Что ты ржёшь, мой конь? Иронический рассказ

Старенький  дед  Иван,  ещё  до  сей  поры  за  гроши  работающий  сельским  конюхом,  встретил  пришедшую  к  нему  «на  производство»  любимую  внучку  Ксюшу,  как  всегда,  с  распростёртыми  объятиями,  радуясь  ещё  принесённому  для  него  обеду.  А  она,  решив  показать  успехи  в  приобретении  знаний,  встала  и  торжественно  продекламировала  для  деда  уже  выученный  на  завтра  стих.

          Однако  дед  Иван,  немедленно  начавший,  было,  лакомиться  вкуснятиной,  но,  взбудораженный  четвёртой  строкой  стиха,  вдруг  даже  отбросил  деревянную  ложку,  которая  с  громким  стуком  ударилась  о  тонкую  перегородку  жилища. Распалившийся  дед  с  присущим  ему  нетерпением,  кое-как,  с  великим  трудом  дождался  окончания,  слава  Богу,  не  длинного  стиха,  который,  оказывается,  написан  самИм А.С. Пушкиным…и  чем  конюх  был  озадачен  просто  безмерно!
 
          Он  в  негодовании  даже  трижды  стукнул  сухоньким  кулачком  об  острую  коленку,  что  говорило  о  крайней  степени  его  возмущения.  Мол,  эх,  внучка,  уж  если  судить  по  справедливости – то  он  не  посмотрит  «на  регалии»  кого  бы  там  ни  было!  Её  дед  с  конями  работает  уже  более  полвека,  и  знает  о  них  лучше    других.  Поэтому,  невзирая  на  «авторитеты  и  великость», - он  прямо  сейчас  же   устроит  разбор  допущенной  несуразности  в  четвёртой  строке  стиха  классика. 

«Что  ты  ржёшь,  мой  конь  ретивый,
Что  ты  шею  опустил,
Не  помахиваешь  гривой,
Не  грызёшь  своих  удил?
Али  я  тебя  не  холю?
Али  ешь  овса  не  вволю?
Али  сбруя  не  красна?
Аль  поводья  не  шелкОвы,
Не  серЕбряны  подковы,
Не  злачЁны  стремена?»,
Отвечает  конь  печальный:
«Оттого я  присмирел,
Что  я  топот  слышу  дальний,
Трубный  звук  и  пенье  стрел.
Оттого  я  ржу,  что  в  поле,
Уж  недолго мне  гулять,
Проживать  в  красе  и  холе,
Светлой  сбруей  щеголять…».

Дед  Иван  снял  висящую  уздечку  с  блестящими  стальными  «удилами»  и  стал  объяснять  Ксюше,  для  чего  они  нужны.  В  основном,  чтобы  держать  коня  в  «узде»,  управлять  им: стоять  ли  коню,  бег  ли  ускорить,  или  повернуть  куда.  Ему,  мол,   железка  вообще  мешается,  как  лишняя  деталь  во  рту,  ибо  ведь  коню  ещё  нужно  и  травку  пережёвывать,  и  овёс  тоже.  И  если  неумелый  седок  очень   сильно  дёрнет  узду  чтоб  повернуть,  то  может  поранить  угол  рта  бедного  коня,  поэтому  дед  всегда  просил  людей, берущих  коней,  не  травмировать  их  зазря.

А  теперь,  мол,  речь  о  стихе.  В  нём  заботливый  хозяин  задал  коню  три  вопроса:  почему  «он  ржёт,  опустил  шею,  и  не  помахивает  гривой»?  Но  вот    вопрос,  наконец,  четвёртый.  И  он  самый  странный,  загадочный,  и  который,  по  идее,  обязан  удивить  логически  мыслящего,  соображающего  читателя  вполне  очевидной  своей  нелепостью. «А  отчего  его  конь, …«не  грызёт  своих  удил»?!!

После  столь  необычного  вопроса,  хозяин  стал  перечислять  всё  хорошее,  что  он  делает  для  любимого  коня.  И  как  уж  он  любит  его,  и  досыта  овсом  кормит,  и  сбруя  конская  богатая,  а  он,  конь, … всё  равно  печально  «ржёт»!
 
И  тут  профессиональный  конюх  дед  Ваня  задаёт  вопрос  самому  хозяину  коня.  И  вопросик-то  ведь,  так  сказать,  наипростейший,  но  зато,  как  говорится,  «прямо  в  лоб»!  Мол,  а  сам  он,  хозяин  коня,  для  чего  задал  скакуну  такой      странный  и  нелепый  по  своему  подлинному  смыслу,  вопрос  четвёртый?!

И  почему  его  конь  в  обязательном  порядке  должен … «грызть»  во  рту  эти    противные,  давно  надоевшие,  ему  железки-«удила»,  когда  он  не  хозяина  своего  на  себе  вихрем  несёт  на  битву … а  в  данный  момент  просто  в  поле  пасётся-гуляет?!  Для  чего  в  чистом  поле  нужны  во  рту  некомфортные,  мешающие  нормально  лакомиться,  пережёвывать  зубами  ту  же  травку,  а?  Но  хозяин,  тем  не  менее,  всё  равно  требует,  чтобы  он,  конь,  объяснил  ему,  встревоженному     ржанием,  «а  почему  ты,  конь  мой  ретивый,  «не  грызёшь  своих  удил?!».

Но  конь,  явно  почувствовав  угрозу  приближения  страшного  врага,  сказал   хозяину,  что  скоро  злой  тиран  захватит  их  обоих!  С хозяина  он  «сдерёт  кожу  и  накроет  ею  вспотевшие  конские  бока». А его,  красавца  коня,  заберёт  во  вражью  неволю… Поэтому-то  он,  конь,  и  печалится,  предвидя  их  незавидное  будущее…

И  ввиду  плохих  прогнозов,  конь  задаёт  своему  пока  ещё  хозяину  весьма  логичный  вопрос  с  предложением  в  связи  с  предсказанными  столь  страшными  событиями,  просит  сделать  для  него  поблажку.  А  не  лучше  ли  его  властелину   вместо  мешающих  во  рту  жёстких  стальных  «удил»,  напоследок  дать  любимому  коню  своему,  вволю  «погрызть» …  чего-нибудь  этакого  более  вкусненького?  Ну, травку,  к  примеру,  мягонькую  и  зелёненькую?  Ведь  в  плену  вряд  ли  предложат  что  хорошее,  кроме  того,  как  опять  всунут  ему  в  рот  те  же  стальные  «удила»?! 
       
         И  осерчавший  дед  гневно  и  скептически,  безапелляционно  заявил  о  стихе,  заданном  школьникам  выучить  назубок,  вот  что.  Не  желая  быть  голословным,  он  постановил: мол,  а  для  чего  «кота  за  хвост  тянуть»?  Она,  Ксюша  внучка,  не  совсем  ещё  взрослая,  может  не  всё  понять  об  «удилах»,  а  посему  ему  самому  придётся  завтра  с  утра  придти  на  урок  в  её  класс  с  живым  конём  и … он,  конь,  всенепременно  должен  быть  в  уздечке  и  с  удилами  во  рту!
 
          И  он  при  учениках  воочию  докажет  учительнице  о  некоторой  нестыковке  в  стихе  глубоко  уважаемого  им  поэта  А.С. Пушкина.  Мол,  вот  был  бы  поэт  здесь,  рядом,  то  он,  дед  Ваня,  проработавший  с  конями  полвека,  вне  сомнения,  тут  же  и  пояснил  бы  ему  всё  «от  и  до»!  И  дед  уверен – умница  поэт  понял  бы,  и  согласился  бы,  и  чуть  переделал  бы  строку  об  этих  надоевших  удилах!

          И  вдруг  после  возникшей  задумки  пойти  в  школу  с  конём,  у  деда  Ивана  внезапно  мелькнула  мудрая  мысль: а  почему  ради  Ксюши  ему  и  не  тряхнуть  стариной,  и  не  попытаться,  как  некогда  бывало  в  молодости,  самому  взяться,  и  переделать  самую  важную  четвёртую  строку  стиха?!  Да-да?  О настолько  важной  детали,  как  нужность  постоянно  болтающихся,  всему  мешающихся  во  рту  удил?
 
          Ведь  перед  построением  школьников,  он  же  вначале  в  кабинете  директора  зачитает  «своё  творение»?  А  уже  с  его  милостивого  разрешения,  стоя  рядом  с  конём,  дед  Иван  и  прочтёт  «улучшенный»  им  стих. Тем  более,  к  утру  пришло  озарение:  он  «размахнулся»,  «расщедрившись»  аж… на  целых  четыре  строки!

Почти  всю  ночь  сочинял  он  труднейшую  строку – но  потом  решил  оный  стих  дополнить,  ибо  «кашу  маслом  не  испортишь!».  И  сделал  всё,  по  личному  его  мнению,  просто  мастерски!  Затем  дед  с  большим  трудом  растолкал,  и  чуть   ли  не  с  пинками,  но  таки  поднял  в  пять  утра  сладко  похрапывающую  бабку.

Ну,  да,  чтоб  оценила,  как  бывало  по  их  молодости.  И  тут  же  прочитал  ей,  «совершенно  обалдевшей  от  его  оригинальной  задумки»,  свой  выстраданный  «шедевр».  Она  же  спросонья,  да,  ещё  от  очередной  его  «экстраординарной  и  расчудесной  идеи»,  испуганная  до  полусмерти  криком  («Рота,  подъём!!!),  лишь   только  ошарашено,  но  зато  утвердительно,  кивала  в  ответ.  Что,  мол,  да!  Ну,  конечно  же,  Ваня,  стих  отличный,  ритмичный  и  пойдёт  «прямо  как  по  маслу!».
         
«Что  ты  ржёшь  мой  конь  ретивый,
 Что  ты  шею  опустил, 
 Не  помахиваешь  гривой,
 Не  грызёшь  своих  удил?

Ты  властелин  мой  дорогой!
Со  мной  всегда  был  очень  мил,
Но,  ты  пойми  меня,  родной,
Носить  удила … нет  уж  сил!».

А  уже  в  семь  утра  светло  улыбающийся  своим  благородным  мыслям,    дедушка  Иван,  ведя  под  уздцы  красавца-коня  «в  яблоках»,  Орла,  подходил  к  школе… Дожидаясь  учительницы,  он  узнал  первую  неприятную  новость,  что  директор  уехала  в  областной  центр,  а  недолгая  беседа  со  спешащей  на  урок  учительницей  оказалась  неудачной,  ибо  всё  в  школе  решает - лишь  сам  шеф.

А  каково,  интересно  бы  узнать,  предварительное  мнение  читателей?  Не  жаль  им,  многоопытным  пишущим  людям,  упорного  в  любом,  и  даже  в  этом  неимоверно  сложном  поэтическом  деле,  за  которое  взялся  отважный  конюх  Иван,  любимый  дед  Ксюши?  И  он,  уверенный  в  своей  правоте,  без  колебаний  осмелился  истово,  как  и  всё   хорошее  и  доброе,  что  совершалось  им  при  его  долгой  и  нелёгкой  жизни  всего-то  конюхом, - помочь  своей  любимой  внученьке!
    
          Но  автору  будет  приятно,  если  кто,  догадавшись  о  диалекте  со  строгим  директором,  попросту  криво  усмехнётся.  А,  хотя  бы,  и  скептически – всё  едино  ему,  шутнику,  будет  приятно  от  чуток  приподнявшегося  у  кого-то  настроения.  Смысл  опуса  не  в  поэтических  «дарованиях»  конюха-ревизиониста  деда,  попытавшегося  «катить  бочку»  на  самого  Пушкина!
 
Но  найдётся  ли  у  кого  столь  же  дерзкий  и решительный  дед,  не  побоявшийся  потягаться  с  Великим  Поэтом  за  любимую  внучку?! А  если  хорошо  прикинуть, - настолько  ли  уж  совсем  лишены  практического  житейского  смысла  некоторые  весьма  логичные  толкования  пожизненного  конюха  деда  Вани?