Осколки - голос крови

(из цикла «Донбасские воспоминания»)

Prologos

– Гошка, вставай! Ну, правда, харэ уже дрыхнуть! Нас сейчас на завтрак будут звать, а ты ещё не умывался даже. Давай-давай, дружище, ставь свои космические сны на паузу, – слегка рассерженным голосом, как-то очень уж по-взрослому, Сергей в очередной раз пытался разбудить своего младшего брата Жорика – самого близкого в мире человека. А тот лишь смачно «сопел в две дырочки» и абсолютно не реагировал на происходящее.

Надо сказать, что подобные попытки примерить на себя роль "строгого будильника" старший из братьев, Сергей, предпринимал ежедневно, на протяжении вот уже нескольких лет. С тех пор как оба мальчика, то ли по воле злого рока, то ли по некоей судьбоносной «вариации» страшной Донбасской войны, зажавшей этот регион своими костлявыми лапами, очутились в одном из Донецких детских домов. Поначалу руководству учреждения, куда дети, как известно, не попадают просто так, казалось, что эти двое вообще не смогут оправиться от потери родителей. Тем более, что те погибли прямо на глазах мальчиков: попадание злосчастного "Града" в дом, взрывная волна и всё... Шок и постепенное понимание – для старшего… и нежелание принимать действительность, а, как следствие, и нервная немота – для младшего. Неудивительно, что нестерпимая боль в детских сердцах не прошла ни после общения с психологами, ни после курса реабилитации, проведённого специалистами. Поэтому решение перевести Сергея и Георгия Ковровых из детского дома в специализированное учреждение для "не совсем здоровых" уже витало в воздухе. И вот в день оформления последней пачки необходимых бумаг, когда мальчишкам оставалось лишь собраться, переложив в старую спортивную сумку свои немногочисленные вещи (несколько свитеров, спортивные штаны да рубашки в клеточку), приготовленной стопочкой лежавшие на кровати, Гошка подошёл к Сергею.

- Ну, что ты, белобрысый? Расплакаться что ли хочешь? - Сергей присел на корточки. Опустившись на один уровень с братом, посмотрел в глаза младшему, чтобы хоть как-то подбодрить. Но, к его удивлению, слёз в зелёных глазёнках, хлопающих большими чёрными ресницами, не было. Маленький Жорик, тяжело вздохнув, взял в свои детские ладошки правую руку брата и, сжав её изо всех сил, впервые после похорон родителей, произнёс:

– Серёж, а может мы это... справимся?! Я просто очень-очень не хочу снова куда-то переезжать, не хочу привыкать к новой подушке и бояться по ночам очередных веток за окном, которые барабанят по стеклу...

Сергей оторопел.

- Эй, бро, - подхватив малого, он поднял пацанёнка вверх и лихорадочно начал его трясти. - А ну-ка повтори! Повтори, повтори, родной! Произнеси по слогам хотя бы своё имя, ну же! Ге-ор-гий!

- Серёж, ну, что ты со мной, как с дурачком. Я же не маленький. Да, я снова могу говорить. Сегодня ночью, когда мне приснилась мама, мы пели с ней песню, помнишь, вот эту: "Мамы и папы, мы не хотим войны, мамы и папы детям своим нужны..."

И вот, проснувшись, я стал её вспоминать, как в тумане, а потом... потом губы стали повторять слова вслух. И голос как-то сам появился. Всё будет хорошо, Серёж! Мы справимся, слышишь!

Здесь уже слёзы хлынули потоком по щекам сразу у обоих…

Так они оба и остались в детдоме. Адаптация постепенно стала проходить чуть полегче, а в крепком дружеском «tandem with the brothers», куда раньше не допускался абсолютно никто, даже появился новый друг. Им оказался ровесник Сергея, рослый чернявый парень Максим, похожий на цыгана. Он мастерски играл на гитаре и раз в неделю приходил в детский дом в качестве волонтёра – бесплатно давал местным ребятам уроки игры на музыкальном инструменте.

Добрый, улыбчивый, он осознавал, что здесь свою особенную аудиторию важно не столько приобщить к виртуозности владения инструментом, сколько просто вернуть к жизни. А эта задача была гораздо сложнее. Но Макс справлялся! Удивительно, но он всего после нескольких диалогов с Сергеем, смог по-настоящему с ним подружиться. Стал тянутся к Максу и маленький Жорик. Днями напролёт ребята вместе не просто разучивали хорошо известные песни на гитаре, но ещё и пробовали сочинять что-то своё, авторское. Наверное, именно поэтому, в тот злополучный день, все трое во время очередного обстрела пострадали больше других. Основная масса воспитанников утром умчалась гонять мяч на стадионе, а ребята решили остаться во дворе и ещё немного порепетировать: они готовили сюрприз для футбольной команды детского дома – сочиняли и разучивали гимн.

– Что-то сегодня уж слишком тихо, – будто предчувствуя беду, заявил Жорик во время репетиции. – Даже птички не поют...

– Гошка, не нагнетай! Просто все замолкли, чтобы услышать наш гимн, – отшутились старшие ребята. Их смех залил золотистую от солнечных лучей округу. И в этот момент небо внезапно содрогнулось от щедрой порции вражеского «Града».

– Ложииииииись, – только и успел прокричать Макс и всем телом бросился укрывать Гошу, который от внезапности и растерянности не мог сойти с места. Дальше – сплошные взрывы, разлетающиеся повсюду осколки окон и "кричащая тишина".

Слава Богу в этот раз обошлось без жертв, но все трое в ходе срочной госпитализации оказались на больничных койках. Осколками кому-то посекло спину, кому-то руки, кому-то ноги. Местный доктор Айболит – врач Василий Григорьевич, проводивший операции мальчишкам, извлёк из тела все до единого осколки, а самые крупные отдал ребятам. На память. Рассказал доктор и о том, что во время медицинского вмешательства потребовалось экстренное переливание крови: Серёжина кровь Жорику не подошла, а вот Максим стал идеальным донором.

– Теперь вы уж точно все трое – братья по крови!..

…Шли годы. Мальчишки росли, постепенно превращались в мужественных юношей: формируясь не только физически, но и духовно. Носили осколки, как талисманы, на верёвочке на шее. Жорик и Макс – вместе с крестиками нательными, а вот Сергей с каждым днём всё большее и большее предпочтение отдавал атеистическим взглядам. Ребята, конечно, замечали, что с Серым творится что-то неладное. Однако, любая попытка поговорить по душам на эту тему, пресекалась старшим из братьев на корню. Иногда даже в грубой форме. Всё меньшим становилось общее число интересов, а взгляды на жизнь и вовсе превращались в противоположные. Георгий и Максим больше тянулись к справедливости, стараясь всегда вставать на защиту слабых, а вот в душе Сергея постепенно поселяется неудержимое желание разбогатеть. Причём, чего бы это ему не стоило. Он готов зарабатывать деньги, даже грязные, даже кровавые… любым, без какого либо исключения способом. Абсолютно любым! Именно поэтому, сразу после выпуска из детдома, старший уходит воевать наёмником. Наёмником-снайпером. Его связь с Максимом и Жориком теряется...

Однажды ребята (они продолжают дружить и после того, как покинули стены детдома – Прим. авт.), выйдя прогуляться по вечернему Донецку, встречают на улице приезжего Кузнеца, который занимается коллекционированием осколков. Он сразу же проявляет интерес к талисманам на шее у Жоры и Макса. Узнав об их истинной, непростой истории, Кузнец абсолютно бесплатно заливает осколки в рукоятки двух ножей и дарит ребятам. При этом, будто бы предугадывая будущее, произносит вслух, почти что шёпотом: «Однажды они спасут вам жизнь!».

Через год, после длительного совместного разговора, оба парня тоже уходят воевать. Воевать за родную Донбасскую землю, ибо больше терпеть постоянные обстрелы и при этом ничего не предпринимать, становится невозможно. Так получается, что в итоге они оказываются по другую сторону баррикад от старшего из братьев, Сергея, но пока никто из них ничего об этом не знает…

В это же время Серый, который, несмотря на прогнившую душу, всё ещё вспоминает и родителей, и годы, проведённые в детдома, получает от своего командования конкретно кровавое задание – приказ убрать (то есть, естественно, убить) двух вертлявых сопляков. Появились они сравнительно недавно, но слух об их удивительно точном метаниии ножей уже разлетелся по фронту. Как ниндзя, незаметно проникали на территорию и попросту «выкашивали» самых ценных солдат. Нет, не убивали, а именно «выкашивали», метким бросанием ножей перебивая бойцам сухожилия рук. А это на войне – сродни устранению врага: ведь дальше полноценно вести бой солдаты уже не могли.

Сергей, выслушав предысторию, соглашается, утвердительно кивнув головой, ведь такое задание для него – отнюдь не дебютное. Его лишь однажды стошнило: от убийства своей первой жертвы. Дальше всё пошло «как по маслу».

Но, когда командир кладёт перед ним на стол фотографии двух жертв, перечёркнутые красными крестами и надписью delete, Серый оторопевает. Его ребята… Жора и Макс. Нет, этого не может быть…

В эту ночь он совершенно не может заснуть: на одной чаше весов его совести – солидные бабосы, о которых он постоянно мечтает, на другой – простые, но такие дорогие сердцу родственные и дружеские чувства. Сергей долго думает, но звериная жажда наживы всё-таки берёт над ним верх. Он выходит на позицию, медленно таща за собой снайперскую винтовку...

Перед очередной ночной вылазкой младшему из братьев, Жорику, становится совсем тревожно. Сердце стучит настолько учащённо, что он начинает задыхаться. Но после, повертев в руках памятный нож с осколком, который никогда не подводил своего хозяина, он целует его рукоять и берёт себя в руки. Друга Макса просит не следовать с ним рядом к линии соприкосновения, а на всякий случай, по возможности, двигаться поодаль, прикрывая со стороны.

Ни один, ни другой пока даже не подозревают, с кем столкнёт их судьбу уже буквально через пару часов. Они выдвигаются на позиции. Выдвигаются порознь, сверив часы. Жора медленно ползёт по полю, в то время как старший, Сергей, уже берёт его на прицел. Глядя сквозь снайперское стёклышко, Серый начинает ощущать внутреннюю тряску, ведь он прекрасно понимает, что вот-вот совершит непоправимое. На его лбу тутже выступает испарина. Он снова прицеливается, пытаясь свети к минимуму шатание собственных рук. И тут, внезапно, где-то глубоко в его подсознании, клипово, как 25-й кадр, возникают детские воспоминания... разбитые коленки, первая любовь, хлеб, который они с ребятами всегда делили на троих...
Но он вновь поднимает курок, собираясь подпустить брата как можно ближе. Взволнованный и растревоженный, Сергей всё-таки теряет бдительность и не замечает в стороне крадующегося Макса – своего бывшего друга. Тот, к слову, лица самого снайпера не видит, поэтому ведёт себя, как всегда во время ночных операций, спокойно. Традиционно выбирает наиболее удачное положение и… бросает нож. Дикий крик, перебитая рука. Дальше всё по сценарию... Автомат выпадает.

Мгновенная реакция на вопль срабатывает и у младшего брата: он, не теряя ни секунды, испугавшись за Макса, подошедшего слишком близко, тоже бросает свой нож – почти наугад. Но бросок оказывается слишком судьбоностным. Нож попадает прямо под лопатку развернувшемуся и собравшему было бежать снайперу... Жорик с Максимом выхватывают обидчика из кустов, где он маскировался, и пытаются вытащить его на свет. Увидев, КТО хотел лишить их жизни, просто теряют дар речи. По щетинистым щекам младшего неудержимо бегут потоки суровых мужских слёз. Старший, истекающий кровью, пытается собраться с силами, но успевает прошептать: «Простите меня, родные...».

Серый срывает со своей шеи верёвочку с осколком и протягивает брату со словами: «Я был не достоин это носить...». Он, сплёвывая кровавые сгустки, просит отыскать свою бывшую девушку Надю, которую он бросил беременной и которая родила от него сына. Просит не оставлять мальчишку и умоляет не говорить, что его отец – трус и предатель.

Сергей так и умирает... С ножом под лопатками... Жора и Макс медленно вынимают нож и укладывают старшего на спину. Друзья решают оба ножа вложить в руки погибшего, чтобы оставить здесь весь ужас произошедшего и страшную энергетику смерти. А вот осколок на верёвочке забирают с собой...

...Спустя пару месяцев ребята делают из осколка третий, миниатюрный нож и, отыскав девушку Надю с ребёнком, дарят нож ей. Как память о погибшем, когда-то любимом её человеке... Они, конечно, так и не решаются сказать, на чьей стороне был Серый. Говорят лишь одно: когда-то этот осколок уже предпринимал попытку убить Сергея – при обстреле детского дома, но тогда, много лет назад, так и не смог. Теперь этот нож должен охранять от смерти уже малыша – ребёнка, тоже, к слову, Серёжку, которого родила девушка.

Еpilogos

Подросший Серёжа, гуляя вечером уже по мирному, сверкающему вечерними огнями Донецку вместе с мамой, с любопытством изучает небольшой нож ручной работы. Он прикреплён к маминой сумочке, как брелок. Подняв его кверху, мальчик рассматривает «законсервированный» осколок, глядя сквозь прозрачную рукоятку... Рассматривает и, пытаясь своим пока ещё совсем детским разумом понять, что же там внутри, шипеляво произносит:

– Мамочка, а Фто этА там за камуФэк такой?

Надя переводит на сына взгляд, полный слёз, гладит его по соломенным волосам и молчит. Молчит, не зная, с чего же начать этот долгий, но, увы, неизбежный разговор о прошлом. О прошлом полуразрушенного Донецка, изувеченной души и истории появления на свет маленького Серёжки…

В это же время где-то далеко, на ранее воевавшей территории, любуется закатными лучами сквозь два других ножа некий бывший солдат. Видимо, оружие досталось ему после того, как было обнаружено тело Сергея, старшего из братьев, для которого зов крови оказался лишь звуком...