Бездна

В комнате влажно и темно. Часы еле слышно отбивают минуты — они механические, их ритм вторит часам в коридоре. В квартире сверху слышится глухая ругань.

Я лежу на кровати и смотрю наверх, сквозь пальцы, рассматриваю их долго и пристально. Они тонкие, они почти прозрачные в этой темноте. На вкус они тоже наверняка — пробую языком указательный палец. Ничего особенного, на кончике соленность от грязи.

Внутри меня с каждым вдохом и выдохом поднимается волна нездорового возбуждения. От нее хочется разрыдаться, стать биологическим островом себя, от нее хочется забыть язык и стать матерью всем своим нерожденным детям. И возбуждение смешивается с животным страхом. Заглядываю глубже — что это за страх? Но мне еще страшно опознать его. Описать значит принять. Я даю себе небольшую отсрочку, я знаю, что мне придется его рассмотреть.

Я закрываю глаза и в который раз вижу Бездну. Она не пуста и не глубока, это совсем иная сущность. Это красный шар раскаленного ужаса, к середине желтый от огня; он окружен биением смерти, его не коснуться, и от взгляда на него болят глаза. Поэтому я снова открываю их, и к влажности воздуха примешивается соленая влага слез.

Какие холодные слезы, думаю я, и позволяю им медленно скатиться мне прямо в ушные раковины — эти щекочущие ощущения изгоняют образ смерти, раздражение равноценно жизни. Как же я хочу разозлиться и кричать, выйти на самую оживленную улицу и накричать на первого встречного, встряхнуть его за плечи, сорвать с шеи галстук в цвете георгиевской ленты — а он в ответ ошарашенно будет озираться по сторонам, считая меня сумасшедшей. Да я и сама это признАю — конечно, я сумасшедшая в этом мире нормальности. Пожалуйста, повяжите меня и спрячьте, заморозьте в криокамере, дайте проснуться в 3000 году, где я буду чужой, но уже по каким-то разумным причинам.

Глаза слипаются от слез, и я снова встречаюсь с Бездной. Может ли что-то столь нереальное и смертоносное стать родным? Можно ли полюбить свой страх, влюбиться в врага? Если Бездна мне близка, если я смогу смотреть в нее дольше прежнего, значит я предала себя? Или обрела себя?

Впервые я обрела ее, когда мне было десять. Я была в торговом центре с друзьями под присмотром мамы и зашла в туалет. Как сейчас помню эту табличку, написанную шрифтом Comic Sans: “Пожалуйста, не бросайте средства личной гигиены в унитаз”. У меня что-то заныло под ложечкой, я моргнула и увидела Ее. Тогда я не могла описать ее, да и она еще была незрелой, чтобы я ее по-настоящему испугалась.

Она поселила во мне первородный страх; потом многие годы я искала его вовне, пока не научилась видеть Ее по собственному желанию. Она приходила и уходила в самые неожиданные моменты: вот я лежу на кровати со своим первым парнем и вижу Ее, а потом меня накрывает оргазм. И есть в нем что-то пугающее - и сладостное, конечно.
Да, если подумать, я научилась контролировать контакт с ней с помощью секса.

Я как вор пробираюсь к собственной постели, пока за окном шумит последний трамвай. Руки скованы послевкусием алкоголя. Во мне томится жар лета, и я протягиваю ладони к спящему С. Он ненавидит, когда я пьяная, и это вновь пробуждает Ее. И я уже не могу остановиться; я запускаю руки к нему под одеяло, я хочу наказать себя его руками — он больше никто, он все равно что мертв.

Я все пытаюсь повернуть его лицом к себе, но его черты расплываются, он сдувается, как воздушный шарик, оседает у меня в руках. Почти ликую — Бездна снова победила. Он умер. Но он умер задолго до этого странного сна.

Вздрагиваю от осознания и открываю глаза — это действительно был сон. Слезы остались сухими дорожками на щеках, и я продираю глаза сквозь них. Снова вытягиваю ладони, смотрю на них в темноте — глаза привыкают к мягкому бессветью ночи, и я с успокоением узнаю свои маленькие прозрачные пальцы.