Бордовые шторы

Чёрный кофе, горький шоколад,
Вчерашний выпуск местной газеты.
Увядшие розы, дым сигарет на губах -
Вокруг лишь вопросы. Ни одного ответа

Шторы, цвета бордо,
Висели в соседней комнате,
За ними хмурое осеннее утро.
На стуле промокшее весело пальто.
Разум уходил постепенно в ступор...

Пустые бутылки, ни капли на дне.
Хандра заставляла думать
Меланхолика мозг в опавшей листве.
Мысли в нём прорастали дурью

Кроме прочего, то что случилось с ним,
Не понять ни кому сей ненастной шутки,
А проникши в голову, под покровом седым,
Всем невольно становилось жутко

Был не стар и он не давал поводов к этому.
Каждое утро, напившись росой,
Наблюдал за грозою рассветною.
Молнии били жгучей лозой,
Выжигая глаза безответные.
Был усыпанный весь как золой
Обгоревший до углей и пронизанный гарью...
А село, что скрывалось за быстрой рекой,
Раздавалось собачьим лаем.
Он жил тихо, не стараясь задеть
Чувства гоев, ведь он был изгоем.
Только осени свежая медь
Не давала душонке покоя.

***
Он с ехидной ухмылкой марал свежий лист.
Третьи сутки без сна - лишь начало запоя,
А упасть на кровать, распластавшись ниц,
Не давал шум речного прибоя.

Ради этой сладкой, манящей тоски,
Ради шелеста листев в час несбыточной боли
Он сбежал от пустой людской суеты,
Опустился на дно и был собою доволен.

Домик старый от пращуров подоспел,
Был усадьбой под стать для работы.
Ну а город? Город попросту надоел.
Опостылело в нём всё до желчной рвоты!

Речка, сад - всё было к месту
Осенью было о чём подумать.
Забыться, уйти в глубинку уезда,
Что же нужно ещё для совершения чуда?

***
Пепельница переполнена...
Пустое стекло...
Между пальцев дымил окурок.
Первый луч легонько шмыгнул в окно,
Снова комнату за'лило утро.

Розы сухо смотрели на стол,
Где разбросана кипа бумаги.
Под столом был разбросан он,
Ну а свежий речной погон
Играл нежно его волосами.

***
Что бы он не чудил всё сводится к ней.
Зуд болезненный вспыхнул на пальцах перебитых.
Сколько пережито, сколько сожжено было свечей?
Сколько жестов, сколько горьких речей
И бессонных мучительно долгих ночей?
Эти вехи истории были забыты.
Время это беспощадно убито.
Не задумываясь не жалея потрачены силы..
Только вот,
Всё прошло...
Он стоит у могилы.
И уже ничего не вернуть...

А когда-то, взявшись за руки смело,
Они шли лишь вдвоём:
Под дождём,под градом, под снегом.
Без плащей, без зонта, босиком.

Розы алые дольше стояли,
Солнце ярче светило в окно.
Не знали горя, не видали печали,
Были вместе, всегда заодно.

Он болел ею и эта боль прожигала грудь
В ней рассып'ались красные угли.
Разглядывая с крыши млечный путь,
Ни кто не думал о скорой разлуке

Так повелось - после смеха следуют слёзы.
Жить не выходит более в грёзах:
О светлом будущем
О звёздах  в дали, под звёздами озеро
И шелест листвы.
Теперь в его сердце скупая дождливая осень.
Холодные угли и дымный прах
Навечно осели в потухших глазах.
Нет больше той кто его тишину потревожить смог бы.

***
День тянулся сырой и грязный.
Недвижимое тело, глаза ТИРЕ  ямы.
Воздух густой, пот на лбу пробивался хворью..
За окном на заборе уселся ворон:
Перья дёгтя чернее, прескверный взгляд,
Крик надрывный, источающий яд,
Как бы с насмешкой или упрёком
Подсматривает сквозь потемневшие стёкла.

Птица гордая глядела в упор
Будто что-то хотела спросить.
Словно знала и понимала, какой позор!
До чего он сумел себя опустить?!

Тотчас встретились взгляды,
Почуяв гибель глупец за окном,
Ворон в спешке взмахнул крылами.
Он взлетел и подался вон.

Стало зябко -
Показалось, как-то простуда?
Отяжелела необузданная голова.
На плечах не подъёмная груда
Тело словно сжимала в тисках.
Толи стены давили?
Толи не пережитая тоска?
Может просто его отравили
Напоследок сказанные ею слова.

***
Бледность - признак аристократии!
Скупость чувств и европейский акцент.
Были в прошлом темперамент и бойкий характер,
Как же быстро способен погубить себя человек.

Он был молод,
К тому же убеждённый педант.
Ему бы родиться где-нибудь в Лондоне
Или на Елисейских полях.
Белая до идеала отглаженая рубашка.
Острые черты лица.
Высокий рост и душа на распашку,
Но в нужный момент резок был на слова.

Герой нашего времени в чистом виде.
Разбирался в искусстве и языках.
От отца взял умение гнуть свою линию,
А красотой уродился в мать.

Он умел любить: отчаянно и непритворно.
Только Бог прописал судьбу
Под другим совершенно наклоном.

Теперь лишь резные наличники,
Украшающие старый дом,
Знаменали жизнь единоличника
Обветшалыми глазницами окон.

Ни о ком он не думал впрочем и о себе,
Погряз в пучине холода и снегов.
Весь мир его лежал на столе
В куче ломанных и корявых стихов.

***
А она! Что она?
Призрак прошлого,
В полудрёме мелькнувшая тень.
Воспоминание пылью обросшее...
И увы -
Не наступивший завтрашний день!

Её скулы, её тонкие плечи
И ключицы волною изгиб,
Пальцы - стройной рябины осечки
И голос, не голос а стих.

Стоит перед глазами:
Пальто, тёмного цвета шёлковый шарф,
Волосы гривой разбитые ветром -
Героиня прошедшего дня,
Воплощение яркого света
От далёкого, на мысе стоящего маяка.

Она любила живопись и музыку Листа,
Таскала повсюду с собою со стихами парнас.
Для всех её чувства были закрыты
Лишь он смог узреть свет её глаз

Она - его вдохновение
Она - его души серебро
Она - его жизнь и сердцебиение
И она же начало дороги на дно.

***
Дом находился где-то под Петроградом,
Просевший, но не теряющий своей красоты.
В одном из окон сияла лампада,
Рассекая марево надвигающейся темноты.

Старость лишь предавала ему благородства
Манила тянула ликом немым,
Тишиной, фатальностью безысходства
То была его последняя пристань.

Забор скоро рухнет вовсе.
Весь двор зарос давно трын-травой.
И он посреди всего, обмелевший в доски,
Качает не чёсанной головой.

На террасе, прикрытой лозами дикого винограда,
Всё стояло как раньше - безмолвно в пыли.
Он был, как вновь ослеплён проказой,
Но уже не от жаркой и страстной любви
И гонимый собою от этой заразы
Оказался забытым в сосновой тени.

День за днём через раз себя ощущал
Руки немели и всё чаще подкашивались ноги.
В очередной раз, придя на причал,
Он всё дольше и дольше вглядывался в воду.
Ветер бился меж тростинками камыша,
А чуть выше играл тяжёлыми облаками.
Вскоре басом разразилась гроза.
Он ушёл.
И больше его не видали...

На столе лишь кучка стихов.
Роза алая сухая в стакане.
На стуле как прежде сушилось пальто.
Он ушёл, более ничего после себя не оставив.

Сколько вод утекло,
Сколько зим пролетело как птица,
Лишь сейчас, с пересохшим ртом,
Я в захлёб рассказываю "небылицы".

Мягким пледом разлёгся ковыль,
У реки, где манящий омут,
На том месте где он жил и творил,
Где висели бордовые шторы...