Тёплый огонёк

Дорогу заметало. Снег летел большими серыми хлопьями закрывая низкое декабрьское небо, ветер крепчал, а вековые сосны, ещё не успевшие одеться в зимний снеговой убор протяжно стонали, точно окликая среднекамского лешего, коий ещё в октябре придался морефею в глубокой ложбине и теперь до первых мартовских ручьёв будет почевать, часто ворочаясь с боку на бок, видя цветные, сказочные сны.
По пермскому тракту, сражаясь с пургой и ветром, с зажжёнными фарами ехал, старенький УАЗ, скрипя на каждом бугре да яме, и, то и дело норовя заглохнуть в безвестной глуши. В машине было холодно, ветер гулял по салону забираясь в каждую щель, рисуя на окнах узоры да так пробирая до самых костей, что ни тёплая куртка, ни мягкий плед, ни даже  мятный чай заваренный в старом термосе, не могли этой ночью нас спасти.
 «Может воротимся? Смотри какая буря начинается? По такой погоде заблудиться не долго и, чего дурного, съехать в кювет», - сказал я Ефиму, но тот не послушал, а только крепче сжал потёртый руль.
А погода, меж тем, совсем возлютовала, ветер набрал неведомую силу, исчезли даже вековые сосны, а всё кругом с земли до неба затянуло непроглядной серой пеленой. Тут уже забеспокоился Ефим: «Верно ты сказал, ой как верно! Да только куда теперь назад?! Ты погляди какая буря! Сквозь такую пелену назад не пробиться, да и зачем оно? Уже половина пути».
Машина сбавила ход и едва тащилась по лесам да буеракам, приветливо мигая тёплыми фарами, пока наконец, в отдаленье, сквозь пургу и снег не забрезжили тусклые огни уснувшего села.  Спустя ещё пару вёрст мы заехали на сельскую улицу с редкими фонарями, резными избёнками, да узкими тропами, кои разыгравшийся буран почти уже стёр со снежного холста.
«Встанем здесь и обождём пока утихнет буря», - сказал Ефим, - Вот это да, ты только посмотри! Какие искусные раньше зодчие были!». Прямо перед нами исполинским резным кораблём возвышалась старинная церква. Пятиглавый четверник с резными углами, скромная трапезная и место, где когда-то была колокольня, а ещё блестящие в фонарном свете новые купала: стало быть, храм возрождают.
Сидеть в машине стало невмоготу. Старый УАЗ едва спасал от холодного ветра, ноги в ботинках совсем закоченели, отчего мы вышли и стали разминаться, поглядывая, нет ли где поблизости веток и сучьев, дабы развести костёр и хоть немного согреться. Вдруг, в избе напротив,  открылась дверь, ударил свет и зазвучал приветливый голос: «Эй вы двое, чего танцевать на буране, заходите в избу, буду чаем вас отпаивать, у меня всё уже на столе!».
В избе, меж тем, оказалось уютно и тепло, пахло скрипучей половицей, русской печью и лесными травами, кои вперемешку с березовыми вениками, были развешаны у радушного хозяина по дальней стене.
Нашему спасителю было далеко за семьдесят, загорелое лицо, испещрённое морщинами, скрывала окладистая седая борода, а из-под таких же седых бровей озорно глядела пара больших и красивых глаз, кои за прожитые годы так и не утратили своей небесной синевы. «Сергей Кузьмич», - так представился наш хозяин. «А я давно вас заприметил, гляжу по тракту сквозь пургу движется пара фар, думал показалось, ведь какой безумец пу;стится в путь по такой пурге, немного подождал, а потом из снежной пелены вынырнул ваш УАЗ, и встал у моей избы». «Ну а гостям, в этом доме, известно, рады. Мы с котом Василием, давно живём одни. Дети пода;лись в город, навещают редко, а так, если путник завернёт, что-то новое узнаем, что творится на земле... Ну да Вы чего там замялись у порога, проходите за стол к окошку, чайник уже кипит, сейчас всё по чашкам разолью, а чай у меня знаете какой! Из мяты, трав и липы, всё чем богата Полозовская земля! Такой вам пивать не случилось, мигом изгонит холод, и сразу на душе станет у вас тепло».
Как оказалось, Сергей Кузьмич не шутил, с первым же глотком по всему телу пробежала какая-то волна, дошедшая прямо до сердца, а за ней, откуда не возьмись, стали расходиться ощущения покоя, безмятежья и тепла.
Долго говорили о погоде, о том, что творится в мире и про то, зачем мы пустились в дорогу в губернский город по такой пурге. А затем Сергей Кузьмич рассказал про себя: как он родился и вырос в Полозово, долго работал механизатором в колхозе, а потом стал жить своим хозяйством: держит кур, козу Дуняшу да кота Василия, и всё бы хорошо, да только всё время один, заедает тоска.  «А дети как же?» –спросили мы его. «А что дети, - грустно улыбнулся хозяин дома, - звали меня в город конечно, да куда я за ними поеду, здесь моя родина, здесь моя земля, каждую травинку и кустик с рожденья знаю. А в городе всё чужое, да и люди у нас добрее, смотрят только в последние годы всё больше в сторону градских огней, ну да Бог им судья».  Он уставился на старый чайник и грустно замолчал, точно обратившись в своих воспоминаньях куда-то назад, в далёкое прошлое, где казалось было лучше и светлей».
«А что это за церковь стоит у вас посреди села, расскажите о ней», - спросил Ефим, дабы сменить теченье разговора и показал куда-то в замёрзшее окно».
«Церковь у нас Святого князя Владимира, - оживился Сергей Кузьмич, - построили её ещё наши прадеды. И какая у неё история, какая судьба! Хотите расскажу!? Ну так слушайте», - сказал он, улыбнулся и посмотрел на древний храм сквозь морозные узоры покрывшие окно.
«А начну я, ребята, с самого начала. Вот говорят Полозово да Полозово, а откуда такое название пошло – загадка, канувшая в века. Кто говорит от первого жителя деревни – Ивана Полоза, хитрого да юркого мужичонки, коий провёл коварного барина и сбежал от него из Казанской губернии в Пермские чащи, на вольные хлеба. А мне когда-то тятя сказывал так, будто здесь на средней Каме в последний раз явился людям Великий Полоз, владыка подземных богатств Урала, а те холмы за нашим домом – след его могучего хвоста. Показал он здешним людям прииск, да те дурное сотворили, вот и всё золото под землю ушло.   
Сколько не копали эти холмы и мы, и деды наши и деды наших дедов– пустая порода, глина да земля и больше ничего. Тятя говорил, что будет так до той поры, покуда живут в человеке коварство да зависть, а как уйдут они из него снова в холмах найдут люди золото и заживём тогда мы счастливо да настанет лучшее время нашего села».
Сергей Кузьмич закашлялся, посидел немного выпил чаю и продолжил свой рассказ. «Так оно было или нет, Богу одному известно, а только как зародилось наше село, так посыпались на него напасти со всех сторон: то башкиры нападут, то удмурты, то остяки. А в 1774 году так вообще, пришли в эти земли орды пугачёвцев под началом атамана Носкова, да только и пращуры наши не лыком шиты, сохранили верность царице и разбили отряд, намного превосходивший себя.
Росла деревня наша строилось, на месте чащ да бурьянов во все четыре стороны раскинулись покосы да поля. В 1849 году срубили деревянную часовню, в 1851 году перестроили её в церкву да освятили в честь святого князя Владимира, так и обратилось Полозово в село. Да только дерево в наших землях материал не долговечный: зимой - бураны, летом - солнце, осенью - дожди. Подизносилась церковка к концу столетья, и в 1891 году заложили наши прадеды каменный храм.  Целых семь лет кипела работа, на тридцать три сажени взметнулась к небу колокольня и на 23 главный купол. Хорошо потрудились мастера, а когда работы были кончены все заезжие купцы дивились нашему храму, восхищались его красой.
В 1912 году внутренность храма расписали, и стало в нём как в эпоху князя Владимира Красно Солнышко, входишь в церковь, и не понятно где ты: на небе или ещё на земле.  А как чудесно там пели! Идёшь бывало на службу, мысли свои думаешь, а то и вовсе спишь душой, но это не на долго. Зайдёшь бывало, под полог храма и вокруг тебя на десятки голосов: поют, произносят, читают да шепчут святые слова. И тут всё мирское, всё суетное уходит, уступая место священной благости, сердце наполняет радость, за спиной обретаешь крылья и сам не замечаешь, как начинаешь вторить другим «Отче наш, Иже еси на небесех!».
Храм закрыли в 1926 году.  И чего в нём только не было при советах, то библиотека, то кинозал, то школьные мастерские. Люди приходили разные, а хозяина не было, здание стало разрушаться. В 1937 году снесли колокольню срыли храмовый погост, да не срыли память: даже в самые тёмные годы лихолетья место это почиталось у селян святым.
А потом всё вернулось на круги своя, храм вернули Православной церкви, стали служить по праздникам, и с 1995 года началось восстановленье.
Поначалу долго не знали, как и что делать: шутка ли ни у кого из селян не сохранилось фотографий, как Князе-Владимирский храм глядел изначально, какой была его колокольня и как сияли купола. Потом помаленьку сделали проект, срубили из досок временную звонницу, и впервые за много лет, село обрело свой голос, наполняя и чаруя святой благодатью души да сердца».
«Пока мы живы, - сказал Сергей Кузьмич, - будем заботиться об этом храме, будем возрождать его былую красу. И может быть, когда-нибудь, когда на месте временной звонницы поднимется постоянная каменная, и во все четыре стороны света польются переливы колокольного звона,  тем самым, мы искупим грех отцов, и вновь снизойдёт благословенье святого князя на наши места».
За окном меж тем ненастье не стихало, буря входила в самую силу, вздымая огромные снежные глыбы и неся их с полей да покосов на улицы старинного села. Через непроглядную серую пелену едва-едва виднелась громада сельского храма, и, несмотря на поздний час, в одном из его окон тлел огонёк!
«А ведь это не случайно» - подумал я, слушая рассказ Сергея Кузьмича. «Ведь это далёкое село живо своими людьми. И покуда в их сердцах горит такой же тёплый огонёк, будет жизнь на древней земле Великого Полоза, будет им благословенье от Святого князя Владимира, будут стоять избёнки с резными окошками, а по лету вновь побегут загорелые дети купаться на речку Сиву, как бы не манили их к себе большие города».
С того снежного вечера прошло много лет. Давно бы уже забылась эта история, но, отчего-то когда становится трудно я вспоминаю именно то промерзшее окошко Сергея Кузьмича, тёмную громаду сельского храма да тёплый огонёк в одном из храмовых окон и на душе от этого сразу становится светло.

Кощеев Д.А. 21.06.2022


Рецензии