Семья

Папка умер за столом, когда ел картошку. Мамка сначала не поверила, думала прикидывается, и долго хохотала, пока не увидела, что он посинел, как замороженный окорочок. Тогда она испугалась, подлетела и повисла в углу под потолком. Я выглянул на шум, быстро оценил обстановку - такое мы уже проходили, сейчас в дело вступит дед.
И, действительно, когда из своей комнаты в кухню прошаркал дед, я, убедившись в своих догадках, вернулся к себе, притворился, будто делаю уроки, а сам продолжил работать иглой и толстой ниткой.
Дед, старый шутник, перекрестил маму, висящую над ним; она зашипела, оголив клыки, зарычала на деда, но спустилась по стене вниз.
- Опять помёр? - дед посмотрел на своего мёртвого сына,  всплеснул руками и, сплюнув, повернулся уходить. Мать перегородила ему дорогу и бухнулась на колени.
- Это не я, Демьян Лукич! В этот раз он сам.
- Да сколько ж можно, ироды! Ужо соседи бранятся, что мы весь палисад изрыли куло дома.
Дед и мамка немного погавкались, ради приличия, но потом он всё равно вынес свои инструменты, а мать за ноги оттащила папку в большую комнату.
- Квёлый сын у тебя, Лукич, не живётся. Либо ты халтуришь всякий раз.
- Он у мамку свою пошёл. Та кажную неделю мёрла.
Да, помню как мы бабулю носили закапывать. Жалко, что не уследили и её собаки почти сожрали, хорошая она была. Теперь мы завели график дежурств, висит в прихожей. Сегодня мамка будет стеречь могилку.
Дед надел чёрную мантию с капюшоном, зажёг свечи в витых подсвечниках, налил в серебряный бокал мутной жижи и отхлебнул. Я этот ритуал знаю на зубок, сейчас будет моя любимая часть: дед острым металлическим пером сделал шесть мелких надрезов на теле папы, на плечах, кистях, один на лбу и один под пупком. Потом царапнул себе ладонь и накрыл ею голову отца. Огонь свечей запрыгал, за окнами резко потемнело и в комнате запахло словно тухлыми яйцами. Дед читал заклинание на непонятном языке, а из моей комнаты слышалось, будто каркает огромная ворона. Они переложили папку на толстое покрывало и позвали меня, помогать нести. Я нехотя вышел и мать потрепала меня по голове. В зеркале отразился я один с шевелящимися волосами.
Батька был худой, посему и не тяжёлый. Уже вечерело, в палисаднике у дома копошилось несколько проклятых, мать подобрала камень и швырнула - они, матерясь, разбежались. Поднесли папку к нашей яме. С прошлых похорон на дно уже кто-то накидал всякого мусора и сухих веток. Я всё расчистил.
Из горящего окна дома на нас таращилась старая кикимора. Я, как дед, перекрестил её, но она не шелохнулась, точно и не видит меня.
Зарыли папку, а мать села рядом на табурет караулить. Мы с дедом вернулись домой и разошлись по комнатам. Надо немного отдохнуть, ведь после полуночи начнётся очередное веселье в честь воскрешения ныне приставленного отродья бесовского, отца моего, Нафанаила Демьяныча. Вот и чудесно, что я смогу всех удивить, показав своё творение, к приходу родителей как раз управлюсь.
Часы пробили полночь и через короткое время на лестнице послышались шаги. Мать вела под руку отца, перемазанного свежей землёй. Они ввалились в квартиру, принеся с собой радостный запах сырости. Папа ещё с трудом передвигался на неуклюжих ногах, но постарался улыбнуться мне, бледным лицом с ввалившимися глазами. Я прижался к нему.
- Папка, любименький.
Вышел дед и мы все радостно пошли в большую комнату смотреть телевизор. Уже началась передача "живые и глупые", где упыри издеваются над людьми, а те очень смешно пугаются, просто умора.
Ну, думаю, пора, и вывожу на поводке из комнаты собаку с пришитой головой нашей бабушки. И я не прогадал - впечатление на всех это произвело великолепное. Дед, мама, папа и я радостно смеялись, обнимались, а между нами весело тявкала любимая бабуля.