно-синие корзинки васильков. Эти тоже – луговые. И тоже чувствуют себя сильными лишь в компании. Пчелы их любят. А люди в вино, порой, добавляют, чтоб получился розоватый оттенок. Венки из них – прелесть. Под Троицу плетут…
А, хватит! Голова – кругом от такой пестроты. Сели на скутер, и - домой. Ночью буду «пережевывать». А с обочин машут – то руками, то платочками подорожник, молочай, дикий клевер, дурман. О, о тебе, родной, и песня есть: «Дурманом сладким веяло…» Прощай, поляна! Яркого всем цветения!
А когда проезжали мимо дома с бузиной в окнах, белые блюдца, кажется, тоже махали платочками. Стой, мол, дядя! Помоги высвободиться! Ну, что тебе стоит! А чем я им помогу? Разве, что – сочувствием! И только…
Свидетельство о публикации №222061900181