Город-на-Дону

Провинциально – коммерческий город за годы советской власти вырос в город – миллионник по официальным данным. А на самом деле неофициально всасывал в себя более двух миллионов приезжих…
Город прирастал новостройками. Сначала Западный жилой массив стремительно заполнялся пятиэтажками, потом девятиэтажками, которые упёрлись в промышленную зону. Потом Северный жилой массив быстро с пяти и девяти этажек разросся двенадцатиэтажками, потом достиг и шестнадцати этажей.
Некогда компактный и уютный зелёный город безвластья советов перестал придерживаться строгих правил строительства и архитектурных норм. И расширился на новые районы: «Темерницкий», «Суворовский», «Левенцовский», «Вересаево»…
А что же центр?

Тридцать пять лет я отработал в Проектном институте. Знал всех профессионалов своего дела в городской Архитектуре и Горсовете. Но с приходом к власти «демократов», а точнее сказать многих обиженных прежней властью «троечников» уровнем профессионализма и ума, город стал
деградировать.
Старый центр, славившийся своею необыкновенной атмосферой старого купеческого города, когда почти каждый дом славился своеобразной архитектурой, которую студенты Архитектурного института переносили на свои ватманы и сдавали курсовые работы, стал исчезать…
Здания, занесённые в реестр исторического наследия, трескались. Обваливалась уникальная лепнина. И даже рушились стены, открывая внутренности квартир, с ещё жившими там людьми…

  Время было безжалостно к ним, прожившим более века без капитального ремонта…
А другие, уже пустовавшие, с переселёнными из них людьми, внезапно сгорали в пожаре… Легко горели деревянные перекрытия, полы и стропила, оставляя после пожара только голые кирпичные стены. Оставалось только снести это былое строение. Только один дом не поддался. Купец, хозяин дома, строил на века. Все перекрытия были из морёного дуба. Он не горел и не поддавался инструментам. Когда проводили отопление и водоснабжение, отверстия в полу прожигали газосваркой…

В 90-е Главные архитекторы города менялись, как перчатки. Поэтому эти мизерные проплешины стали заполняться новыми многоэтажными постройками из стекла, металла и бетона.  Эта красота радовала глаз и уродовала общую архитектурную композицию города. Издали, с левого берега Дона, город стал похож на рот с гнилыми зубами и «золотыми фиксами».
В этих новых домах поселилось множество разных организаций, фирм и фирмёшек. Каждый клерк норовил приехать на работу на своём крутом автомобиле. Эти авто так заполоняли центр в рабочие часы, что прохожим почти не было места на тротуарах…
Когда в город пришли инвесторы из Москвы, дома доросли до двадцатишести этажей…  Но улицы от этого шире не стали. И стоят теперь эти пустующие коробки, смотрят в упор в окна друг друга, в которых никто не хочет жить.
***
Однажды у меня состоялась встреча с другом детства.    Лет двадцать до этого мы виделись, он был проездом в моём городе. С детства он был увлечённым художником и поселился в Питере уже в осознанном возрасте, считая его лучшим местом для творчества.
Попадая в Ростов, он с вокзала всегда шёл пешком по древней брусчатке дорог, наслаждаясь, как он говорил, запахами старины... Он попадал ко мне, вдоволь нагулявшись по этим, теперь, «трущобам», спустя два – три часа, когда до отхода поезда нам на разговоры почти не оставалось времени, и мы больше молчали, не зная, какую бы тему стоит обговорить. Говорили общими фразами о быте, работе и разных мелочах…

В последний приезд он остановился у меня на три дня. Я уже переехал из старого центра в новую квартиру другого района. Мне хотелось показать, как всё изменилось к лучшему в городе с той последней встречи.
Я возил его на машине, показывая всё новое и красивое. Новый микрорайон, новый парк, новую стеллу героям ВОВ…

Были мы и на даче, жарили шашлыки… Много говорили, шутили, смеялись…
Расставаясь на вокзале он сказал: «А мне так хотелось походить по тем старым улочкам, что в центре города…  А потом посидеть рядом и тихо помолчать…»
Я увидел его расстроенное лицо и ощутил в груди какую-то растерянность. Что-то произошло в наших отношениях. Мы перестали понимать друг друга. Мы стали другими… Чужими?...
Прощаясь, мы обнялись…
Вскоре он умер во сне… Спустя месяц после своего семидесятилетия…