гл. 3 О братьях Поссыве и Посраве

«Говорят, я был здорово накурен, когда вёл церемонию «Оскара». Но это чушь, конечно. Я был под героином».
Джеймс Франко
Порфирий Бим с утра вроде развалины.
Герои такими не бывают.
Собственно, он и не особо в курсе, что пару месяцев назад (на родине) его записали в главные герои, ну или в помощники главного героя, каковым этот деревенский парвеню  Егорыч, разумеется, назначил сам себя. Впрок.
Собственно, Бим заранее знал, что Егорыч ни хрена не напишет. Поманул (есть такой кот «манул») товарищей и всё. Все его обещания – это лапша и фейк, обманка крупнорогатая, золото дураков: ну какой из Егорыча писатель?
И сам себе Бим отвечает: «ни-ка-кой. Никто он. Ну, или Некто».
Кстати: недавно это имя мы уже слышали.
Собственно, на мягкого героя (пластилинового, картонного, среднего плана) Бим ещё согласен, а на главного не подписывался: вот ещё: для этого же трудиться надо… держать себя в руках… и всё такое. Нетушки-нетушки!
Кроме того, кто бы ему сообщил, что именно в эту минуту КАКИЕ-ТО ТВАРИ снимают с него портрет?
На такого варёного и беспомощного, как он сегодня, можно написать сатиру, в лучшем случае пасквиль. и, вероятно, так и напишут о нём… пасквиль. Причём, в самом неприглядном виде, в таком неприглядном, что все бимовские родственники – жёнка там, детки… возненавидят писаку Егорыча, как лютого своего… тут можно употребить гиперболу «враг» в родительном падеже: кого-чего? – врага, вот чего. «Врун» и «враль» тут не годятся – слишком слабо.
Можно побить Егорыча, если реализует подлость… Розгами, например, и чтобы самим поучаствовать.
«Или обвалять в перьях. Такой приём моден в Америках. Был. Во времена Марка Твена.» – это предложение доченьки Бима.
Бим знает: Егорыч относится к его доченьке в общем-то положительно, даже с симпатией. Она живёт в Штатах, а Егорыч не жалует Штаты… За двуличие и чванство, за индейцев и негров, и за всё такое, что Ленин выписал мерзким буржуинам.
А Егорыч всё равно выкрутился, он как бы добрый, сволочь. Он прощает её – на словах, вместе с мамочкой и папочкой Бимом, которые послали доченьку в Штаты, а девочка – не будь дурой –  возьми, да и пристройся там. Навсегда, наверное. Если не грянет чего.
Но об этом сейчас Бим не думает.
Кто-то шепчет ему… будто на кепке сидит, и шепчет. А шепчет так: «прикинь: ты же всё равно варёный, так представь – ты и есть вареник, на сегодня, не боись, спрячься за вареником, ты же умеешь, никто не трогает вареников, вареники они безобидные, главное – не горячись».
Понравилась Биму подсказка кого-то.
А как вжился в роль «вареника», то плюнул на обязанность быть гражданином России и достойным путешественником по европам… Тем более бумаг не подписывал, служить не нанимался, обещаний не давал. Так что прекратил всякое сопротивление… внешним обстоятельствам, так сказать. И поплыл согласно течению. А течение оно знает. Течение на судьбу похоже.

***

План Малёхи по обезжи… по обезвреживанию Бима сработал на все сто: дурь, чёрт её задери, проникла во все поры бимовского организма.
Откель Малёхе знать, что организм Бима не так слаб, каким кажется?
Бим был в армии и прошёл «школу армейского дурака».
А Малёха, если округлить, не был нигде.
Малёха был сыром в масле.
А это две житейские разницы – сыр в масле и армейский дурак, пусть даже «варёный с устатку».
Так что все бимовские похихикивания и буквоедское исполнение приказов сверху, когда он нога в ногу повторял общественные акции и отрешённо копировал телодвижения товарищей… всё это, – окажись зритель там, – показалось бы естественным; а если бы знали существо дела, то оценили бы игру актёра Бима как восхитительную.
Мы-то суть понимаем: так: дурь с табаком – это мощное средство для сбивания с ног новичка. Бим таковым и оказался. И это странно: такой самостоятельный чувак, хоть и дедушка, а дурь изучить не сподвигся. То ли слабачок, то ли шибко умный. То ли не шибко.
Обычно подлянок ждут от врагов, а Бим заполучил от друзей.

***

Заметил читатель намёки?
– «КАКИЕ-ТО ТВАРИ снимают с Бима портрет»;
– далее: «шепчут что-то с кепки»?
Это и есть те самые обещанные в нашем названии «фантомы»?
Как-то немножко слабо это: то ли намекнуто, а разгонится после, …то ли как всегда: наобещают с три короба, а после забудут.
Любят некоторые писаки воду в ступе толочь.
Тем не менее, приводим выдержку из одной из версий «Загвоздей в Европу», или из «ЧоЧоЧо» – мы точно уж и не помним, где впервые вынырнули обещанные не Егорычем, а кем-то другим… соавтором что ли? тараканы… а рукопись не сохранилась, и потому в архиве не нумерованная, пылится как фейк дешёвый, как пранк молодого Вована:

Он будто гемофродит – обезьяны с попугаем, с отставанием по фазе. Попугаи с обезъянами не употребляют дури.
Тараканусам – зоофобам   не интересны обезьяны с попугаями. Другое дело Бим – пивной маньяк из Угадэйки.
Он старался не попадаться на глаза друзьям – насколько это возможно, чтобы не очутиться в списках на элиминацию . Ненароком.
Тараканы чёртовы!
Бим как хамелеон слился с задним сиденьем, отличаясь лишь слегка – мертвенным цветом кожи и запахом…
Тараканья противного!
Автономию телопередвижения Бим поправил во время остановки в Москве.
Вот там тараканусы его не достанут. Может быть.
– Отстаньте от Бима, злыдни, что он вам сделал!

***

Крюк в столицу пришлось сделать, чтобы забрать проездные документы в «Умном Тревеле». Казань. Мотель. Москва. Кремль. Башня. ГУМ. Пробки. Езда по замкнутому столичному кругу. Ворчание Малёхи по поводу хреновой Кирьяновой навигации. Соответствующий обмен любезностями.
Доехали–таки.

***

– Разобрались, брудеры, с канализацией ? – спросил Ксан Иваныч, генерал-вожак жестяной французской инфантерии.
«Ну, да, а чё?»
«А то, братья кролики, что следующий Поссыв будет в Москве», – объявил тревел-генерал, сразу после «Пельменя».
Терпёжная политика? Как это знакомо русским людям. 
Всё бы ничего, но, упомянув о неком Поссыве, генерал забыл о существовании брата Поссыва. Зовут его Бро Посрав.
Бро Посрав безмолвствовал во Владимире, промолчал у свёртка на Петушки и напомнил о себе в Москве, выбрав жертву.
Жребий Посрава указал на Бима.
Бро Посрав удачно выбрал время: часовая пробка на Садовом кольце.
Такой по-гоголевски трагедийный поворот в мелодраме   чеховского типа никто не заказывал.
Бим ещё в машине принялся шарить вокруг себя: искать рулончик. Конечно же, ничего не нашёл. Полез через спинку сиденья в багажник. Нет рулончика.
На Никитской спросил: «Долго ещё?».
Получил ответ: «Жди. Стояк ищем.»
Но вот и стояк, слава тебе господи. Бим вылетел первым: пулей. И ринулся куда–то бежать – хоть куда. На юг, на север, в Кремль – без разницы. Сквер, дерево, куст. Без единого комментария в отношении дезорганизаторов машинных удобств.
Лопушок, ты где?
Да и есть ли в Москве лопухи?
В центре Москвы нет лопухов.

Нам-то, кто сбоку-припёку, сидит за столом и читает, или пишет умную критику, всё без слов понятно: весёлый абсурдистский фарс превращается балбесом-автором в «конкретизон» .
Егорыч-писака (в «Загвоздях в Европу») описывает таковскую робинзонаду:
«Бедный, несчастный Робинзон Крузо! Ни одного приличного туалета на острове он не построил. Дефо тему санузла умолчал точно так же, так как не рассказал читателю –  чем на островах подтираться, чтобы не позеленела человечья гузка. А это же не только часть необитаемой жизни, а стыдливо умалчиваемая часть даже жизни цивилизованной, порой доводящая людей до крайности. У людей пустыни на этот предмет есть песок, у кого–то под рукой листики, кому–то подвезло с лопухами. А если живёшь на острове, где полным–полно камней, рыбы и тюленей, но нет растительности и, соответственно отсутствует целлюлозный завод, то годится пух фламинго и перья попугая».

Какая глупая, а какая длинная шутка! Все заметили?

***

У Бима ни одного попугая рядом. И ни одного Пятницы, которого можно было бы послать за сортирной принадлежностью. Вместо Пятницы – суббота, во всём Московском округе. От субботы толку никакого. Округ возглавляет Громов.
Мочит Бима мэр и пчеловод.   
Кругом люди, люди, больше чем надо людей.
Биокабин ноль, а часики в штанах, там-там, именно, тикают.

В полукилометре от Reno, на радость Биму вырос вяз по прозвищу карагач, кустистый, остролистый, от дождя защищает, будто землянка с парой прорех в крыше: один такой полезный на всю столицу. От сглаза защищает меньше, и растёт на возвышении как царский сортир на Воробушках. Бим не царь, конечно, но что делать Биму? На газоне пристроиться?
Лопушок есть под вязом. Сух, да недоразвит: пять сантимов диаметр.
Под сенью вяза-карагача, сортира царского, Бим и разрешился. Двойней. Братом Поссывом и Бро Посравом.
Дюшан, Мандзони, Херст отдыхают. Бим на Олимпе.
Две фракции, одна высокохудожественная – хоть по баночкам раскладывай, вышли из тухиса звезды «Загвоздей в Европу».
В Дублине Bloomsday в честь Джеймса Джойса. А в Москве движение Grow on the street  в честь Бима. В счастливом возбуждении. От свободы посрава на улицах. 
Ассамбляж Бима размазало через час. Ливнем. По заказу организаторов. С неба. Согласно религиозным ценностям постмодернистского толка. Называется пассаж: «Инсталляция на исчезновение ничтожного объекта». Зелёный поворот в искусстве. Это примерно, как «коровам не пердеть» – ибо много CO2. А кто из президентов обнаружил в России коров? Вот-вот. Наш и нашёл. Даже мясную породу нашёл. А эта порода портит атмосферу меньше, наверное. Так что отстань, иностранец зелёный гринпис драный: всё мы блюдём, по науке развитого капитализма. А захотим, так не станем соблюдать.
Русская фольк-инициатива она другая принципиально. Нашим надо поначалу засрать всё вокруг себя: земли-то немеряно. А уж потом чистить. Это, конечно, не то что целые острова в океане из пластмассовых бутылок, но таки композиции. С художественной наклонностью. «Горы мусора», «Полигоны», и прочие «рэди-мэди» , из Сибири, Зауралья, Центра и Дальних земель.

***

Внешний вид художника неожанра «посрав» соответствует его поведению.
Хотя по гамбургскому счёту, Бим не придаёт радикального значения своему ни внешнему виду, ни маргинальному поведению в частности. Его поведение – это такая осторожная свобода поведения, которая не ведёт в полицейский участок.
Ему в этом смысле положительно насрать! Товарищи его спасут. И нассать. Хотя бы постараются. Где ты Бро? Русские не бросают своих. Теперь Бим – Посрав, а бро – Обосравшись. На себя и на наблюдателей тем более. Бим возвращается. Где же Reno?
Постсоветское «фу» тупо и всяко свободнее европейского.
А гражданин Бим – умный чел. И без тараканов на лысине. И на кепке их нет. Спрятались в костяшке черепа! Заzzали, да? Заняли оборону? Или дрыхнут… лентяи?
Бим думает. А мы в его башке кальки снимаем:

«Насрать на асфальт и, тем более, при москвичах, а у всех москвичей в пределах Садового кольца, как известно, высшее туалетное воспитание, он не может».
«Он турист инкогнито. А вот это уже нештяк, как полезно. В Москве его никто не ждёт, и никто не знает, следовательно, не для кого стараться и приглаживать интерфейс».
Но только: «Сверкать голой жопой и трещать пёрдом у всех на виду он не согласен».

Вот принципиальное отличие нашего русо-башкира Бима от всех прозападных перформэйстеров, гвоздь им в попенс.

***

Бим ещё не отошёл от операции эвтаназии с суецидом, фу, чёрт, вы уже простили его друзей? и самозабвенно, но с грустью, купался в последственном цимусе, играя «вареника».
Закончив туалетный ритуал, но не покончив с круженьем головы соловой, Бим вернулся.
Вот оно Reno. А вот и товарищи.
Не торопясь, и с беззаботной повинной:
– Здрасьте, я ваша тётя. Тётя покакала.
«– Вот и молодец», – сказал Егорыч.
– Старый балбес, – подумал Малёха.
– Обормот, – сказал Ксан Иваныч, – мы тебя потеряли! Ты куда взвился? Предупреждать надо. Ты мог заблудиться.
– Вот я… Да ну… У меня компас в башке…
– Он телефон даже не взял, – шепнул Малёха коллективу. Их коллектив с тонким слухом, ушаст и многоух.
«– Вот–вот», – говорили товарищи. – Нах тебе вообще телефон? Выкинул бы его.
– Я как, в машину должен насрать? – Бим защищается отчаянно. –  Машина – это родина. А Москва – тьфу. Городишко. Транзит. Телефон верните. Где он?
– Забери под сиденьем. Нафиг ты его в ноги бросил?
– Гумажку искал. Наклонялся. Некогда мне. Сгиньте с глаз.
– Что это ты с собой приволок?
– Что–что. Книжку. «Мойдодыр».
– Где взял?
– Под вязом.
– А где вяз?
– В сквере на горке.
– Читал что ли Мойдодыра? Или пользовал?
– Не пользовал. Я пятихатку пользовал .
– Не спутал? Может, пять кусков?
– Говорю – пятихатку.
– А чёж Мойдодыра не пользовал?
«– Читать буду», – сказал Бим. – Книжка древняя. Двадцать третий год.
– Ну, тебе повезло!
– А то! – сказал Бим, – подсушу вот только.

Кажется, дождь собирается…
Кажется, дождь собирается…

Кстати, Бим с Ксаном Иванычем, будучи как-то в Макао, не найдя сортир, согрешили подобным же образом: после уличной водки с закусем из морских тварей зафекалили булыжник. А вытерлись баксами. Богачи бывают забавными как люди.