точильненская тишина...

в Точильном – тишина…
своя, особая, деревенская, садовая, лесная…
природная…
звучания гармоничны, естественны,
сопричастны, соответственны тональным градациям зелёного тона,
который в сентябре переходит в оранжево-жёлтый,
линиям лесов-гор, ближайшего леса, луга, улицы,
прихотливому контуру русла реки;
вода в реке спала и уже никуда не спешит,
замедленное течение воды есть большая глубокая дума самой воды и отражающихся в ней прибрежных зарослей ольхи, тополей,
неба с замедленно плывущими облаками…

всю ночь скрипит коростель, словно гвозди из досок выдёргивает:
крэк, крэк, крэк;
то на лугу, то совсем близко, под самым окном:
крэк, крэк, крэк;
за несколько домов от нас, дальше по улице к самому Точильному,
живёт «музыкальный» пёс, любитель пения;
поёт ночью, поёт днём;
основа его пения – завывание, но завывание его – художественное;
какие рулады он выводит, какими мелизмами украшает он свои плачи!
и не поймёшь, то ли он жалится на свою жизнь,
то ли на общее состояние земли и человечества,
недоброжелательство и отчуждённость…

конец мая, начало июня;
чуть начинает светать, запевает соловушка;
сколько у него всяких коленец!
клекочет, свистит, щёлкает;
то стукоток пустит, то трели выдаст, то такой прозрачной мелодией одарит… помолчит – и пуще прежнего «на тысячи ладов…»
заливисто, от всей души и со всей старательностью где-то в саду, на яблонях;
пташка малая, серенькая, а всех перепевает;
а петухи – инкубаторские, «городские», ночью и не поют, а днём, если что и
исполнят,  так себе, вяло-скучно, без всякой задорности;
сколько-то лет назад часу в шестом утра
по улице проходило большое стадо коров –
большое для одной улицы, голов в сорок, сорок пять:
боталы-колокольчики-бубенчики,
мычание,
запах парного молока и навоза
и большое шумное дыхание-пыхтение –
огромный зверь, шерстистый и мохнатый, прошёл,
мягко протопал по улице;
теперь коров выпускают поздно, да их и немного, пальцев на руках хватит для того, чтобы их перечесть: Ахата корова, быки да тёлка, да Мельника с Замочки;
каждый год хозяева клянутся, что перестанут домашнюю животину держать, потому как всю жизнь в этом назьме и ни дня передыху, и надо хоть немного на белый свет взглянуть, но приходит сенокосная пора и жаль смотреть, как на лугах никнет-пропадает трава, и всё начинается сначала…
телёнок потерялся-заблудился, бредёт по улице, мычит во всю мочь,
тягостно ему одиночество, не с кем пободаться;
постоит, пожалится,
позовёт друга – никого,
 и дальше в путь - «позабыт-позаброшен»…

в ветреные дни у калитки раскачивается трёхствольная берёзка
и мерно, как часы, скрипит;
мыши-полёвки за стенкой скребутся;
по весне так они прямо в избушке шастали;
из избушки я их выжил
дёгтем, уксусом, нашатырным спиртом, полынью, мятой;
что-то помогло, а с внешней стороны им по- прежнему раздолье:
носятся, шуршат-шерохотят, попискивают…

шум реки, если очень тихо, если прислушаться, слышен – ровный, глухой…

ночью всякий шум явственнее:
что-то упало, покатилось, хлопнуло, прошелестело –
точно, домовушка порядок наводит;
и за каждым звуком – движение, жизнь…
а то коты на подловке сцепятся и пошли рвать друг друга в клочья,
все остатки сна напрочь разгонят…

дождь…
особая область звучания,
сонатно-симфонический цикл,
благозвучное звучание водяных капелей и струй:
аллегро в сонатной форме, анданте, скерцо, финал…
но можно и не выискивать ритмику и мелодию,
про всё забыть и ничего не знать,
слушать и слушать –
завораживает…
ночь, чёрная ночь без просвета, шум-шелест, беспрерывный и монотонный,
но в кажущейся монотонности – ритмическое многообразие
и по сути нескончаемая разработка заявленной в начале дождя темы…
что же я не музыкант! музыка дождя неисчерпаема!


звучание утра:
солнце над горой, голубое-звонкое, капельки росы – бубенчики, ритмы трав, рифмы опадающих лепестков отцветающих яблонь…

с мая по июнь кукушка кукует; и песней её кукованье не назовёшь,
а так по сердцу – весна-лето, и труды,  хоть и тяжелы, а в радость…
кто-то пилит дрова, бензопила трещит-зудит, Галина-огородница газонокосилкой обкашивает траву вдоль своего участка; трактор проехал,
Ахат на УАЗике в лес собрался;
две городские тёти по улице прошли, громко обсуждая последние городские новости; ребятишки на велосипедах раскатывают, и в восторге и радости кричат и восклицают, громко хохочут…
а над всем этим высокое небо, в котором появляются легкие пушистые облака-комочки  и там – тишина…

в нашем пруду водилось много лягушек и по весне они нам устраивали великолепные концерты, но лягушек поели ужи, а от ужей слышишь один лишь шип…

на лугу, где был покос бабушки Нюры, зацветёт таволга, душица, зверобой,
застрекочут кузнечики, настоенным жаром повеет от луга;
скорее в реку, окунуться, лежать в воде и плыть-слушать…

растопить летнюю печку,
из трубы вверх синеватый дым, а в печке треск и шумление, а в саду…
а в саду, на лугу, в лесу и по-над лесом, в небе – умиротворение, успокоение,
и слышно, словно река, разливается раздумчивость,
то есть мысли не о чём-то конкретном,
а о простом и возвышенном – в тихости и бессловесности…
звучаний по-прежнему много, но они – в туманной дымке, и всё глуше и глуше их явственность…
в печке доспевают угли, бьётся,  пылает в них жар, в вечернем небе рождаются первые звёздочки, а меня объемлет и утишает, и укрывает теплом…
всю ночь скрипит коростель,
а чуть рассветёт, запевает соловушка…

*на фото - работа автора