Вещица

 На станции Вещица поезд останавливался всего на две минуты, и толстая проводница с заспанным лицом подгоняла Савина. Он сошел на пыльный асфальт перрона и закурил. Состав за его спиной громыхнул, напрягся и заторопился за локомотивом, как бы поскорей сбегая от этих мест.
После душного плацкарта Савин попробовал полной грудью втянуть свежий утренний воздух, но закашлялся и продолжил курить. Воздух был тяжёлый и, как будто, с привкусом гнили, хоть станция и стояла среди леса.
Подтянув лямки рюкзака, он двинулся по узкой протоптанной дороге в сторону деревни, до которой было два километра.
Минут через десять пути дорога раздваивалась, и одна тропа убегала вправо, а вторая так и продолжала тянуться прямо. У развилки, опершись на сухую почерневшую палку, стояла горбатая бабка с морщинистым лицом, и мутными глазами смотрела в одну точку. Савин не бывал в этих местах больше десяти лет и забыл по какой дороге продолжать идти, чтобы добраться до дома своей бабушки. Вокруг стояла пронзительная тишина, и эхо его голоса ударилось в высокие стволы сосен, как о стены глубокого колодца:
- Здрасьте! - он вздрогнул, испугавшись собственного голоса. - Скажите, до Вещицы в какую сторону надо идти?
Старуха никак не реагировала, словно и не слышала вовсе вопроса и не замечала самого Савина.
- Ээй, бабуля, - он подошёл чуть ближе к ней и склонил голову, пытаясь попасть в старухино поле зрения, - вы слышите меня, эй?
Она медленно, как в кино, подняла своё крупное лицо и Савин увидел, что у неё нет зрачков, а только белки с кровавыми прожилками сосудов. Ему стало не по себе, и по шее пробежали мурашки. Он, не дожидаясь от неё ответа, резко зашагал вправо, обернулся пару раз - старуха повернула голову ему вслед и, кажется, улыбалась беззубо.
Ещё минут через пятнадцать показалась, наконец, деревня, и Савин начал узнавать дома и покосившиеся заборы, совершенно не изменившиеся с его отсутствия.
Родители уже проснулись и ждали Савина, мать по-старушечьи заохала и прослезилась, а красный с перепоя отец, как краб, распухшей клешнёй стиснул руку сына и скрылся в комнате, где работал телевизор. В гостиной стоял стол ещё со вчерашних поминок, с тумбочки смотрела фотография ещё молодой бабушки, перевязанная чёрной лентой.
В доме пахло как в детстве, да и ничего сильно не изменилось, те же ковры и мебель, такие же скрипучие полы. Мать усадила Савина завтракать салатом и холодцом, робко расспрашивала про успехи в институте, он скупо отвечал, не рассказывая правды. Ему хотелось водки, но было неудобно попросить, а мать сама тоже не догадалась предложить.
Позже пришли соседи и дальние родственники с шумными детьми, и все отправились на кладбище по традиции на второй день. Савину жутко не хотелось идти, но он понимал, что сначала надо отдать дань уважения, а уж потом заняться тем, для чего он на самом деле приехал спустя столько лет в эту глушь.
"Алёшенька" - так бабушка всегда звала Савина, и его это бесило, особенно в детстве, когда он хотел поскорее стать взрослым, а тут "Алёшенька". Но бабуля была совершенно не милой старушкой, наоборот, - про неё ходили разные сплетни и домыслы, по одному из которых она слыла ведьмой или колдуньей. Наверняка никто не знал так это или нет, но все соседи в Вещице на всякий случай её боялись. А бабуля была скупа и не помогала деньгами никому из родственников, за что её тоже не любили и редко навещали. Савин с детских лет слышал взрослые разговоры, что где-то в доме старуха прячет деньги, много денег, и он мечтал, что непременно отыщет эти сокровища и станет богатым. На самом деле, и сейчас он притащился сюда только ради этих денег и уже несколько дней пытался представить себе, где спрятан клад. Под полом? Между стен? Зарыт в огороде?
Мучительно долго тянулось время до обеда, когда все вернулись с кладбища и улеглись спать. Савин вышел из отведённой ему спальни, глотнул водки из открытой бытулки в холодильнике и аккуратно начал поиски.
В бабулиной спальне стоял запах старости и лекарств. Савин залез в шкаф с тряпками, посмотрел под ним и наверху, подёргал половицы, обивку кресла, простучал подоконник, отодвинул ковёр, подняв тучу пыли, и посветил телефоном стену под ним. Кажется, пусто. Только ветхое барахло кругом. Он с брезгливостью приподнял матрас, на котором и умерла бабуля, под ним тоже пусто. Но что-то твёрдое было внутри ватного матраса. Савин стал щупать, и действительно, в матрас был вшит то ли плотный пакет, то ли ещё что, но даже по шву шёл ряд других не матрасовых ниток.
"Кажется, нашёл!" - Савин вспотел от волнения и предвкушения. Как, оказывается, всё просто. Он ликовал.
Кухонным ножом аккуратно вспорол бок матраса и между слоёв плотной ваты нащупал тяжёлый свёрток. Вытащил, спрятал его за пазуху, матрас перевернул так, чтоб распоротый угол оказался у стены, прошмыгнул в свою комнату и плотно закрыл дверь. Сердце лихорадочно колотилось.
Увесистая находка была завёрнута в тряпку и перевязана бичёвкой. Савин жадно разматывал, желая поскорее сжать в руках пачки денег. Высвободившись от ветхой обёртки, в руки Савина легла твёрдая тяжёлая книга с обложкой из высохшей дубовой кожи с шишковатыми буграми, как у старого крокодила. На толстом корешке книги точно в руку выпирал сухой плотный бугорок, похожий на сплюснутый человеческий нос. Савин поморщился от отвращения, но отогнал от себя эту мысль, сама идея книги обтянутой человеческой кожей с лица была абсурдной.
Значит деньги внутри, разложены между страницами? Савин раскрыл её ровно посередине и веер плотных, состоящих из незнакомого материала страниц, обдал его коротким гнилым душком, словно из могилы. Тёмные, посеревшие от времени шершавые страницы были мелко исписаны древнерусским текстом с ятями и завитушками. Савин, не вчитываясь, перебросил несколько страниц, но никаких денег внутри не было. Тогда он, уже начиная испытывать отчаяние и страх, перевернул книгу страницами вниз и сильно потряс, желая, чтоб сейчас же изнутри выпали старинные ассигнации, или современные рубли, ну, хоть что-то. Но ничего существенного, кроме сплющенного истончённого пучка незнакомой травы из книги не выпало.
 - Гадство! - Савин в сердцах отшвырнул от себя книгу, та ударилась о стену и замерла на досчатом полу.
Он вышел на крыльцо и выкурил две сигареты подряд, его трясло от несостоявшейся возможности быстро разбогатеть. Он напряжённо думал, представляя куда могла бабуля запрятать деньги и зачем было зашивать эту поганую книгу в матрас? Ему пришла мысль, что книга тоже может оказаться ценной и стоит попытаться её продать где-нибудь на букинистических собраниях.
Вечером все собрались на ужин в гостиной. Мать и тётки суетились, подавали на стол большие миски с салатом. Мужики уже начали выпивать, и разговоры их были далёкими и непонятными для Савина, словно все они говорили на иностранном языке. Он сидел с краю угрюмый и искоса посматривал на оконные рамы, наличники дверей и всюду, где только могли быть спрятаны деньги. Савин пил водку и с каждой рюмкой всё больше мрачнел, а мать говорила ему, чтоб закусывал. Но есть он не мог, ему было страшно, что кто-то уже нашёл клад и теперь он останется ни с чем, а без денег ему в Москву нельзя возвращаться. Его охрипший от волнения и водки голос остановил все разговоры в гостиной, и удивлённые взгляды впились в Савина.
 - Где деньги? - сначала он задал этот вопрос в пустоту, ни к кому конкретно не обращаясь, но когда все замолчали, он медленно поднял взгляд на своего отца, замершего с рюмкой в руке, и повоторил вопрос уже конкретно ему:
 - Где бабкины деньги?
Все разом как-то стушевались за столом, притихли, кто-то из двоюродных попытался перевести всё в шутку, а отец беззвучно разводил руками, мол, ничего не понимаю, и глаза его были выпучены. Савин встал и швырнул свою рюмку в стену, расколотив её в мелкие осколки и оставив на обоях мокрую кляксу с острыми краями.
 - Кто взял старухины деньги? Кто? - Савин уже орал, на его шее вздулись вены, а изо рта летели брызги. Он окидывал взглядом всех собравшихся, словно готовясь броситься в атаку и загрызть любого.
 - Это мои деньги! Мои! Меня за них теперь убьют!
Несколько рук попыталось миролюбиво успокоить парня, он грубо оттолкнул их и выскочил в коридор, уже оттуда закричал снова:
 - Я вас всех, слышите, всех погублю! Вы увидите у меня!
Он захлопнулся в своей комнате и долго безутешно рыдал. Потом резко прекратил и стал рассматривать край взбухшей луны, торчащий над гниющей бесплодной яблоней в саду за окном.
Савин поднял с пола книгу, вернулся в гостиную, где с его приходом повисла тишина, и все избегали смотреть на него. Он взял со стола бутылку водки и вышел на задний двор, где в глубине сада стоял ещё горячий мангал. Савин отпил из бутылки и швырнул книгу на дотлевающие угли, сверху полил всё это водкой - огонь ожил и охватил обложку, заползая под корешок. "Вот тебе, ведьма, твои сокровища, - бормотал словно в бреду Савин. - На, смотри, как горит твой клад".
Книга горела плохо и огонь никак не мог разыграться в полную силу. Обложка вздувалась и плавилась, но твёрдые страницы никак не разгорались. Савин с ужасом увидел, что кожа, покрывавшая книгу, сначала вся сжалась, а потом распрямилась и легла поверх книги как маска человеческого лица. Раскрылись дыры глазниц и яма рта, из которой шевелил языком огонь, а нос переполз с корешка на середину обложки и раздулся, образовав горбинку. На Савина из мангала смотрела страшная рожа и улыбалась. Огонь наконец разошёлся и вместе с ним эта рожа начала шевелить разинутым ртом, словно что-то говоря. Савин отшатнулся от полыхающего мангала во мрак сада, но споткнулся и повалился на землю. Пламя уже поднималось высоко, и искры с треском вылетали в тёмное небо. Книга шипела и визжала, как живая. В темноте за деревьями дёрнулась чья-то тень, Савин испугался и замер.
 - Кто здесь?
В его сторону кто-то медленно шёл. У Савина перехватило дыхание и он задрожал всем телом, сам не понимая чего боится.
 - Ты кто? Кто здесь?
Ветер с дьявольской силой завыл между стволов деревьев, огонь вспыхнул и резко погас, вокруг встала густая тьма. Тень медленно надвигалась на него. Вдруг он услышал почти у самого уха скрипучий далёкий, но знакомый голос:
 - Алёшенька.