Клубничка

Рассказ "Андрон", интерпретация деревенским языком
    
Дед Андрон в телогрейке и одном валенке, протез на второй ноге обут в щёгольский ботинок, тяжело сел на завалинку, достал бумагу,  скрутил на коленке цигарку поистине колоссального размера, которую в народе не зря прозвали «козья ножка». Насыпав самосаду, он закурил, прищурив глаз от едкого дыма. Оглядев слушателей, с нетерпением ожидавших очередного дедовского рассказа про войну, он заговорил.

«Сённи про клубничку расскажу, на войне оно всяко разно быват. Я артиллеристом был, артиллерия Бог войны! Ага! Как жахнем по фрицам прямой наводкой, только шшепки летят. Тот раз мы уже нескоко дней на одной позиции стояли, окопалися, к бою приготовилися, а тута тишина, уже нескоко дней тихо было, токо постреливают изредка, ну мы в окопах, нам не страшно. А в той день старшина меня в штаб отправил: разузнай, говорит, тама, чё к чему, когда наступление, как? чё?.

У меня в том штабе земляк радистом служил, поболе нашего знал, канешно. Ну и, говорит, на обратном пути письма заберёшь, письмо я, мол, очинно сильно из дому ожидаю. В прошлом годе ездил домой на побывку апосля ранения, так таперича, жена у меня родить должна, очинно я наследника жду.

Ну как откажешь, тем боле и самому интересно прогуляться, заприметил я в штабе там одну радисточку красавишну. Сходил я расчудесно, с земелей погутарил, про жизнь, про родной Урал, тока про наше наступление он мне ничё конкретно не сказал, не знаю, мол. С радисточкой той, Тамарой зовут, перемигнулися, если чё ночью ждать будет, а со старшиной я ужо договорюся. Парень то я видный был, чуб волной, и на гармошке шпарил, только ну! Первый парень на деревне до войны был, ага. Вопщем, всё пучком.

Письма тоже забрал, было старшине письмо, не зря он меня отправил, да и я от мамки получил, пишет, что старший брат Илья без вести пропал, плачется. У меня тоже на душе посуровело, ну без вести, это не похоронка ишо.

Возвращаюся я, значица, на батарею, и тута как началось! Слышу, самолёты загудели, надрывно так, по гулу понятно, немцы. Ну, я ходу прибавил, уже чуток оставалося до родной батареи, слышу, завыли, как труба иерихонская, всё п..дец, пикируют, не успел, япона мать!

Прыганул я в окоп, сховался как мог, а вокрууг! Всё гремит, трешшит, ажно земля трясётся, вот я страху натерпелся один то. Чичас спокойнее бы мне было рядом с друзьями на батарее, тама у нас окоп выкопан, всё честь по чести. Молюся я всем богам да надеюся на солдатско поверье, говорят, в одну и ту же воронку бомба не падат.

Вдруг как чё-то шарахнется прямо ко мне в окоп, глаза я открыл, раньше-то с закрытыми лежал, штоб землёй не запорошило, гляжу девка! В шинели солдатской, да в сапожках хромовых, а из под пилотки глаз смурной-смурной на меня уставился и губами чево-то шевелит, вроде тоже молица.

Тута как саданёт рядом пряма, на нас земля посыпалася. Меня как подбросило, кинулся к ей, схватил, к земле прижал, и замерли оба, трясёмся. И чую я, как она на меня дышит, вроде как тёплым ветерком мне прямо на шшёку повеяло, глаза я открыл, а она тоже прямо мне в глаза глядит.

А мы када дружка к дружке бросилися, так все поперепуталися, прямо сплелися со страху, ноги, руки, коленки, живот, рука моя одна у ней под шеей оказалася, а другая прямо на ту полоску, где у ней юбка заканчивалася, а чулочки ишшо не началися. А по тёплому времени суток, конец апреля тада был, шинелька и на ей и на мне расстёгнута, так я вдруг всю как есть её почувствовал, вроде кажную жилочку живую.

А, думаю, была не была! Помирать, так с музыкой! Впился я в неё, а губы у ей тёплые, податливые, и вроде как отвечат она мне. Так сладко показалося, стал я её дальше шшупать, а она и ничево, не супротив вроде. Дале-боле, глажу я её, и она меня наглаживат.»

Внезапно дед Андрон закашлялся, схватился за грудь, слушатели, заворожено следившие за ходом рассказа, взволнованно зашевелились.

- Дед, водички? Таблетку? Эй, малой, тащи деду воды, да попроси у бабки корвалол. Дед, ты как? Живой?

Со стаканом воды появилась бабка божий одуванчик:

-Упеть про свою ППЖ рассказывашь? Мотри, ынфаркт заработашь, - ворчала она на ходу.

Скормив деду Андрону таблетку, бабка, шаркая меховыми тапками, удалилась восвояси.

- Не гунди, бабка, прорвёмси! – проскрипел дед вслед жене.

Ещё несколько минут Андрон кашлял, задыхаясь, наконец отдышался, опять завернул свою чудовищную самокрутку и продолжил.

«Значица, обжимамся мы с ей, а тута упеть как шандарахнет, ажно всё задрожало, а нам уже вродя бы наплявать на всё, рвём друг на друге одёжу, только пуговки отлетают, до тела добирамся. А уж как до дела у нас дошло, ёпцимать, так и вовсе всё вокруг замечать перестали, земля трясёца, и мы трясёмси, орём как шамашедшие.

Када всё закончилося, остыл я, слух вярнулся, а бомбы-то боле не падают, пережили ту бомбёжку, живы и, слышь чё, таку бомбёжку я бы и щас не прочь, хехе!
Теперь тока разглядел я девку ту, ничо, красива, бровки тоненьки, носик уточкой, губки красненьки покусанные, фигурка антиресная, она чулочки поправлят, на меня зыркат. Сапожки на ей хромовы, шинелька подогната, думаю, точно ППЖ чья-то. Антиресно однако! Тута я руку к ей протянул, хотел ишшо раз приласкать, она как шарахнеца, как выскочит из воронки, тока труселями свяркнула.


Выскочил я за ей, кричу:
 
- Эй, зовут тя как? Как зовут тебя?- куды там, умчалася, не оглядываясь.»

- И всё, деда, чего дальше-то было? больше не встречал её? – зашумели слушатели.

«Девку энту? А девку энту и не встречал я боле, да како встретишь, война! Так и до сих не знаю, как её звали. А дале пошёл я на батарею, таку лёгкость в теле чую, прям на крыльях лячу, письма за пазухой нашшупываю. На пригорок поднялся, и замерло у меня всё нутро, батарея наша напрочь разбомбленная. Бягу я, по траве оскальзываюся, ору, мужиков по именам зову.

Подбегаю, орудие наше на части разломано, куда станина, куда пушка, рядом с окопом воронка огроменна. Кинулся я землю разгребать, гляжу зашевелился кто-то. Откопал я старшину, он головой мотат, оглушило, значицца, не слышит ничё. Гляжу, ещё шинель торчит, стал дале копать, лейтенант наш, молодёсенький, осколок  ему прямо в шею, сразу умер. Жалко, конечшно, пожить не успел.

Глянул я, другие ращщёты тоже откапываюца потихонечку. В той бомбёжке от нашего  ращщёту мы со старшиной тока и осталися, спас меня старшина, как мне думацца. А старшину в санбат на поправку отправили, так я перед отправкой письмо ему за пазуху спрятал, так и не знаю, кто у нево родился девка али парень. Меня в другой ращщёт перевели, а вскорости мы и в наступление пошли, но то совсем другая история.»