Яркий день впереди. И ещё вечность...

Елена прыгала с камня на камень, всё быстрее и быстрее, чтобы не оступиться. Слева от неё возвышалась скала, уходящая в небо, справа, но уже отвесно вниз, обрывался на десяток локтей крутой берег реки. Место, в общем, не слишком опасное, спартанские подростки испокон веков развивали здесь сноровку, но царская дочь могла заниматься подобным лишь тайком, в одиночку, что требовало особого внимания. Скользнёт нога с гладкой поверхности валуна, кто поддержит, а уж если рухнуть в пропасть... Может, не убьёшься до смерти, всё же глубина воды там приличная, но сломаешь что-нибудь точно.

Она почти преодолела рискованный участок, как вдруг зацепилась сандалией за предательский выступ, взмахнула руками, стремясь сохранить равновесие, затем выгнулась, подобно военному луку. Падения удалось избежать, но случилось другое. Внезапного рывка не выдержала фибула, удерживавшая края хитона. Серебряная застёжка с украшением из янтаря сорвалась, громко щёлкнув, отчего одежда скользнула с плеч, и осталась бы Елена нагой, но успела удержать ткань. Зато лишилась ценной вещи, подарка родителей на десятилетие. Фибула описала в воздухе почти правильную дугу, чтобы исчезнуть за кромкой обрыва.

Царевна попыталась разглядеть место падения, но куда там! И если бы удалось, что толку? Ни лестницы, ни верёвки, ни захудалого помощника... Тут хотя бы себя привести в порядок. Вокруг хоть и Эллада, где общественный глаз привычен к обнажённому телу, но это касается в основном мужчин. А женщине, девочке, с того времени, как у неё начнёт расти грудь, полагается полное одеяние . Если, конечно, она не рабыня: танцовщица или наложница. Впрочем, можно признать грудь не совсем созревшей и обойти условности...

Елена смогла обвить хитон вокруг талии, сделав подобие набедренной повязки, и зашагала как ни в чём не бывало прочь. Чуть позже из ближайших зарослей лещины выбрался мальчик, на вид почти юноша. В заношенной латаной-перелатаной накидке, с длинным пастушьим посохом и свёрнутой плетью на плече. Тело темнее бронзы от загара, всё в свежих и застарелых царапинах, издержки ремесла.

Он подошёл к речному утёсу, глянул вниз, потом один конец плети закрепил вокруг камня, другой сбросил. Длины хватило до дна. Мальчик нимало не боясь взялся за верёвку и начал спуск.

Поздним вечером того же дня царевна вошла в свою спальню под кровлей после затянувшейся трапезы. Во дворце спартанского владыки присутствовал важный гость,  тиран одного из южных островов, с которым предполагалось заключить выгодный союз. Разумеется, когда ставки высоки, в ход идут все средства, в том числе неслыханная красота царской дочки. Так что хочешь не хочешь, высиживай посреди симпосия на мужской половине, улыбайся не вполне трезвым иноземцам. Но всему приходит конец, завершился и этот пир. Елена скинула праздничный хитон из египетской ткани, золочёные сандалии, шагнула к ложу. Не хотелось ничего, даже привычного омовения, лень кликать прислугу... Завтра, всё завтра!

Но тут взгляд её упал на круглый столик, стоящий на самом краю лоджии, примыкая к ограждению. Что-то на нём лежало, чего точно не было днём. Она подошла ближе. Да это же её фибула, та самая, что упала в пропасть! к тому же сейчас прикреплённая к прелестному, источающему дивный запах цветку дикой розы. Елена осторожно взяла в руки нежданную находку. Поднесла к лицу. И вдруг ощутила всем телом некое новое явление позади, движение воздуха, и вдобавок волну пьянящего аромата, словно с лугов Парнаса. Она обернулась. О, сама Афродита, богиня, пенорожденная, чарующая...

— Радуйся, Елена! Вот, подумалось глянуть на мою прекрасную сестру, как поживает?

— И ты радуйся, несравненная! Глянуть, чтобы посмеяться? Рядом с тобой кто вспомнит об иной красоте?

— Ну уж, ладно скромничать-то! Молва о спартанской царевне облетела всю Ойкумену. И это ты ещё дитя, но поверь, время не за горами...

Взгляд Киприды остановился на цветке, который Елена держала в руках, вместе с серебряной застёжкой:

— Миленькая роза, сдаётся мне, не просто так тебе досталась...

Елена воодушевилась, торопясь поведать удивительную историю:

— Афродита, случилось настоящее чудо! Сегодня утром я оказалась на берегу Эвротаса, там, где от течёт в ущелье, и потеряла фибулу. Можно было сказать, простилась с ней навсегда. Но когда вернулась сюда, пять минут назад, обнаружила этот цветок с прикреплённой к нему застёжкой. Как это можно объяснить? Только вмешательством богов, не иначе ты поучаствовала, или шутник-Гермес? Признайся, сестра!

Богиня слегка нахмурилась, её прекрасное лицо отражало одновременно настороженность, любопытство, иронию, удивление (и множество менее очевидных оттенков эмоций).

— Нуу, если помнить, что я отвечаю за всякую красоту и сердечное чувство, то можно сказать про моё участие. Но советую не уделять особого внимания этому происшествию. Впереди тебя ждёт целая жизнь, ещё надоест получать подобные знаки....

Чуть позже и в пяти стадиях от дворца, на обширной поляне, где легко расположился немаленький овечий гурт, под кожаным навесом засыпал мальчик-пастух. Его отец, подслеповатый, но ещё крепкий старик, устроился возле скромного костра, вслушиваясь в ночные звуки, задумчиво глядя на игру языков пламени. Иногда к небу взлетали искры, чтобы затеряться среди звёзд. Всё привычно, как десятки лет назад, когда он начинал постигать пастушью нехитрую науку под присмотром своего отца. Так жизнь и прошла, остался скромный, подобный ломтику сыра кусочек, вот-вот канет в бездонном котле времени... Но что за странный, небывалый для грубого носа запах донёсся из темноты, и словно дуновение свежего Зефира в летний зной? Старик поднял голову, огляделся. О бессмертные боги! Кто это там?

Смутно различимая женская фигура, явно знатного сословия, в струящемся одеянии возвышалась в трёх шагах, непостижимо беззвучно приблизившись. А главное, с какой целью в этой глуши, без сопровождающих, в столь неподходящий час? На всякий случай пастух привстал, поклонился незнакомке. В любом случае она выше его на много ступеней в общественной лестнице. Женщина произнесла певучим, глубоким голосом:

— Радуйся, Софоклос, да продлятся твои дни на земле!

— И ты радуйся, госпожа! Прости, по слабости зрения не различаю твои черты, не могу признать...

— Это и не важно. Просто слушай вопросы и раздумывай над ответами. Расскажи о своей семье, только вкратце...

— Да много и не скажешь... Тридцать лет был женат, но прошлым летом жена захворала и отправилась в Аид. Трое сыновей. Двое старших уже взрослые, женились, и у них свои шатры с другой стороны поляны. Младший ещё мальчик, помогает мне. Вон, спит под пологом...

— Чьи стада пасёте?

— Так царя нашего Тиндарея, благослови его Зевс!

— И что, не обижает он вас, справедлив ли, добр?

— Да грех жаловаться, госпожа, если по-честному. Платит вовремя, мелкие промахи прощает, жить можно...

— Что же, ладно. Но я хотела бы поговорить о твоём младшем, кажется, Фаргос его зовут? Хороший он помощник, справляется, здоров ли?

Старик пожал плечами:

— Верно, Фаргос... Что сказать, мальчик как мальчик, обычный. Вполне здоров, старается, не перечит ни в чём... Разве что задумчив немного, витает мыслями часто где-то. Для пастуха это лишнее. Чуть забылся, и стадо двинулось не туда... Или хищный зверь выскочил, а то и лихой разбойник нагрянул...

— Так может, к иному поприщу он предназначен? Например, ваять скульптуры, или рисовать фрески, почтенные занятия.

— Разве этому в Спарте можно выучиться? Тут всё искуснее простой колонны или надгробного камня привозное. Из Афин, Коринфа или им подобных.

— Так, может, и отправить Фаргоса в Афины, например? Пусть там постигает мастерство...

Как ни велико было почтение Софоклоса к властной незнакомке, он не удержался от смеха:

— Скажете тоже, госпожа, какие Афины? Я не могу приличный плащ ему купить, ходит в рванье, благо в пустыне обитаем, некого стыдиться! Уж раз выпало парню овец пасти, так тому и быть, пожалуй...

Словно холодным сквозняком обдало дерзкого человека. Женщина горделивой поступью приблизилась почти вплотную. Тут даже подслеповатый старик разобрал божественно прекрасный облик, а так же протянутую руку, держащую некий свёрток, похожий на кошель. Всё тот же дивный голос, с едва различимой ноткой нетерпения произнёс:

— В общем так, Софоклос.  Раз ты в принципе не против обучения младшего сына, вот тебе десять золотых тетрадрахм. Пять возьмёшь себе, в качестве компенсации за потерю помощника, а с оставшимися пятью и мальчиком отправишься завтра в Спарту, обратишься в дом торговца Порталиса, передашь деньги, он будет в курсе, и отвезёт Фаргоса в Афины. Не всем пастушьим детям на роду написано пастбище. Не смертным то решать!

Кошель с золотом оказался весьма увесистым, старик едва не выронил его, когда взял в руку. Только это ощущение убеждало его в реальности происходящего. Софоклос уставился на мешочек, не в силах оторвать взгляд, а когда всё же смог, никого рядом уже не было. Только богам доступно подобное, решил он, поэтому пытаться спорить бесполезно. Афины, значит, Афины, возможно, так действительно лучше...

В это же время на пустынном обрыве Олимпа, с южной стороны, нависающей над обширной равниной, на величественном троне, срубленном из цельных стволов ливанского кедра, в глубокой задумчивости восседал Зевс. Он не был грустен или озабочен, эти суетливые качества никогда не занимали его ум. Мысли рождались готовыми сущностями, наподобие премудрой Паллады, и сразу обретали реальность. Но иногда возникало желание задержать процесс, обдумать вероятности. И тогда могучий громовержец уединялся вдали от божественных чертогов.

Впрочем, не всегда это удавалось. Вот и сейчас за его спиной, и чуть в стороне начал вырисовываться багровый силуэт, полный ярости и угрозы, словно подсвеченный заревом пожаров. Проявились очертания доспехов, плаща, грубого лица, но страшнее всего сверкали глаза, жаждущие одного — крови!

Не меняя позы, глухим рокочущим басом Зевс произнёс:

— Зачем ты явился, Арес? Я тебя не звал...

Бог войны весь встрепенулся, сделал шаг вперёд, отчего раздался лязг, будто две фаланги воинов двинулись навстречу друг другу, его голос походил на рёв боевой трубы:

— Твоя дочь Афродита только что вмешалась в судьбу одного спартанского мальчика по имени Фаргос!

— Да, мне известно это. И что с того? Тебе мало тех тысяч смертных, что идут в бой и убивают друг друга?

Бог войны повторил возмущённое движение, отчего показалось, что фаланги сошлись на поле битвы:

— Этот мальчик имеет задатки великого стратега! Он способен повести за собой войска на покорение городов и стран, и принести бесчисленные жертвоприношения нам, олимпийцам! Что проку от ваяния мраморных скульптур, слепых и немых? Надеюсь, ты понимаешь это, вседержитель?

Пошевелился на своём месте и Зевс, что сотрясло всю божественную гору.

— Я понимаю этот мир, как никто, Арес! Тебе ли меня учить? Я решу, как поступить с мальчиком. Ступай!

Некоторое время громовержец пребывал в одиночестве, словно ничего не произошло. Но скоро подле него возникла величественная женская фигура, похоже, имеющая власть даже над верховным богом. Она произнесла с упрёком:

— Владыка, твоё размышление несколько затянулось. Олимпийцы собрались на вершине, нектар и амброзия разлиты по кубкам, ждём тебя!

Зевс вздрогнул, как бы очнувшись, оглянулся:

— Да, Гера, уже иду. Похоже, действительно замечтался...

Он энергичным движением поднялся с трона, и тут же половину Эллады нешуточно тряхнуло, кое-где треснули стены домов, а на побережье в море обрушилась целая скала, образовав волну, выбросившую на берег дюжину кораблей. Но божественная супруга, очевидно, желала узнать ещё кое-что:

— Так что, дорогой, ты решил с этим мальчиком, Фаргосом? Кому его отдашь, Аресу или Афродите?

Зевс остановился на миг, бросив взгляд куда-то вниз, возможно, различая нечто, видимое ему одному:

— А никто его не получит! Не обязательно смертному, хоть и с талантом к чему-либо, возноситься в славе! Пусть отправляется в Афины, но останется безвестным. Так оно лучше, и спокойнее, нам и людям. Кому не нравится, пусть жалуется... мне! — владыка богов разразился громоподобным смехом, перешедшим в стремительный вихрь, взметнувший всю пыль и мусор на пространстве от Фермопил до Саламина. Так же он пронёсся над лугом в Пелопоннесе со стадами и убогим навесом, попытался снести его, но прочная кожа не поддалась порыву. Затем устремился в сторону дворца Тиндарея, где ворвался в лоджию спящей царевны, сорвал с неё лёгкое покрывало, открыл наготу, растрепал волосы. Елена проснулась, поёжилась от прохладного воздуха, нащупала в темноте слетевшую ткань, снова укуталась. Но, засыпая, посмотрела прямо в небо. Звёзды сияли, обещая новый яркий день впереди. И ещё вечность...