Журти

 Вава жил в деревне вместе со стареньким дедушкой. А по соседству жил самый настоящий олигофрен. Умственно-отсталый мальчик. Он был очень добрый, особенно любил всяких зверушек. Как то у Вавы с дедушкой вылупились цыплята и Вава подарил одного цыплёнка олигофрену. Олигофрен обрадовался, зацеловал цыпленка, прижал к груди и стал бегать с ним по всей деревне.
- Напрасно подарил! - покачал головой дедушка, - Не будет с этого добра.
- Почему не будет? - удивился Вава.
Дедушка молча кивнул в сторону бегущего прямо на них олигофрена с цыплёнком.
- Я люблю тебя! - орал, не останавливаясь, олигофрен, касаясь головы цыплёнка собственным ртом, - Я люблю тебя, цыпок!
Вава посмотрел на дедушку. Дедушка промолчал. Олигофрен так громко орал свою "люблю", что цыплёнок, скорее всего, уже оглох. Олигофрен так сжимал цыплёнка, что у того могли вывалиться внутренности. Но при этом олигофрен был счастлив! Вава хотел было сказать что то дедушке, но тут, прямо на их глазах, олигофрен об что то зацепился и полетел в канаву. Цыплёнка он выронил на дорогу. Тот уже не пищал, не дёргал ни крылышками, ни лапками. Вава помог олигофрену выбраться из канавы.
- Где мой цыпок? - первым делом спросил олигофрен.
Вава хотел было показать на лежащего на дорожке цыплёнка, но олигофрен пронзительно закричал:
- Где цыпок!?!?
С этим криком он ступил на дорожку и окончательно раздавил цыплёнка своим рваным тапочком. Увидев это, Вава уже не знал, что ответить.
- Цы-п-поок!!! - закричал и одновременно заплакал олигофрен.
Вава вздохнул. Он знал, о чем сейчас думает выразительно молчащий дедушка.
- Цы-поок!!! - плакал и звал своего цыплёнка олигофрен.
Тапочки, к одному из которых прилипло раздавленное тельце, вздымая пыль, громко затопотали по дорожке. Вава понимал, что лучше не говорить олигофрену, где его цыплёнок. А олигофрен вновь носился по всей деревне, звал своего цыплёнка, заглядывая во все дворы и окна.
- Видишь, что ты натворил, Вавил? - очень в рифму заметил дедушка.
Вава сам готов был заплакать. Но он был уже взрослый, целых девять лет исполнилось ему в прошедший четверг. Олигофрен меж тем вернулся, не переставая звать цыплёнка, реветь и вздымать пыль. Только он в одном тапочке сейчас был.
- А где это ты тапочек потерял? - спросил Вава. 
Дедушка неодобрительно посмотрел на внука.
Олигофрен вопроса не услышал, помчался дальше. Тапочек, надо сказать, он потерял тот самый, с прилипшим раздавленным цыплёнком.
- Пойди и найди его тапочек, - сказал дедушка, - А найдёшь - сам думай, что дальше делать.

  Вава тут же побежал, точно также вздымая пыль. Дедушка был прав. Пробежал Вава четверть деревни и нашёл таки рваный тапок олигофрена. Он валялся в крапиве, возле гнилого растресканного пня. Когда Вава нагнулся чтобы взять тапочек , из него кто то очень быстро выполз и исчез за пнём. То ли большой червяк, то ли маленькая гадючка. Но Вава не испугался, не до того было. Он поднял тапочек, перочинным ножиком счистил раздавленного цыплёнка, затем выбросил его в пень, к червям и гадючкам.

- Возьми свой тапочек.
- А цыпочек?
Вава развёл руками. У олигофренов вообще хорошая память, об этом дедушка давно говорил. Долго про цыпочка-цыпка будет теперь помнить. Прав дедушка - не надо было такой подарок делать. Олигофрен схватил тапочек, почему то не на ногу стал напяливать, а спрятал под рубашку, на грудь. И заревел белугой, безостоновочно, протяжно, на всю деревню с окрестностями.

  Весь вечер не мог никто успокоить олигофрена. Он гладил и целовал найденный рваный тапочек, точно тот был живым цыплёнком.

   А наутро дедушка разбудил Ваву ни свет, ни заря:
- Вставай, Вавила! Глянь, какое чудо к нам пожаловало!
Вава вскочил, оделся во что было и на улицу. А там - и в самом деле чудо! Огромная длинноногая птица с оранжевой грудью, синей головой и продолговатыми блестящими глазами. Крылья большие, разноцветные. Перья пушистые, хохолками. Птица клевала ячмень и , почему то, крапиву.
- Это Журти, - сказал дедушка, - Редчайшая птица! Ума, красоты, благородства иному человеку у неё подзанять!
Вава зачаровано смотрел на чудесную птицу Журти и не мог произнести не слова. Из восторженного онемения его вывел плач олигофрена, который не смолкал всю ночь. Стало Ваве ну очень жаль олигофрена. Никогда тот не найдёт своего цыплёнка, значит и не успокоиться.
- Дедушка, а что если поймать этого Журти? - неожиданно спросил Вава.
- Точно ! - кивнул дедушка, - Поймать и подарить вон ему! - кивнул дедушка в сторону хаты олигофрена, - Чтобы не плакал.
Дедушка точно прочитал Вавины мысли. Внук опустил голову, глядя в ячмень, произнёс:
- Не подарить, только показать! Пусть порадуется, может забудет про цыплёнка?
- Может быть, - пожал плечами дедушка.

Вава снял с огородного пугала вылинявший пиджак и стал подкрадываться к Журти. Бесшумно почти, вплотную подобрался к чудной птице, метнул пиджак, чтобы накрыть всю. Только мимо пролетел пиджак. Вскрикнул Журти волшебным неслыханным голосом, почти взлетел, но шустрый Вава успел таки схватить его за ногу. Рванулся Журти что было его птичьих сил, Вава на ногах не устоял, в топтанный ячмень свалился, но пленника не выпустил. Тут Журти и саданул Ваву своим смоляным клювом прямо в ухо. Вава закричал, только хватки не ослабил. В глазах всё серое-в-крапинку, попытался за клюв ухватить, но не тут то было - начал Журти долбить Ваву куда только доставал. Но на Вавино счастье дедушка вовремя подоспел! Набросил пиджак, надежно скрутил и обезвредил волшебную птицу.
- Он бы тебя, дурака, заклевал! Или выклевал тебе чего-нибудь жизненно-важное, - не отпуская Журти , сказал дедушка.
- Ничего бы он мне не выклевал, - упрямо отозвался Вава.
- Когда мы, вот такие как ты были, - начал вспоминать дедушка, - Один малец тоже всё Журти хотел поймать... Поймал на свои яйца - выклевал ему Журти одно яичко и улетел. А тот малец так с одним и остался.
- Это кто же!? - не поверил было Вава.
- А вот его папаша! - дедушка вторично кивнул в сторону хаты, где жила семья олигофрена. Плач оттуда не прекращался, кажется, даже сильнее стал.
- Пойдёшь с ними в баню - обрати внимание! - продолжил дедушка.
Вава не стал спорить. А сам подумал, что наверное олигофрен родился олигофреном, потому что его отцу в детстве Журти яичко выклевал.

  Принесли дедушка с Вавой повязанного Журти в горницу.
- Зови этого ревуна, - произнёс дедушка, - Пусть посмотрит, порадуется.
Привёл Вава олигофрена - тот, как увидел Журти, пусть даже повязанного пиджаком, реветь сразу перестал, рот распахнул. Тут Журти неведомым образом вырвался из своих пут, долбанул, что есть силы олигофрена в раскрытый рот. Вава растерялся, дедушка крякнул, а Журти в один миг выклевал олигофрену переносицу. Выклевал и в окошко! Дедушка только руками всплеснул - нету Журти, точно и не было его. А оставшийся без переносицы олигофрен только руками замахал, реветь не мог, потому что совсем не понимал, что это с ним? Глаза олигофрена сползлись один к другому, раньше им переносица мешала - а теперь нет. Стали глаза крутиться, тереться друг от друга, один на другой налезать начал. Вава только сейчас сообразил, какие раньше красивые глаза были у олигофрена - большие, голубые, с длинными темными ресницами. Сейчас же просто два вращающихся, скачущих мутных шарика. Олигофрен теперь толком ничего не видел и оттого махал руками.
- Что ты стоишь? За докторами беги! - чуть ли не подзатыльником вывел дедушка внука из очередного оцепенения.
 
    Побежал Вава , позвал докторов. Те тут же прибежали, поставили олигофрену глаза на место, а плотник Гиря быстренько сколотил из деревяшек переносицу, которую тут же между глаз и установили.
- Это временное дело, - успокоил всех один из врачей, - Со временем сделаем хорошую, неснимаемую переносицу из керамики.

  Через два дня поехали дедушка с Вавой на ярмарку. Вава на все свои деньжата, что копил с прошлой осени, приобрел разноцветных сладких петушков на палочках.
- Куда столько? Хочешь, чтобы одно место слиплось? - спросил дедушка.
- Нет. Это ему.
Понятное дело кому - олигофрену с деревянной переносицей. У того как раз сегодня день рождения наступил. 30 лет ему исполнилось, только про это мало кто знал, все мальцом до сих пор считали.
- Ты совсем дурачок, Вавила, - неожиданно зло, без привычной снисходительной доброты, произнёс дедушка.
- Почему? - удивился Вава.
- Диабет у него будет! Сахарный! Болезнь такая лютая! Когда много петушков вот таких сосут и грызут обязательно случится.
Дедушка забрал у Вавы большую часть петушков и швырнул в пыль. Двух только оставил. Никогда ещё Вава не видел дедушку таким сердитым. Наверное, от того, так рассерчал, что внук, в самом деле, дурачком растёт. Ни про лютый диабет, ни про острый клюв ничего не понимает-не знает... А Журти неизвестно когда теперь прилетит, раз его тут так напугали. Может и вообще никогда, даже если Вава-Вавила поумнеет.